Баобаб маленького принца (СИ) - Розов Александр Александрович "Rozoff"

Перрен отозвался немного сердито:

— При чем тут Гитлер?

— Так по закону Годвина! — тут Гилбен улыбнулся, — Содержательная часть дискуссии о политике начинается после того, как кого-нибудь сравнили с Гитлером.

— Это предложение перейти сразу к делу?

— Да. Возьмем пластиковый коврик, блокнот и ручку, устроимся вот на той ступеньке у водопада, и нарисуем мнемоническую схему. Как вам такой план действий?

— Ваша площадка ваши правила, — проворчал Перрен…

…Через несколько минут он оценил этот выбор места, как удачный, но вслух не сказал (зачем давать визави дополнительное моральное преимущество), а продолжил излагать предложение о совместном плане будущего. Гилбен слушал, делал пометки в блокноте, однако Перрена не покидало ощущение, что визави уже знает. А когда изложение было завершено, миллиардер обмахнулся блокнотом, будто веером и объявил:

— Мне почему-то вспомнилась «Алиса в стране чудес» Кэрролла. I passed by his garden, and hear the growl, When the Pie and the Panther were sharing the Owl.

— Похоже, Оуэн, вы перепутали, — заметил Перрен, — у Кэрролла Сова и Пантера делили Пирог, у вас же Пирог и Пантера делят Сову.

— И что? — невозмутимо отреагировал Гилбен, — В любом случае Пантера съела и Сову и Пирог. Так ли важна последовательность?

— Да, но пирог, который делит сову, это слишком странно даже для страны чудес.

— Не надо показного скептицизма, Гастон, это непрофессионально. Ведь вы прилетели в Ботсвану, поскольку некий олигархический пирог уверен, будто в его власти не только поделить сову, но даже натянуть означенную сову на глобус.

Тут Перрен несколько смутился. Мысль о натягивании совы на глобус приходила ему в голову много раз при анализе мотивов своих (скажем так) работодателей. В частности, сегодня он думал об этом. И что? Оуэн Гилбен читает мысли или имеет место обычное совпадение образов у двух субъектов интересующихся похожими вопросами? Волевым усилием он отбросил эту дилемму, как тупиковую, и отреагировал ворчливо:

— А кто, по-вашему, пантера? Аргонавты? Или еще какие-нибудь синтепитеки?

— Синтепитеки? — с иронией переспросил Гилбен, — Синтетические обезьяны? На сленге адвокатов-борцов с расизмом это называется: «зооморфная дерогативная метафора», и обезьяна — типичный базис такой метафоры. За черную обезьяну в США уже составлен компьютерный прайс-лист штрафов. За косоглазую обезьяну пока штрафуют в ручном режиме. Белобрюхая обезьяна — бесплатная. Синтетическая обезьяна, видимо, тоже. Но вернемся к сути вашего вопроса. Ответ: нет. Синтепитеки вне игры в сову и глобус. Их вообще не интересует раскраска глобуса. А пантера это демон динамохаоса.

— Демон? — переспросил Перрен изумленно (поскольку Гилбен никогда не скрывал свой скепсис в отношении мировых религий, и публично позиционировался как атеист).

— Демон динамического хаоса, — повторил миллиардер, — это не из мистики, это из цикла естественных наук, как демон Лапласа, демон Максвелла и демон Дарвина. Некоторые, следуя традиции именования, называют демона динамохаоса — демоном Лайтхилла или демоном анти-Лапласа, хотя название не меняет сути дела…

…

18. Виртуальное знакомство с демоном динамохаоса.

