Фрэнсис Вилсон - Тери
— Помнишь, что я сказал тебе недавно, когда ты спросил, как победить легенду?
Рэб нахмурился и кивнул:
— Ты сказал, надо придумать другую легенду — ярче и лучше.
— Правильно! Так вот, новая легенда зарождается сейчас. Сегодня ночью. В ней будет говориться о существе в облике зверя, о гонимом, одиноком создании; его называли тери, хотя на самом деле он был человеком. Он пытался жить в мире с людьми. Но однажды его взяли в плен, и он умер ужасной смертью в руках своих палачей. Ты расскажешь обо всем, Рэб. А еще поведаешь миру о том, что сталось с его убийцами.
— Но с ними ничего не случилось!
— Пока еще ничего.
Рэб недоуменно глянул на человека, которого знал под именем Тлада.
— Не волнуйся, Рэб. Я не безумец. То есть не совсем сумасшедший. Но сегодня ночью кое-что случится, и я не хочу, чтобы все подумали, будто произошло стихийное бедствие. Я хочу, чтобы люди накрепко запомнили сегодняшнюю ночь и знали, что все произошедшее имеет свою причину.
— А что случится сегодня ночью?
Лицо Дейлта превратилось в неподвижную маску.
— Случится кое-что, с чем мне придется жить всю оставшуюся жизнь.
Дейлт повернулся и поспешил по направлению к лесу. Рэб окликнул его:
— Ведь мы с тобой больше не увидимся?
Дейлт ничего не ответил.
Корабль Дейлта завис над крепостью Мекка. Внизу было темно, если не считать нескольких коптящих факелов. Может быть, у основания креста, на котором висят обугленные останки Джоуна, еще тлеют угольки, но Дейлт не видел их с высоты. Перепуганные местные жители давно разошлись по своим хижинам у подножия холма. Все было тихо.
Он выровнял сопло своего корабля и нацелил на крепость ионную пушку. Он должен сделать то, что должен, сейчас, немедленно. Если он позволит себе думать, если начнет взвешивать возможную опасность, он откажется от своих замыслов.
Но сейчас Дейлт не думал. Он действовал.
Он понимал, что всю оставшуюся жизнь будет заново переосмысливать мотив своего поступка. Постепенно он смирится с мыслью о том, что поступил так из-за того, что тери Джоун был уникален. Если бы в жертву у ворот крепости Мекка был принесен любой другой его знакомый с этой планеты, он бы оплакивал его, проклинал себя, вместе с другими скрежетал зубами… и продолжал выполнять задание.
Но гибель Джоуна на время лишила Дейлта душевного равновесия. Грубое и неуклюжее с виду создание было неповторимой личностью. Джоун отличался врожденной чистотой, свободой и невинностью; он обладал какой-то несокрушимой святостью. За всю свою жизнь Дейлт не знал другого такого редкого и драгоценного человека. И вот теперь его не стало — он навеки потерян для Дейлта и для всего человечества.
Его нет…
Однако он, Дейлт, позаботится о том, чтобы Джоуна не забыли. Джоун заслуживает большего; его останки не просто развеют по ветру. Он заслуживает постоянного поминовения, вечного надгробия. И он его получит.
Если он обрушит на крепость Мекка мощный ионный пучок, последствия будут поистине катастрофическими, причем не только для планеты: кристаллическая обшивка космолета треснет, и Дейлт с его кораблем на короткое время превратятся в крошечное солнце. Но направленный взрыв малой силы устранит нужду в протекторате. Кроме того, маломощный взрыв сделает ненужным пребывание на планете сотрудника Культурологической службы. Эффект получится такой же, как от бомбы, которую он с помощью Джоуна намеревался установить в тайнике: Мекка не станет, не станет его крепости, не станет тайника с реликвиями создателей, не станет и несчастных, лишенных разума обитателей Ямы.
Дейлт понимал и другое. Он не оставит внизу одни только разрушения. Его миссия также и созидательна.
Он создает легенду.
И все с помощью маломощной ударной волны.
Поднося палеи к датчику, который активировал ионный привод, Дейлт начал в уме составлять прошение об отставке на имя руководства Культурологической службы.
Эпилог
…Все началось с жертвоприношения, которое обожгло их разум. И носители Дара, ведомые апостолом Рэбом, распространили весть: Господу было угодно направить нам своего посланца в образе, который тогда считался низшей формой жизни. Господь поступил так, чтобы показать нам, что тери тоже люди и что мы все — братья.
— Поразительно! — воскликнул отец Пирелла, идя следом за Мантой к месту, которое называлось Божьей Отметиной. — Наш «посланец» сделал то же самое — он явился нам в образе представителя гонимой расы.
— И он был убит так же, как наш? — спросил Манта.
— Примерно так же.
— А потом Господь явил вам свой гнев?
— Гнев? Нет. Господь выказал свою любовь, простив всех.
Манта обдумал услышанное.
— Возможно, на правителя Мекка у Господа не хватило любви. А может быть… нашего посланца он любил больше.
Манта раздвинул ветви, и листва перестала загораживать им вид. Они стояли на вершине невысокого холма. Перед ними лежала Божья Отметина — круглая поляна, с километр в диаметре, поросшая зеленой травой. Все, что когда-то находилось на том месте, было расплавлено, растворено — видимо, мошным взрывом невообразимой силы.
— Господь не оставил нам сомнений в том, какие чувства он испытывал. Он наложил свой перст на крепость Верховного правителя Мекка, и с того дня никто и никогда не преследует тери.
— Пока я придерживаю дегенеративные процессы, ты будешь жить вечно.
Он замер на полушаге.
— Вечно?
— Ну да. Старожилы этой планеты знают, что говорят, предупреждая детей: «Из каждой тысячи пораженных девятьсот девяносто девять умрут». Вывод очевиден — тысячный никогда не умрет.
— Никогда?
— Ну, если тебе в грудь ударит энергетический заряд, как Антону, я ничего не смогу поделать. Если нет, позабочусь, чтобы ты не умер от старости. Собственно говоря, чтобы даже не старился.
Потрясающий смысл слов Парда вдруг обрушился на него с полной силой.
— Иными словами, — выдохнул Стивен Дейлт, — я бессмертен…
— Предпочитаю другое местоимение — мы бессмертны.
— Не верю.
— Мне плевать, веришь или не веришь. Я буду хранить твою жизнь долго-долго, Стив, ибо, пока ты живешь, я живу, а мне все больше нравится жить.
Он не шевельнулся и не ответил.
— Ну, чего ждем? В галактике полным-полно миров, которые надо увидеть, обжить, а этот осточертел мне до тошноты!
— Куда спешить? — улыбнулся Дейлт.
После долгой паузы Пард согласился:
— Твоя правда, Стив. Действительно, нет никакой спешки. Все на свете время наше. Буквально.
