Георгий Мартынов - Сестра Земли
— Зайцев и Князев вышли из корабля наружу, — сообщил вошедший в рубку управления Коржёвский.
— Что-нибудь случилось?
— Кажется, да. У Константина Васильевича был очень встревоженный вид.
Мельников не на шутку забеспокоился. Повреждение двигателей — это было самое страшное, что могло случиться со звездолётом.
Один за другим все члены экипажа, кроме Топоркова, Зайцева и Князева, собрались на пульте. Андреев доложил, что вездеход готов и стоит у выходной камеры.
— Который из них вы взяли?
— Средний, пятиместный.
— Правильно. Машина Константина Евгеньевича может оказаться повреждённой.
Все глаза неотступно следили за показаниями электробарометра. Против обыкновения, стрелка долго не опускалась к нулю.
Становилось очевидным, что прошедшая гроза была не такой, как всегда.
Прошло минут десять, и в рубке появились Зайцев и Князев.
— Двенадцать двигателей выведены из строя, — как-то необычайно сухо доложил Мельникову старший инженер корабля. — Три из них можно отремонтировать. Девять не будут работать.
— Отчего это произошло? — на мгновение растерявшись, спросил Мельников.
— Кормовые помещения сильно пострадали. Похоже, что туда ударило несколько сильнейших молний. Там ведь сплошной металл, — как бы в пояснение добавил Зайцев.
— Значит ли это, что мы обречены остаться на Венере? — медленно произнося слова, спросил Мельников.
Все с трепетом ждали ответа.
— Улететь с Венеры мы сможем, — ответил Константин Васильевич. — Вопрос в том, каковы будут ускорение и конечная скорость.
Засветился экран, и появившийся на нём Топорков сообщил, что Белопольский не отвечает на вызовы.
— Ионизация?
— Совершенно прекратилась три минуты тому назад.
Мельников повернулся к Андрееву.
— Отправляйтесь, Степан Аркадьевич! В сопровождении Второва и Князева, врач звездолёта поспешно вышел.
— Итак, — сказал Мельников, — у нас семь двигателей вместо шестнадцати.
— Да, только семь.
— И вы утверждаете, что корабль сможет оторваться от Венеры?
— Сможет. Но дело…
— Знаю, — перебил Мельников. — Об этом вы уже говорили. — Он на минуту задумался. — Прошу вас и Арсена Георгиевича немедленно заняться расчётами. Каковы будут ускорение и конечная скорость, сколько времени понадобится кораблю для перелёта на Землю, когда мы должны вылететь? Всё это я должен знать как можно скорее…
* * *Александр Князев на полной скорости вёл вездеход прямо к порогам. Все трое знали, что Белопольский и Баландин проникли в лес где-то рядом со штабелями брёвен. Молодой механик был уверен, что легко найдёт просеку, но его тревожила мысль, — будет ли она достаточно широкой для их машины, значительно большей, чем первая. На Земле этот вопрос не беспокоил бы его. Как мощный танк, вездеход мог продираться через любой лес, но на Венере, с её гигантскими деревьями, это могло не удаться.
Достигнув ближайшего штабеля, Князев, ни на секунду не задерживаясь, повернул к лесу.
Никто из них не обратил никакого внимания на загадочные груды брёвен, на реку с бесчисленными деревьями, запрудившими её у не менее загадочных порогов. Всё это, так сильно интересовавшее их раньше, сейчас как бы перестало существовать. Все их мысли были направлены к тому, чтобы как можно скорее найти товарищей и убедиться, что они живы и не пострадали от страшного грозового фронта.
Андреев то и дело посматривал на свою сумку, соображая, всё ли взято, что могло понадобиться в том или ином случае.
Многое могло случиться. Корпус машины мог быть повреждён, а её пассажиры отравлены формальдегидом и углекислым газом. Могла ударить молния и вызвать ожоги. Вездеход мог опрокинуться, а Белопольский и Баландин — получить при этом ушибы и даже переломы. Да мало ли что могло произойти в незнакомом лесу чужой планеты!
Второв держал непрерывную связь со звездолётом. Белопольский всё ещё не отвечал на вызовы, и, по мнению Топоркова, рация вездехода вышла из строя.
— Я начинаю опасаться, что они забыли убрать антенну, когда началась гроза, — сказал Игорь Дмитриевич, — и в неё ударила молния.
«Если это действительно так, — подумал Андреев, — наша помощь уже бесполезна».
Просека была обнаружена сразу, как только вездеход подошёл к лесу. Не колеблясь Князев смело направил в неё машину. Ширина дороги была более чем достаточна, но из осторожности он снизил скорость до десяти километров в час.
На берегу, поросшем густой травой, они не заметили никаких следов. Это было не удивительно, — их уничтожил ливень. Но и в лесу их не было.