Гилбен, устроившись поудобнее на коврике поверх естественной каменной ступеньки у водопада, поднял руки, изобразил пальцами условные демонические рожки на голове, и продолжил объяснение: … — Суть дела такова: демон динамохаоса ловит фанатов «порядка любой ценой» и, без церемоний, взыскивает ту самую «любую цену». Получается намного больше, чем они способны представить, и тогда демон тащит в ад этих фанатов со всеми их владениями. Закономерный финал всех попыток вписать общество в детерминированную пирамиду статусов и ролей. Причем этот финал наступает тем быстрее, чем выше энергетический потенциал общества. В эру аграрного примитивизма, когда общество применяло лишь энергию тягловых рабов и скота, такие режимы держались по несколько веков. Но едва настала эра топливных машин, как время сжалось до десятилетий. А в эру НТР, когда в обиход стала входить ядерная энергия, наступил кризис пирамидально-политического детерминизма: режимы, основанные на этой идее, начинали рушиться едва родившись. Закономерность известна, поэтому олигархия с 1970-х борется против энергетического прогресса, а с 2000-х даже более того: за возврат аграрного примитивизма. Программа «Устойчивого развития» и конкретно «Зеленой энергетики» ориентирована на это, для формирования предпосылок к идее «Великой перезагрузки». Фанаты ничего не забыли, однако ничему не научились со времен фараонов. Опять «порядок любой ценой», опять священный контроль над общественным поведением и общественным богатством. Это особенно нелепо, когда Пантера доедает Сову, натянутую на глобус в конце XX века, и Пирог уже практически выложен на блюдо, как логично следующий на очереди.

— А какой вывод? — поинтересовался Перрен, когда миллиардер завершил свой монолог.

— Выводов несколько, и первый состоит в негодности привезенного вами предложения скрестить мой 100-летний план «Sonobe-Flower» с планом «Великой перезагрузки».

Повисла пауза, затем Перрен флегматично покивал головой и задал новый вопрос:

— Считаете ли вы, что какой-либо 100-летний план можно начать без учета интересов и устремлений олигархии?

— Разумеется, не считаю, — сказал Гилбен, — однако, есть большая разница между учетом интересов олигархии наряду с интересами иных центров силы, и принятием интересов олигархии априори в полном объеме, будто это ультиматум абсолютной силы. Первый вариант называется компромиссом, он возможен. Второй вариант в нынешних реалиях является вздором, поскольку у олигархии отсутствует не только абсолютная сила, но и просто превосходящая сила. Это показал Вандалический кризис, а история с Imago Dei расколола круг поддержки олигархии. Например: я играл по правилам, поймал бизнес-удачу за хвост и занялся тем, что мне нравится, тоже по правилам. Но некие субъекты потребовали от меня вассальной службы, а получив отказ — решили убить меня. Отсюда подозрение, что они вовсе неспособны к компромиссу. Если так, то вопрос о будущем актуален лишь после того, как олигархия исчезнет в результате тех или иных событий. Поймите правильно, Гастон, мне отвратительна война. Я уверен: все спорные вопросы лучше решать согласием, но есть одно исключение: когда некто требует от всех прочих — покорности, угрожая истреблением. Как в начале века с исламским терроризмом Al-Qaeda и в конце прошлого года с олигархическим терроризмом Imago Dei. Вот так…

Миллиардер выразительно развел руками. Гость вздохнул (разговор опять ушел в очень неудачную сторону) однако, среди домашних заготовок имелся ответ на такой поворот:

— Боюсь, Оуэн, что вы повторили ошибку рассерженных американских радикалов 2001, которые, после авиа-теракта в Нью-Йорке, приравняли ислам к терроризму. Вы сейчас приравняли финансово-политическую элитарность к терроризму.

— Гастон, вы сделали масштабирование в миллион раз. Аналогии так не работают.

— Что значит в миллион раз? – спросил Перрен.

— В миллион раз значит в миллион раз: около 2 миллиардов мусульман, и около 2 тысяч элитариев. Швейцарская группа Глаттфельдера в 2013-м вычислила список из 737 имен акционеров, управляющих мировой экономикой, а за четверть века концентрация даже усилилась, так что 2 тысячи это оценка с запасом.

— Оуэн, давайте смотреть на ситуацию конструктивно.

— Так это я смотрю конструктивно. А ваши клиенты, судя по их предложению, смотрят примерно как Карл I Стюарт. Знаете ли, в 1640-х, уже проиграв гражданскую войну, он изображал, будто абсолютная монархия безальтернативна, и этим добился лишь потери головы. В буквальном смысле. Не сочтите за намек.

Гастон Перрен ненадолго задумался, затем дважды негромко хлопнул в ладоши.

— Мне показалось, или на повестке дня… Э-э… Конституционная олигархия?

— Что? Конституционная олигархия? Да, можно, например, так назвать. Есть некоторая аналогия с конституционной монархией. Ради мира в стране, добрые сквайры согласны оставить дворец и ренту за королем. При этом король более не сможет издавать законы, чеканить монету, командовать войском и распределять ранги или бенефиции.