Дэйтон Вард - Во имя чести
– Привет, – радушно произнес он.
Галламит сначала ответил простым кивком, потому что наклонился для сбора дилития.
– Ваше старание производит много руды, – сказал он, когда положил несколько больших обломков в один из двух контейнеров для сбора, которые принес с собой. – Наши хозяева будут довольны.
Побледнев из-за упоминания о клингонских охранниках, Гарровик возможно слишком резко произнес:
– Они не наши хозяева. Все это я делаю, чтобы гарантировать, что они останутся довольны и будут прилично к нам относиться. И не больше.
– Аминь, коммандер, – сказал Кавагучи справа от него, дезактивируя свой собственный бур и стирая с лица пот тыльной стороной ладони в перчатке. – Если это заставит их не приближаться к моей спине, тогда я готов прорыть дыру на другую сторону этой планеты. Кроме того, здесь больше нечего делать. Разве что гнить в камере, это точно.
Гарровик был вынужден согласиться с этим мнением. Он понимал, что без работы, поглощающей их накопленную энергию, и занятий для ума, к настоящему времени он уже давно мог утратить рассудок. По этой причине он ненавидел камеры изоляции, к которым Коракс приговорил его и Сидни несколько дней назад. Отрезанный от всех внешних стимулов и вынужденный ничего не делать кроме как противостоять глубочашим тайникам собственного разума, было опытом по меньшей мере лишающим душевного спокойствия. Замурованный в своей крошечной камере, он все глубже погружался в непрошенные мысли. Надежды, страхи, мечты и кошмары – все требовали его внимания с выворачивающей нутро ясностью, обрушивая на него весь эмоциональный багаж простирающийся от неограниченной радости до абсолютного ужаса. Самое долгое время, что он провел в камере изоляции составляло десять дней. Поначалу это не казалось таким долгим, но так было до того, как время начало замедляться и растягиваться до бесконечности. Он не думал, что этот опыт окажется таким мучительным, и уходил после наказания с неприятным уважением к маленькой камере.
– Стивен! Осторожнее!
Узнав голос Сидни, Гарровик обернулся, чтобы посмотреть на своего друга. Он повернулся вовремя, чтобы увидеть, как другой заключенный ромуланец, в котором Гарровик узнал Трела и который по слухам прежде был военным инженером, размахивает своим лазерным буром, словно тяжелым фазерным орудием. И нацелен бур был прямо на него.
Огненно-красная энергия сорвалась с бура, и Гарровик почувствовал жар луча, который прошел справа от него. Он бросился на землю и откатился с линии огня, не понимая, как Трэл мог промахнуться на таком близком расстоянии. Все было просто. Целью был не он.
Где- то позади него раздался крик боли, и Гарровик, перекатившись дальше, увидел клингона, рассеченного напополам по талии мощным лучом. Когда голова охранника и туловище отделились от нижней части его тела и упали на землю с глухим стуком, разум Гарровика завопил, что такое невозможно.
Лазерные буры, используемые тюремными шахтерами, были закодированны специальной программой, которая не допускала, чтобы инструменты использовались иначе нежели для добычи руды. Если бур нацеливали на органическую форму жизни, даже на что-то маленькое вроде грызуна, добывающего пропитание в глубине шахт, бур бы не активировался. Конечно такие меры были благоразумны при числе заключенных, работающих в шахтах в данный момент по сравнению с числом имеющихся охранников, способных наблюдать за ними.
Но Трэл преодолел наложенное ограничение. Как? Когда у него нашлось время чтобы попробовать? Шахта превратилась в хаос, когда заключенные побросали свое оборудование и ринулись в поисках скудного укрытия. Другие, захваченные на открытом пространстве, бросились на землю и закрыли руками головы. Правда Гарровик перестал волноваться обо всем этом, когда его взгляд упал на съежившуюся фигуру, сгорбившуюся у стены пещеры. Кавагучи.
– Роберт.
Шеф попал в перекрестный огонь, когда Трэл обстреливал область, чтобы поразить другого клинонского охранника, которого он выбрал следующей мишенью. Бросившись через открытое пространство горного туннеля Гарровик опустился на колени рядом со своим другом. Ужасная рана оскверняла грудь Кавагучи; луч бура рассек его комбинезон, кожу, мускулы и кости. Его грудь была пробита, и Гарровик мог видеть что его печень, легкое и сердце были полностью разрушены. Кавагучи умер до того, как упал на землю.
– Черт возьми, – прошептал Гарровик, положив ладонь на руку друга.
