Аллан Коул - Флот обреченных
После того как «Форез» вышел из верхних слоев атмосферы, его капитан повернулся к ней — в его глазах поблескивали слезы. Он сказал, что ощущает себя как в сказке. «Форез», подобно Фениксу, возродился!
Этего тупо уставилась на него. Да, наконец вспомнилось: ведь был прежний «Форез». И этот капитан как-то очень напоминает капитана того корабля. Быть может, он и есть тот самый офицер. Прежний капитан был так покалечен, что ему заменили процентов девяносто тела. И если это был он, то теперь его и не узнать. А впрочем, плевать. Корабль, как любое оружие, лишь инструмент, которым можно убивать врагов.
Тем не менее леди Этего поощрила капитана холодной улыбкой и кивком. Если капитану по душе кануть в вечность с подобными возвышенными мыслями — да будет так.
Этего же была занята своими последними планами — тем, как ей героически погибнуть.
Всякая человеческая культура, которая восхищается убийством себе подобных, обязательно прославляет воинов, идущих на верную гибель. Но легендарные герои должны при этом погибнуть как бы не напрасно, а совершить что-то великое — скажем, задержать врага в каком-нибудь ущелье хотя бы на час-другой.
Это понимание геройской смерти было характерно и в древние времена — для жителей Земли. К примеру, Роланд вышел в герои, невзирая на свой вздорный характер и мелкое упрямство, которое его и погубило. В итоге он самым дурацким образом попал в западню, где его поджидал десяток сарацин, но, поскольку он сражался до конца в безнадежной ситуации, легенда превратила этот десяток сарацин в миллион. И многие герои легенд и сказок, влипая в безнадежное положение по своей глупости или безалаберности, покрывали себя вековечной славой только потому, что не сдались.
Однако было исключение — японские камикадзе во время Второй мировой войны. Эти люди шли на смерть сознательно, без глупой удали, в полном убеждении, что их смерть способна повернуть ход истории. Представители других культур твердили, что камикадзе — это оглушившие себя алкоголем или наркотиками психи. И лишь у себя на родине они были восславлены как великие герои.
Таанцы больше других могли понять психологию японских камикадзе — если бы кто-нибудь помнил историю столь давних времен.
Тактический план леди Этего заключался в следующем: прорваться на Кавите. Как-то в ее воображении отпадали все трудности и рисовалось, что «Форез» пройдет сквозь имперский флот, будто нож сквозь масло, и доберется до Кавите. Ну а там, разумеется, смерть.
Смерть, которая каким-то образом повернет вспять неумолимый ход истории.
Команда корабля верила именно в такой упоительный финал. Фанатизм леди Этего был заразителен.
Самое главное для Этего было сохранить честь и как-то объяснить поражение. Что-то она сделала не так — но что? Война, по ее расчетам, уже должна была закончиться — победой таанского оружия. И вообразить другой исход было невозможно.
«Невозможно» было составной частью и ее последнего плана. С так и не вышедшего в космическое пространство «Панипата» сняли и перенесли на «Форез» все вооружение. Туда же перевели и цвет экипажа.
Но даже с такой прибавкой личный состав «Фореза» был недоукомплектован на двадцать процентов. Зато орудийная и ракетная мощь превышала проектную в полтора раза. Хотя тут тоже имелось «но»: все новейшие системы оружия были мало опробованы — сразу по выходе в космос произвели в лучшем случае один-два пробных выстрела из каждого.
Обычно такие сверхтяжелые корабли с пятью-шестью тысячами человек на борту выходили в район военных действий исключительно в сопровождении множества других кораблей — крейсеров, истребителей, не говоря уже об ордах легких кораблей — вспомогательных и разведывательных.
«Форез» шел в атаку в сопровождении одного крейсера и семнадцати истребителей.
Лейтенант Гилмер считал себя человеком очень умным. Он происходил из семьи, на протяжении многих поколений служившей в имперских вооруженных силах. Считалось, что каждый Гилмер обязан начинать свою карьеру в армии, независимо от его дальнейших планов. Лейтенант Гилмер с раннего детства знал, что ему предстоит стать офицером и командовать далекими экспедициями в чужие миры, где придется задавать перцу разных плохим дядям. Выбора не было: или становиться офицером и играть со смертью с возможностью выиграть, или лишиться огромного наследства, что было равносильно смерти.
Гилмер надеялся, что чертова война с проклятыми таанцами закончится раньше, чем он пройдет обучение и сможет стать пушечным мясом. Не повезло.