Просека уходила вдаль почти прямой линией. Лучи прожектора освещали её далеко вперёд. На тёмно-коричневой земле, совершенно лишённой травы, не было ни малейшей влаги, что показалось им очень странным, так как ливень окончился совсем недавно. Почва была сухой.
Оглядываясь назад, они видели, что гусеницы их машины оставляют за собой глубокий след. Почему же не видно следов первой машины?
— Уж не ошиблись ли мы? — сказал Андреев. — Может быть поехали другой дорогой?
— Константин Евгеньевич сообщал, что просека начинается прямо напротив штабеля, — ответил Князев. — Трудно предположить, что здесь две дороги, почти рядом.
— Так почему же нет следов?
— Они смыты ливнем.
Степан Аркадьевич с сомнением покачал головой. Ему помнилось, что Белопольский говорил о просеке, что она узка и извилиста. А эта была широкой и прямой. Что же делать? Вернуться поскорей назад и искать другую дорогу? А если потеря времени окажется роковой? Если следы действительно смыты, а вода полностью впиталась в землю? Кто мог знать, какими свойствами обладает земля Венеры? Белопольский мог ошибиться, описывая в коротких словах найденную ими просеку; да к тому же Степан Аркадьевич не был вполне уверен, что он говорил именно так.
Андреев попросил Топоркова вызвать к микрофону Мельникова, чтобы посоветоваться с ним. Борис Николаевич только что вышел из рубки; и за то время, пока он вернулся в неё, вездеход успел пройти порядочное расстояние.
— Вы уверены, что дорога идёт к озеру? — спросил Мельников, выслушав сомнения Андреева.
— По-видимому это так. Мы видели брёвна.
На дороге попадались стволы деревьев, очищенные от веток, совсем такие же, как в штабеле на берегу. Они лежали по краю просеки на примерно равном расстоянии друг от друга, очевидно положенные не случайно.
— Как далеко вы проникли в лес?
— Около пятисот метров.
— В таком случае нет смысла возвращаться назад. Если на берегу озера вы не увидите вездехода, тогда ищите другую просеку.
— Хорошо, Борис Николаевич.
Возрастающая тревога заставила Князева увеличить скорость. Дорога была удивительно ровной, точно аллея в парке где-нибудь на Земле. За всё время они встретили только два некрутых поворота.
Величественная картина первобытного леса — гигантские деревья, стволы которых, похожие на исполинские колонны, поднимались высоко вверх; непроницаемый купол ветвей и листьев, плотные заросли кустарника переплетённого странно белой травой, — всё это прошло как-то мимо их сознания. Даже Второв ни разу не взялся за свой киноаппарат, который, кстати сказать, он захватил с собой совершенно машинально и о котором сейчас совершенно забыл.
Напряжённо вглядываясь вперёд, они старались найти хоть какой-нибудь намёк на след, хоть что-нибудь, что указало бы — вот здесь проходил вездеход, — но ничего не находили.
Постепенно у всех троих крепла уверенность, что они ошиблись, избрали ложный путь. Если бы не совет Мельникова, который они считали приказом, вездеход, возможно, повернул бы назад…
* * *Если бы кто-нибудь из экипажа «СССР-КС 3» во время грозы оказался над лесом, он мог бы наблюдать странную и, с земной точки зрения, совершенно необъяснимую картину.
Но никто не видел её, и очередная тайна Венеры осталась неизвестной.
При первом взгляде сверху могло создаться впечатление, что лес на сестре Земли ничем не отличается от земного леса, если, конечно, не учитывать его цвета и исполинской высоты. Но внимательный наблюдатель вскоре заметил бы существенные особенности.
Прежде всего бросилось бы в глаза, что все деревья леса совершенно одинаковы и решительно ничем не отличаются друг от друга, чего никогда не бывает на Земле. Потом он заметил бы, что вершины деревьев находятся на одной и той же высоте, словно их намеренно подрезали ножницы великана-садовника. Вглядываясь ещё пристальнее, наблюдатель заметил бы, что ветви и листья на них становятся гуще и увеличиваются в размерах не сверху вниз, как у земных деревьев, а наоборот — снизу вверх. Листья обратили бы на себя его особое внимание. Он мог бы отметить их длину, достигавшую нескольких метров, и странную форму — каждый лист был свёрнут в трубку. Сильный ветер почти не влиял на них, они едва шевелились при самых свирепых его порывах. Доискиваясь причины этого непонятного явления, наблюдатель, если бы имел возможность приблизиться вплотную, увидел бы, что листья растут не так, как на Земле. Каждый из них прикреплялся к ветке не одним стеблем, а двумя, находящимися на противоположных концах, что давало им большую устойчивость. Его поразила бы толщина стеблей и самого листа, достигавшая нескольких сантиметров.