Кавагучи был первым погибшим членом команды «Гагарина», с тех пор как энсин Ренделл Бирд, член подразделения службы безопасности Сидни Эллиот, и человек, которого Гарровик едва знал, стала жертвой смертельного штамма грипа во время второго года их заключения. Первый офицер не мог помочь Бирд, а в тюрьме не было доктора. Клингонское начальство лагеря тогда отказалось предпринять какие-либо шаги, чтобы помочь больному энсину, и он умер через несколько дней. Несколько других заключенных по всему лагерю тоже пали жертвой грипа, но больше никто изтали жертвой грипа ой грипа инять какие-либо шаги, чтобы помочь больному энсину, и он умер через несколько дней. б выживших с «Гагарина» не подхватил заразы.
Чувство пустоты, грызущее его изнутри – вот что чувствовал Гарровик в тех неприятных случаях, когда сталкивался со смертью подчиненного. Эта боль никогда не уменьшалась, независимо от от того сколько прошло времени. Когда он был энсином на борту «Энтерпрайза» много лет назад, капитан Кирк сказал ему, что о такой боли нельзя забыть. Ее нужно было переключить, сфокусировать, направить в энергию, которую можно было бы использовать, чтобы принимать решения, необходимые для защиты тех кто остался.
– Заботьтесь о своих людях, – сказал ему Кирк. – Чего бы это ни стоило.
Именно эти слова вспомнились Гарровику, когда он смотрел на неподвижное тело Роберта Кавагучи. Сигнал тревоги пронзительно прозвучал в отзывающихся эхом границах пещеры. Гарровик знал: это означает, что подкрепление уже в пути, и спускается в добывающую пещеру. И на сей раз они будут вооружены, сменив свои оглушающие жезлы на дисрапторы. Клингоны позаботятся о том, чтобы сравнять счет с любыми оказавшими сопротивление заключенными, которые убили их товарищей. Напряжение нарастало, и теперь для него главным было убедиться, что ниодин из его оставшихся людей не станет жертвой не в меру фанатичного охранника клингона, охваченного возбуждением.
Все заключенные вокруг него носились как животные, убегающие от лесного пожара, ища укрытие. Кроме тех, кто пал жертвой лазерного бура, Гарровик не видел других охранников клингонов. Но что он действительно видел, так это как двое заключенных наклонились над телом одного из клингонов. Когда они нагнулись, чтобы забрать упавший оглушающий жезл охранника, он понял, что они тоже ромуланцы. Это подтвердило его подозрение, что нападение с лазерным буром было не случайным актом. Это была скоординированная попытка. Что они планировали? Побег? Сама эта мысль казалась смехотворной.
И действительно, добывающие туннели простирались на километры во всех направлениях от тюремного лагеря наподобие сети. Поскольку шли годы и шахты разрастались, пересекающиеся туннели и воздуховоды формировали сеть, по которой теперь можно было перемещаться, используя портативный сканер локации, который носил каждый охранник. По рассказам и слухам, распространившимся за эти годы, заключенных, которые уходили со своего рабочего места и убегали вглубь шахт, живыми больше никто не видел. Оставшиеся скелеты, одетые в обветшавшую тюремную униформу, иногда находили, когда рабочие команды направлялись из туннеля в туннель, что поддерживало рассказы о неудавшихся попытках побега.
Обведя взглядом добывающую пещеру, Гарровик увидел, что Эллиот и Ра Мхвлови нашли укрытие за цепочкой вагонеток. Эллиот махала ему, и вид ее лица велел ему перестать торчать на открытом месте как идиот, и найти укрытие. Хорошая мысль.
Два ромуланца двигались нарочито неторопливо, направляясь к Трелу, набрасываясь на каждого, кто вставал у них на пути. Судя по результатам их атаки Гарровик предположил, что жезлы, которыми они завладели, были установлены на смертельный уровень.
Гарровик видел, как со стороны туннеля появился охранник, и Гарровик узнал в нем Могла, охранника, который нашел способ защитить его и Эллиот от слишком сурового наказания от рук Коракса неделю назад. Могла рисковал разозлить и начальника лагеря, и Кулра, потому что верил, что заключение офицеров «Гагарина» было несправедливым и непорядочным. Этот его поступок вызвал уважение Гарровика и остальных.
Именно это уважение побудило Гарровика предупредить об опасности, когда Могла попытался приблизиться к ромуланцу с буром в руке. Оглушающий жезл в его руке был поднят высоко и он был готов атаковать. Гарровик видел, что конец его оружия накалился до ярко оранжевого цвета, указывая на то, что жезл был установлен на потенциально смертельный разряд.
