Йэнна Кристиана - Дороги. Часть вторая.
Белла замолчала, видимо, вспомнив о старшем своем сыне, Эльме. И Арнису сейчас грозит смертельная опасность. Ильгет сказала.
– Я бы хотела еще детей... сына бы хотела. Хотя, конечно, здорово и то, что эти двое родились. Я ведь думала – все уже. И вот иной раз посмотришь, а какой смысл в жизни, если детей не останется.
– Да нет, Иль, почему же? Есть и другой смысл, это не главное. Живут же люди и без детей, всякое бывает, – возразила Белла. Арли тем временем схватила верхушку построенной башни и начала ею размахивать, Лайна подняла крик.
– Тихо! – сорвалась с места Ильгет, – ну-ка успокойтесь! Давайте разберемся. Арли, ты зачем это взяла? Ты видишь, Лайна какой красивый домик построила? А ты ломаешь, – Ильгет отобрала кубик у девочки, которая уже скуксилась, готовясь зареветь, – ну-ка, пойдем лучше другой домик построим, хочешь?
Белла включила тихую музыку. Все бы хорошо, все чудесно... если бы не саднило все время под сердцем – что с Арнисом? Похоже, Иль переживает точно так же. Бедная девочка. Мы хоть с Руфом прожили вместе долго, детей спокойно вырастили.
Ильгет вновь уселась рядом с ней.
– Иль, почитай мне еще раз письмо Арниса...
– Сейчас, – Ильгет вызвала на стенном экране домашний каталог, выбрала пришедшее позавчера письмо. Шло оно неделю (через подпространственные маяки), за это время могло многое измениться... Но все равно.
– Тебе разве он не написал? – спросила Ильгет. Белла кивнула.
– Написал, конечно. Но мне так понравилось, как он тебе пишет... Почему нет рейтинга в эпистолярном жанре?
На экране возникли строчки – вроде бы, набранные, но такое ощущение, что их выводила рука Арниса, словно от них пахнет его теплом.
"Милая, милая Иль...
Здесь у нас весна. Стаял снег – а в Лервене он лежит всю зиму сугробами, как на Алорке. Я все вспоминаю, как мы с тобой гуляли прошлой зимой, когда снег подтаял, и как солнце светило и отражалось в сосульках. И Арли грызла сосульку. Здесь не так красиво, и кажется, что света меньше. Но это только кажется, конечно. Да и пасмурно последние дни. Странно думать, что скоро Рождество, какое же Рождество, когда природа просыпается, уже почки набухли, и такой особый весенний запах. Помнишь – «здесь пахнет дождем и дымом, здесь небо слилось с землею, здесь черны деревья и серы дома за моей спиною»...
Меня понесло. Лирика какая-то. Обычно принято в письмах сообщать о своих делах. А я даже не знаю, что сообщить. Скучновато. Мы все сейчас разделены, мне декурия досталась десантная, смешные ребята. Один цергинец, Син, всех научил делать свистульки из тростника, здесь у нас речка и тростник. Теперь свист стоит – кошмар сплошной. Правда, Эйри и Ант уже научились что-то вроде мелодии высвистывать на два голоса. А так делать особенно нечего. Ноки тут себя чувствует как дома, купается с удовольствием. Недавно дэггеров гоняла – очень нас выручила. Но вообще-то дэггеров мало. Все больше с людьми приходится, сильно они здесь убежденные. Беда в том, что воздействие-то очень уж давнее, лет тридцать, как у них эти общины и вся эта цхарновская идеология. Впрочем, ты знаешь...
Ландзо, бедняга, переживает сильно. Хотя я давно его не видел. Да и никого почти из наших не вижу.
Солнце мое, Ильгет..."
«А ты помолись».
«Не могу».
Голос Дэцина стоял в ушах до сих пор, и теперь фраза эта казалась издевательской. Арнис смотрел в голубое, эмалево блестящее анзорийское небо. Там, за небом ничего нет. Чернота и вакуум. Когда-то ему в голову пришло – в детстве, лет в восемь: что, если ТАМ нет ничего? Что, если люди всего лишь придумали Бога? Может ли быть что-то страшнее, чем вечное ничто?
Он не верил в ничто. Но иногда это накатывало снова. Как и сейчас. Как, наверное, легко было придумать Бога, глядя вот в такое небо – невообразимо прекрасное, вечное. По краю сознания скользили аргументы против такой версии, давно известные, но сознание заполнила смертная тень.
Сагонская атака? Арнис мысленно напрягся. Да нет... здесь, на Анзоре еще никто не жаловался на атаки сагона. Все гораздо хуже.
Хотя раньше он и представить не мог, что может быть хуже. Его снова затошнило.
Да ведь я же убийца. Я убивал на Визаре, и не так, как сейчас – ножом убивал, добивал раненых, глотки резал. И ничего не шевельнулось внутри, ничего – так велика была ярость... будто год, проведенный с ними рядом, сделал меня своим, будто я стал с ними наравне.
А здесь...
