Василий Головачев - Реквием машине времени
– Я многое увидел и узнал, – сказал он в качестве пролога к совещанию, – но не понял почти ничего. Поэтому прошу всех изъясняться предельно просто, чтобы я потом мог повторять ваши доводы правительству. Думаю, главной в ближайшие дни станет проблема – как остановить рост Башни, потому что через десять-двенадцать расширений, пульсаций, как вы называете, Башня вторгнется на окраины райцентра Жуковка с населением в сорок тысяч человек! Кроме того, будет сметено с лица земли несколько поселков и деревень, леспромхоз и много мелких объектов и предприятий. Вы задумывались над этим?
– Задумывались, – сказал Богаев. – И уже обращались к властям района и области с докладом о сложившейся ситуации. Пока что самое реальное на сегодняшний день – эвакуация населения близлежащих деревень, в том числе и райцентра.
– Легче сказать, чем сделать, – подал голос представитель Жуковского райисполкома. – Район и так уже потерпел миллионные убытки.
– А вы можете предложить иной выход?
– Конечно, могу. Разбомбить эту Башню ко всем чертям! Дешево и сердито! И нам спокойней, и людям не придется покидать обжитые места, и ученым останется что изучать.
Поднялся шум. Комната «штаба» с трудом вместила всех начальников исследовательских групп и лабораторий, большинство присутствующих располагались стоя, сидели всего десять-двенадцать человек.
– Тише, товарищи! – председательствующий, сухопарый Гришин, постучал по столу карандашом. – Прошу высказываться по очереди.
– К чему лукавить? – наклонился к уху Ивашуры Одинцов, кивая на представителя райисполкома. – В его предложении не только желание жить спокойно, но и доля истины. Уничтожение Башни – самый простой и дешевый способ избавления всех нас, да и десятков тысяч других людей от тревог и забот. К сожалению, этот способ не гарантирует успеха.
– И другое, – добавил Ивашура, – тут вступают в силу принципы морали и этики, обойти или нарушить которые мы не вправе. Но я согласен с вами: вопрос уничтожения или разрушения Башни еще встанет перед нами в полный рост, если она не остановит расширение.
– Предлагаю не обсуждать сегодня организационные вопросы, – сказал Богаев, – что делать руководству района, что нам и как остановить рост Башни. Об этом пусть думают соответствующие органы. Наше дело – изучение феномена, взаимодействие отрядов и их снабжение необходимым оборудованием и техникой. Дискутировать некогда, пусть начальники отрядов доложат свои мнения о тех объектах, которые они исследуют.
Он сел. Все смотрели на Старостина, но тот молчал. Ивашура дал кому-то знак, встал бородатый, крупноголовый, похожий на писателя Юлиана Семенова начальник группы физиков-ядерщиков из ОИЯИ.
– Наша группа изучает все электрофизические феномены, в частности – «мертвые выбросы», – начал он густым протодьяконовским басом. – Внешне это выглядит довольно безобидно: черная струя, похожая на струю дыма, длиной от двухсот метров до одного километра. Но все предметы, попадающие в эту струю, сохраняя форму, «вырождаются» в полиметаллические болванки! Цепочка ядерных превращений происходит почти мгновенно и абсолютно бесшумно, без видимых вторичных эффектов! Значение этого открытия трудно переоценить. Ведь перед нами технология будущего, причем очень далекого будущего: синтез любых тяжелых элементов из любых простых – водорода, кислорода, углерода, кремния!
– Пока что «мертвые выбросы» – стихийное бедствие похлеще утечки радиоактивных веществ, типа чернобыльской, – подал реплику кто-то из стоящих у двери.
– Утечка радиоактивных веществ из реактора – не стихийное бедствие, – возразил чернобородый физик. – А «мертвые выбросы» в действительности гораздо менее опасны, чем утечки. Пользуясь случаем, прошу выделить дополнительные средства нашей группе, а именно…
Аудитория зашумела, послышался смех, восклицания, одобрительные и негодующие реплики, ворчливые замечания ученых старшего поколения.
– Но вы не объяснили, что такое эти ваши «выбросы», – сказал Старостин, переждав шум.
– А я не знаю, – ответил физик под дружный смех собравшихся. – Может быть, это праматерия, легендарный апейрон древних греков, первооснова всего сущего, а может, облако кварковой субстанции с дефицитом глюонов… – физик осекся. – Извините, проще объяснить гипотезу, пожалуй, не смогу.
Одинцов снова придвинулся к Ивашуре.
– Кто этот бородатый? Личность вроде знакома…
– Доктор физико-математических наук Меньшов. Ваше ведомство должно опекать таких крупных специалистов.
– Наше – нет, за других не ответчик. Просто почитываем научно-популярную литературу для общего развития. По-моему, я читал статьи этого Меньшова в физических журналах и в журнале «Природа», там даются портреты авторов.