И Гилмеру пришлось идти в действующую армию.
Но у него созрел план, как и родителей ублажить, и свою юную розовенькую плоть не подставлять под пули и разрывы бомб и ракет. Он добровольно записался на патрульный корабль.
Его сокурсники по академии сразу прониклись безмерным уважением к нему — они не ожидали, что трусоватый маменькин сынок Гилмер самолично попросится в самое пекло. Даже самые храбрые не рвались на патрульные корабли, задача которых была находиться чуть в стороне от основного флота, дожидаться подхода основных сил врага — и становиться первой мишенью.
Люди на патрульных кораблях считались еще ближе к смерти, чем экипажи легких тактических кораблей. Шансы выжить на кораблях-приманках, согласно всеобщему убеждению, были ничтожны.
Гилмер и внезапное уважение приятелей переносил так же плохо, как прежде — их вежливое презрение. Он держался особняком и помалкивал.
В свою бытность первокурсником академии, скучая во время наряда, он провел на компьютере любопытное исследование, прикидывая, на какой корабль пойти служить в будущем. И сделал внезапное открытие: патрульные корабли оказались самыми безопасными. Облегченного типа, быстроходные и более верткие, чем даже истребители, не говоря уже о тяжелых и сверхтяжелых кораблях, патрульные аппараты отличались от такшипов тем, что лишь маневрировали, вызывали огонь на себя, выясняли силу противника и ускользали, увлекая врага в нужное место. А такшипы, помимо этого, вели обстрел, вступали в ближний бой. По статистике — за огромное число лет, по нисходящей до Муэллеровских войн, — выходило, что гибло лишь два процента патрульных кораблей. То есть даже меньше, чем военных грузовых кораблей. И большинство фатальных исходов, согласно подсчетам, произошло по вине бездарного пилотажа.
А пилотом Гилмер был как раз первоклассным. На этом сходились все преподаватели.
Таким вот образом он нашел себе спокойное местечко на передовой.
Правда, на его патрульном корабле царила препаршивая атмосфера. Двенадцать членов экипажа на дух его не переносили, хотя ни один из них не мог бы внятно объяснить почему. Капитан командовал в меру строго. Поощрения и наказания давались без колебаний, вроде как справедливо, в согласии с уставом. И все-таки что-то было не так.
Гилмер был весьма недоволен, когда его корабль включили во флотилию, которую посылали завоевывать Пограничные миры. Но до сих пор он умел избегать опасности. Ему посчастливилось засечь несколько таанских одиночных боевых кораблей, совершавших рейды в глубины имперской территории. Выслеживали их и уничтожали корабли побольше, но награды перепадали Гилмеру. И с этими наградами ему, конечно же, будет проще начать штатскую карьеру — он мечтал стать кинопродюсером.
А штатская жизнь казалась не за горами — было ясно, что империя очень скоро победит. Еще несколько недель, и все будет кончено. Самое время найти на корабле большие поломки, которые требуют многонедельного ремонта, и тем самым избежать участия в последней битве за Хиз.
Поэтому Гилмер, большая умница, был страшно огорчен, когда на экране перед ним вспыхнуло световое пятнышко. Оно было прямо по курсу и стремительно приближалось. Лейтенант увеличил изображение, и вдруг на экране возник исполинский «Форез». Экран-дублер подтверждал, что это не оптическая иллюзия. И не далее как через одну световую минуту орбиты двух кораблей пересекутся!
Его помощник уже сигнализировал о встрече идущей далеко позади имперской флотилии. Гилмер включил двигатель на полную скорость и ввел в компьютер задание начать хаотические маневры, уходя от обстрела. Он выполнил все возможное и замер без дела. Но так не сиделось. Тогда лейтенант приказал привести в готовность артиллерийскую систему и наобум запустить пару ракет — в черный космос как в копеечку.
На любом патрульном корабле имелись четыре ракеты, хотя никто не воспринимал их как серьезное оружие. Это были метровые штукенции с примитивным электронным мозгом. В теории они должны были защитить беззащитный патрульный корабль от вражеского патрульного или легкого тактического корабля. Но настоящим оружием патрульного аппарата были только его скорость и юркость. Ракеты стояли лишь для того, чтобы экипажу, если уж не удалось удрать, было не так обидно умирать — что-то вроде швыряния ботинок во врага, идущего на тебя с пистолетом.