Как хорошо, что Иль здесь нет. Как стыдно было бы сейчас смотреть ей в глаза. Как страшно... Нет, она бы не осудила. Она и сама мучилась бы сейчас точно так же. И все равно – лучше уж никого не видеть. Арнис сел, сорвал прошлогоднюю сухую травинку. Темная вода медленно текла под ногами.
Избавитель, называется, пришел. От сагонского ига. Благодетель.
И это ведь мне тоже не впервой – видеть глаза людей, горящие ненавистью. Многие ненавидят нас. Позже они поймут... или так и не поймут никогда. Особенно это меня не волновало, не все ли равно, как люди относятся к тебе, главное – долг.
Только здесь – не отдельные люди. Здесь народ, весь народ, горящий ненавистью к нам... захватчикам... они понятия не имеют о сагоне, Цхарн – их невидимый Вождь и Учитель, и они готовы умирать за свои идеи. И мы... вынуждены пользоваться этой готовностью. Цинично. Арнис сплюнул травинку, со злостью двинул кулаком по земле. Мы пришли, чтобы убивать их, уничтожать то, что они сами – пусть под влиянием сагона – построили за 30 лет. Пусть это была плохая жизнь, тяжелая, ужасная – но это был их выбор, их жизнь...
Но мы не можем допустить, чтобы Анзора стала базой сагонов.
Понятно – не можем. Выход на Квирин слишком близок. Визар еще куда ни шло, но Анзора – уж слишком опасно. Пространственно она очень далеко, 14 парсек, но вот подпространство... очень уж выгодная точка.
Сагоны не торопятся. Цхарн готовил захват планеты около 40 лет, еще немного – и будет поздно, нам уже не справиться... Да и население погибнет тогда полностью.
Все правильно, подумал Арнис. Ты прав, Дэцин. Ты всегда прав. Вот и я все себе объяснил. Все объяснил...
Ах, какой я молодец...
Господи, Арнис, что с тобой? – спросила бы Иль встревоженно.
Да вот то самое. Кажется, я полюбил своих врагов. Я люблю их, я им сочувствую, я не хочу их убивать. Они убеждены в своих идеях, их ведет вера... и любовь... пусть это любовь к Цхарну, но это же их выбор!
Но Арнис, ведь мы всегда были в таких условиях. Нам всегда приходилось переламывать волю людей, которую направлял сагон. Это наша работа. Она и заключается в том, чтобы изменить их жизнь. А если они никак не хотят ее менять – вести войну.
Точнее, избиение младенцев, Иль. Они бессильны перед нами. У нас потерь почти нет. Но они кидаются снова и снова... Они любят свою Родину. Все равно, какая бы она ни была. Они будут защищать ее до последнего.
Ты встаешь на их точку зрения. Но вспомни – их Родина давно захвачена сагоном, еще несколько лет – и она окончательно превратится в базу, тогда им всем придется очень плохо. Ну что ты, Арнис!
Я просто не хочу их убивать.
Тогда сагоны очень скоро начнут убивать нас.
Иль, я все понимаю. Все абсолютно. Ты права. И Дэцин прав. И Ландзо... знаешь, меня так поразило это. В последний раз, когда мы были на совещании, Ландзо был так спокоен. Шутил, улыбался. Я думал, он сходит с ума. Как можно не сходить с ума, стреляя в своих? Неужели у него нет сердца?
Нет, Арнис, просто я думаю, он лучше нас понимает все, что здесь происходит.
Иль, наверное, все это правильно. Конечно, правильно.
Это дикая, безумная война. Такого еще не было. На Ярне на нашей стороне сразу оказалась чуть ли не треть населения. А после пропагандистских акций остались только особо упертые. Да на всех планетах люди легко начинают понимать, что находятся под влиянием сагонов, и что мы их освободили. А здесь... Здесь идеология сагона вошла в их плоть и кровь. Еще хуже, чем в Бешиоре – там псевдохристианская ересь, разделение на касты, и по крайней мере, не все в восторге от такой жизни. Здесь же народ един, как монолит. Все воспитаны в общинах. Все обожают Цхарна. Это их вера – их все. Им ничего объяснить невозможно. Мы можем только убивать их. Но ведь они не виноваты!
Но Арнис, ведь так было всегда! И мы знали, что так будет.
Я все знаю, Иль, все понимаю. Я только помню вот это – и никогда не забуду. Их выводили по одному во двор. Я сам так приказал. Правда, мне приказал Дэцин, и мне некуда было деваться. Я еще спросил его (хватило цинизма): «Как это скажется на психологическом факторе? Как мы будем объяснять лервенцам?» И он ответил: «Никак. Мы уже по уши в крови. Хуже некуда. Давай работай».
Их было триста восемьдесят человек. Остальных защитников Этрага перебили в бою. Тяжелораненых перевезли в местную больницу. Нас – всего восемнадцать. Просто выпустить пленных? Среди них много офицеров, много служителей Цхарна, они поднимут население, да и нас перестреляют. Нам тогда не удержать город. Охранять их долго мы не можем, в Этраге и так не осталось никого из ДС, только трое армейцев. Я знаю, что другого выхода не было.
