Андрей Лазарчук - За право летать
Вместе с тем организация имеет достаточно сложную иерархическую структуру, основанную на тройном подчинении (то есть у каждого подразделения имеется «командир», «комиссар» и «инквизитор»), и чрезвычайно жесткую дисциплину, основанную на тотальном контроле как сверху вниз, так и снизу вверх. Трудно поверить, но «инквизитор», пятого уровня посвящения знает лично не менее тысячи своих подопечных. То же относится и к «комиссарам». Такой уровень мнемотехники не может быть объяснен известными причинами.
Серьезное опасение вызывает тот факт, что для достижения провозглашаемых целей организация пользуется любыми средствами, включая криминальные и близкие к криминальным средства. Достоверно известно, что организация в своей практике постоянно прибегает к насилию в отношении лиц, чья деятельность ею не одобряется: наркодельцов, производителей и продавцов алкоголя, пацифистов, отдельно взятых бизнесменов, акушеров-гинекологов, практикующих аборты, работников ФСБ, милиции и прокуратуры.
Причем работникам силовых органов, почему-либо заинтересовавших организацию, предлагается жесткий безальтернативный выбор: либо существенное поощрение (не обязательно взятка), либо серьезное увечье; от расправы не спасает даже немедленное увольнение из кадров. На протяжении последних трех лет совершено около двух десятков покушений на работников правоохранительных органов; задержано тридцать два человека, из них двадцать семь признаны невменяемыми. По данным агента «Итуруп», существует тайная боевая организация «Звездной фаланги», которая целенаправленно формируется из лиц со значительными психическими расстройствами.
Также на счету «Звездной фаланги» и её боевой организации убийства более ста пятидесяти наркодельцов и наркодилеров (включая детей, женщин и несовершеннолетних), преимущественно цыган и таджиков, диверсии на двух спиртозаводах, поджоги складов ликероводочных и табачных изделий. Подавляющее большинство этих преступлений остаются нераскрытыми.
Как сообщает агент «Гвоздика», помимо перечисленных сторон деятельности «Звездной фаланги» (назовем их «легальной» и «нелегальной»; находятся они соответственно в ведении «командиров» и «комиссаров», хотя это разделение ролей и не носит абсолютного характера), существует и третья сторона, которую можно назвать «иррациональной» и в которую по-настоящему проникнуть пока не удалось. Эту деятельность курируют «инквизиторы» высоких степеней посвящения (выше пятой), расходы по ней нигде не учитываются (хотя денежная и иная отчетность «легальной» и «нелегальной» деятельности находятся на высоком уровне), а в операциях бывают задействованы практически все члены организации – без какого-либо раскрытия перед ними деталей и целей происходящего…»
Адам отложил тонкую папочку, посмотрел на Колю. Коля по-прежнему мрачно тянул пиво.
– Это им я попал на заметку?
Тот кивнул.
– И, надо понимать, именно «инквизиторам»?
– Слава Богу, нет. «Комиссарам». Это достаточно вменяемая публика… хотя очень жесткая. Но с ними по крайней мере можно говорить. Они внятно скажут, чего им надо. Или не надо. А может быть, и обойдется. Вот меня они пасут уже три года – и пока ничего. Ни поощрения, ни наказания… Просмотри ещё вот это.
«Раптор.
Отчет о командировке 14–28.05.14.
Прикинулся дачником: купил курсовку на местную радоновую грязь. Снял хату за два дома до объекта (мен. 60 мет.). Хата сносная, попросил вынести койку, спал на полу якобы из-за жары (темп. на улице до +34 днем). Хотел устроиться на крыше, но там очень покато. Тем не менее связь с объектом установилась, днем 5–7 баллов, ночью до 10 баллов. Проведено 4 сеанса полной погружной транскрипции (записи прилагаются).
Из транскрипций в фоновом режиме при использовании стандартных фильтров:
1. Объект постоянно психует. Паника. Синдром осады. Пытается сдерживать эмоции, но не всегда получается.
