Брайан Герберт - Дюна: орден сестер
Наконец врач, вся – компетентность и деловитость, вошла в Тронный зал. Она церемонно поклонилась трону, выпрямилась и четко и профессионально сообщила результаты:
– Мы провели проверку, сир, сопоставив новые образцы с ДНК, взятыми с исторических артефактов времен джихада. Этот человек действительно тот, кем назвался, – Вориан Атрейдес.
Император кивнул, хотя новость его не обрадовала. Возвращение героя могло породить нестабильность в дни, когда империя не могла себе этого позволить. Сальвадору и его брату нужно было решить, что делать.
После того как весть о возвращении Вори распространилась, жители Зимии внезапно затеяли празднество – так распрямляются после дождя поникшие цветы. Величайший герой джихада! Легендарный Примера, больше двух жизней сражавшийся с мыслящими машинами, с самого начала конфликта до кровавой развязки! Сама эта мысль расжигала воображение, будоражила народ, отрывала от тревожной повседневной жизни. Атрейдес словно вышел из тома по истории, волшебным образом вернулся к жизни.
Размахивая флагами, возобновив пышные празднества времен сразу после джихада, батлерианцы маршировали и пели в память о трех мучениках: Серене Батлер, ее младенце-сыне Манионе и Великом Патриархе Иблисе Джинджо.
В разгар этих празднеств император Сальвадор встречал Вори улыбками и приветствовал, как товарища после долгой разлуки. Когда толпа собралась на площади перед дворцом, император принимал аплодисменты, будто они отчасти предназначались и ему. Вори участвовал в этом спектакле, как человек проходит неприятную медицинскую процедуру.
Люди обращались с ним как со спасителем, просили прикоснуться к их детям, благословить любимых. Батлерианцы приняли его как своего, хотя он их не поощрял. Их движение казалось куда более радикальным, чем крестовый поход Райны Батлер против всех форм машин и технологии в мрачные дни джихада. Приверженцы Райны причинили огромный ущерб, особенно на Парментьере, где внучка Вори Ракелла лечила зараженных чумой Омниуса и сторонники Райны набросились на нее.
Батлерианцы его тревожили.
Прошло немало десятилетий с тех пор, как Вори в последний раз бывал в столице, и теперь, глядя по сторонам, он видел повсюду признаки упадка: техника не развивалась, а отступала. Об этом говорили мелочи – транспорт, инструменты, даже освещение и звуковые системы парада в его честь; все казалось чуть более примитивным. Но он вежливо смотрел, как многоцветный парад движется мимо императорской трибуны.
Улыбающийся император сидел рядом с ним, а брат императора Родерик держался в тени, руководя событием. Толпа на площади все росла, крики и приветственные возгласы оглушали. Люди выкрикивали имя Вори, требовали, чтобы он произнес речь. Император поднял руку и попытался призвать к порядку, но успеха не достиг. Однако, когда встал Вори, толпа мигом замолчала – с такой стремительностью устремляется в открытый люк корабля воздух.
– Благодарю вас за этот замечательный прием. Прошло много времени. Я сражался в джихаде Сирены Батлер и теперь вижу, что дала моя победа: свободную империю, живую цивилизацию, которой больше не мешает угроза мыслящих машин. – Он с ложной скромностью улыбнулся. – И я тронут, что вы не забыли меня.
В наступившей тишине кто-то прокричал:
– Ты пришел сесть на трон? Ты здесь, чтобы вести нас?
Кто-то другой крикнул:
– Ты наш следующий император?
И голоса слились в громовой гул. Толпа орала его имя:
– Вориан! Вориан!
Вори удивленно рассмеялся и отмахнулся от вопросов:
– Нет-нет… я пришел, чтобы защитить жителей Кеплера, и только. Императорский трон принадлежит Коррино.
Он повернулся к Сальвадору и почтительно поклонился. Толпа вновь разразилась рукоплесканиями. Тем не менее он слышал, что продолжают выкрикивать его имя, а не Сальвадора.
И видел, что императору это не нравится.
Суеверные страхи говорят о незрелости, это проявление невежества и легковерия. Однако иногда такие страхи обоснованны.
Записи медицинской школы Сукк. Анализ душевных стрессов человека– Я учил тебя выходить мыслью за твои пределы, – сказала мыслящая сфера Эразма. – Теперь, подобно лучшим мыслящим машинам, ты способен видеть будущие последствия, строить планы и давать оценки. Семьдесят лет назад под моим руководством ты создал эту школу. Мы научили многих людей организовывать мысли, как это делают компьютеры. Мы усовершенствовали людей, сделали их менее изменчивыми и более стабильными.