Сквозь толпу пробрался к Ивашуре лейтенант Куща, нагнулся к уху:
– У Башни полчаса назад потерпел аварию вертолет авиаконтроля.
– Пострадавшие?
– Неизвестно. Экипаж вертолета – четыре человека: пилот и трое исследователей. На вызовы не отвечают.
– Где это?
– Северо-восток, со стороны Спасова, примерно в километре от Башни. Их локаторщики вели, я узнавал, они же и сообщили.
Ивашура оглянулся на Богаева, сделал знак продолжать и выбрался из комнаты. Одинцов последовал за ним.
– Что будем делать? – Он слышал разговор.
– Тревогу, во всяком случае, поднимать рано. Вот что, Толя, – обратился Ивашура к лейтенанту. – Дай предупреждение по линии и пошли в точку падения ближайший наряд, предупреди «Скорую». А мы подскочим по воздуху.
Лейтенант козырнул и скрылся в домике военного поста связи.
Возле штаба стояли два вездехода и вертолет, приданный штабу в оперативное пользование. Ивашура направился к нему, на ходу вытягивая антенну из плоской коробки рации.
– Диспетчера мне, – бросил он в решетчатое окошечко микрофона.
– Максимов слушает, – отозвался тенорком динамик «Тюльпана».
– Коля, срочно разыщи Гаспаряна и Рузаева и пришли их к штабу.
– Михаил только что направился к вам, а Сурен пошел в вычислительный. Если нужно, я туда позвоню.
– Не надо, долго ждать. Отбой.
Ивашура щелкнул выключателем, задержал шаг.
– Вы пока садитесь в кабину, я сейчас.
Он забежал в один из домиков экспедиции, на дверце которого был намалеван красный крест в белом круге, и вернулся с миловидной девушкой, врачом отряда, накидывающей на ходу пальто на белый халат. Ивашура держал в руке медицинский саквояж.
Из-за деревьев показался Рузаев. Заметив подзывающие знаки Ивашуры, он рысцой направился к ним.
– Заводи, – кивнул Ивашура пилоту и пропустил врача вперед.
Рузаев, не задавая вопросов, поднялся следом. Одинцов подвинулся, пропуская их в тесную кабину.
Пилот запустил двигатель, и через несколько минут они взлетели. Ушла вниз поляна с домиками экспедиции, машинами и радиостанцией. Горизонт раздвинулся, распахнулась палево-серая даль зимнего леса, у отодвинувшейся Башни стала заметна окружавшая ее черно-бурая полоса оттаявшего грунта.
Ивашура снова включил «Тюльпан», перещелкнул диапазоны.
– Связь-два, лейтенант у вас?
– Я здесь, Игорь Васильевич.
– Молчат?
– Наряд только что пошел, пока никаких сведений.
– Я имею в виду вертолет.
– Молчат.
Ивашура наклонился к пилоту.
– Давай вокруг Башни, на румбе северо-востока снизишься, будем искать.
Пилот шевельнул каменными скулами:
– Найдем, – и снова застыл, положив сильные руки на полукольцо штурвала.
В километре от Башни, закрывшей половину небосвода колоссальной геометрически правильной горой, вертолет стало болтать в воздухе.
– Восходящие потоки, – пояснил пилот бесстрастно.
Ивашура не ответил, водя биноклем по курсу вертолета. Остальные тоже взялись за бинокли, даже врач. Смотреть было неудобно, сильно мешала болтанка, но терпели, вглядываясь до слез в бурое месиво внизу. С четверть часа длилось молчание, лишь Ивашура однажды запросил по рации лейтенанта. Наряд солдат застрял где-то у непроходимой топи и сообщить ничего нового не мог.
– Топь, – пробормотал Одинцов. – Вертолет не мог затонуть в трясине?
Ивашура подумал о том же, но промолчал, продолжая осматривать местность под вертолетом. За него ответил Рузаев:
– Болото оттаяло только сверху, максимум на полметра-метр, так что провалиться глубже они не могли.
– Вижу! – воскликнула вдруг врач и вытянула руку вперед. – Смотрите, вот он!
Пилот тоже увидел упавший вертолет и направил машину к Башне, потому что вертолет авиаконтроля лежал на полкилометра ближе, чем говорил лейтенант.
– Оранжевый? – удивился Одинцов.
– Чтобы виден был издалека, – пояснил Рузаев.
Башня приблизилась, угрюмая, голубовато-серая, в узорах черных пятен и ниш. Казалось, она кренится в их сторону и сейчас упадет, чудовищное творение неизвестных сил, нечто небывалое по земным масштабам и человеческим меркам и поэтому противоестественное и таинственно-зловещее.