Гилберт сказал:
– Я тоже доволен семьюдесятью годами нашего успеха, начавшимися через десятилетие после падения Синхронизированной Империи.
– Но мы не должны отказываться от утопии.
В механическом голосе Эразма звучал упрек.
Утопия. Гилберт глубоко вздохнул и не сказал, о чем думает: он больше не считал, как в молодости, что утопия мыслящих машин – идеальное состояние общества, лучше всего, что могут создать люди. Это – одно из постоянно повторяемых утверждений Эразма – так глубоко отпечаталось в душе Гилберта, что он не сомневался ни в едином слове независимого робота.
В годы после окончания джихада и битвы при Коррине Гилберт проводил собственные исследования, скрывая их от независимого робота. Живя среди освобожденных людей, наблюдая за ростом империи, Гилберт изучал те аспекты общества, какие Эразм никогда ему не показывал. На Коррине робот проводил множество насильственных экспериментов над пленными и делал выводы из этих данных самих по себе, но, прочитав отчеты старой Лиги благородных, Гилберт увидел вещи в другом свете и понял, какую храбрость показали люди во время джихада Серены Батлер, когда рисковали будущим всей расы, чтобы сбросить ярмо мыслящих машин.
Эти неотретушированные истории свидетельствовали не совсем о том, что утверждал Эразм, и Гилберт начал выстраивать более равновесную картину мира. Его очень тревожила мысль, что мнение его великого учителя может быть не вполне верным и объективным.
Но сказать об этом Эразму он не мог.
В его мысли ворвался голос робота:
– В таком состоянии я беспомощен и уязвим, Гилберт, и меня это заботит все больше. Неужели ты так долго не можешь найти мне другое тело? Хотя бы дай одного из недействующих боевых меков. Мы с тобой сумеем найти способ вернуть мне полную функциональность. – Он изобразил вздох. – А какое прекрасное тело у меня было!
– Торопиться неразумно, отец. Одна ошибка может все уничтожить, а я не хочу потерять тебя.
Он не смел признаться, что боялся Эразма, вернувшего свои способности: своими действиями тот с легкостью вызвал бы гибель населения всей галактики. Это вовсе не означало, что Гилберт не любил независимого робота, который всегда был для него отцом, но усложняло взаимоотношения и определяло его решения – что можно позволить металлической сфере, а где нужно провести черту.
– Но если с тобой что-нибудь случится…
Недосказанное повисло в напряженном молчании.
– Ты подверг меня процедуре продления жизни, помнишь? Но, вероятно, я могу погибнуть от несчастного случая. Я подумываю о том, чтобы посвятить в нашу маленькую тайну моего ученика Драйго. Он человек объективный – лучший из всех, кого навязал мне Манфорд.
Голос Эразма прозвучал взволнованно:
– Ты много говорил о Драйго Роджете. Если уверен, что он может нам помочь, пожалуйста, поделись с ним.
– Но я не уверен в его безусловной преданности.
Школа начиналась с малого. Вместе с другими беженцами он покинул Коррин, а через несколько лет обратился к тайникам, подготовленным на будущее Эразмом, и с их помощью создал свой центр обучения. Свое подлинное имя Гилберт сохранил – на Коррине оно никому не было известно.
Лампадас выбрали из-за его уединенности; здесь ученики могли без помех организовать свой мыслительный процесс. Поначалу планета была с ними неласкова, болота негостеприимны, а обучение шло тяжело. Но Гилберт при тайной помощи независимого робота добился успеха.
По выработанной ими системе одни выпускники школы ментатов оставались в ней инструкторами, а лучшие ученики становились их помощниками. Другие выпускники набирали кандидатов по всей империи; эти кандидаты прилетали на Лампадас и несколько лет спустя улетали уже ментатами.
И все это время Драйго был лучшим учеником (и помощником инструкторов); вскоре он окончит школу с лучшими в ее истории результатами.
– Я еще подумаю об этом, отец, – сказал Гилберт и тщательно запер мыслящую сферу.
Когда Гилберт попросил ученицу школы Алису Кэрролл помочь в инвентаризации частей роботов, хранившихся на складе, она повела себя так, словно он предложил сопровождать его в глубины ада. Вполне предсказуемо. Именно по этой причине он ее и выбрал.
– Это физический труд, директор. – Она отступила на шаг. – Он больше подойдет одному из новых учеников.