2. Объект трижды выпадал из всех спектров восприятия на сорок–восемьдесят минут. Что делал и где был – мне неизвестно. Возможно, впадал в транс, но такой уровень обнуления соответствует глубокой коме, и кто тогда за неё дышал?
3. На прямой контакт не пошел, хотя были возможности. Почему – не знаю. Интуиция. Показалось, что она слышит, что я её слышу. Доказательств нет.
4. Первые четыре–пять дней все было спокойно. Потом начались какие-то пляски. С восемнадцатого.
5. Засек их вечером: группа настороженных, нерасслабленных булыганов, которые прикидываются дачниками. Ходят. Принюхиваются. Три дня топтали поляну, потом вдруг забегали. Это было как раз в день, когда объект при мне первый раз обнулился. После того.
6. В общем, стало понятно, что где-то сидит братишка брэйнер.
7. Я залег.
8. Все, что было потом, происходило по ночам.
9. Она спала и два раза во сне пропадала, понимаете? Будто махом померла. Потом снова появлялась – первый (вернее, все-таки второй) раз – вся взъерошенная, а в последний – немножко успокоенная. И каждый раз булыганы куда-то рвались, но их удерживали. У них там был главный, я его почти не слышал – он брался очень тихо, отрывисто и нечетко. Наверное, учили кой-чему.
10. Пару раз булыганы заглядывали ко мне под вполне симпатичными предлогами, с ними был и брэйнер, молодой, лет семнадцати, но уже борзой, как атомный будильник. Описание прилагаю (зап. № 3).
11. Вроде бы не раскрылся. Во всяком случае, все было без последствий.
12. У неё фон был такой: она чего-то ждет, напряженно ждет, а оно все не происходит. Очень выматывает. И брать все это – тоже выматывало. Тем более я как раз накануне появления булыганов провел три полных погружения. Потом до самого конца уже не решался, потому что ихний брэйнер меня точно взял бы.
13. Потом к ней приехала дочка, гостила два дня, хотела задержаться дольше, но мать её ласково вытурила. Дочку я не видел, а потрогать – полный валенок. Мать она не слышит, это точно. Ну а я понял, что объект все знает и про осаду, и про то, что она в опасности, но ей почему-то надо находиться здесь, и ещё долго.
14. Еще из фона: обида на кого-то, кому доверяла. Иногда, особенно ранней ночью – до слез. Но не в любви и изменах тут было дело, а как бы с невозвращенными долгами, очень крупными.
15. Очень вонючая нотка от неё иногда исходила: презрение ко всем. К своим ученикам, к их родителям. Даже к дочке. Она это подавляла, видимо, потому что отзывались о ней хорошо (моя квартирная хозяйка, например, стерва ещё та, но об объекте – только возвышенное), но до меня долетало.
16. 20-го и 22-го у неё были отчетливые сеансы связи с кем-то поблизости. Внешне обставлено было так: два раза подъезжала «скорая», соседки забегали, хозяйка мне доложила: у объекта температура, бред, а в больницу отказывается. Бред был совершенно как бред, только после двух часов ночи он шел как бы не в фокусе: то ли с эхом, то ли на два голоса. Не могу доказать, но совершенно уверен, что это были именно сеансы связи с применением новой методики кодирования.
17. Я побоялся активничать. Просто слушал изо всех сил. Уверен не до конца, но собеседник её был где-то на севере и не слишком далеко – километров сорок–семьдесят. Рядом с ним или психбольница, или что-то подобное.
18. Похоже, булыгановский брэйнер не въехал. Во всяком случае, они никак не отреагировали.
19. Потом ей «стало лучше», и я решил провести ещё одну полную транскрипцию. Но тут стало что-то происходить, с чем я ещё не сталкивался.
20. Сначала я думал, что это просто переутомление, жара, съел что-нибудь и т.д. Не мог уснуть (обычно спал «в волчьем режиме» с 10 утра до часу дня). Озноб при нормальной температуре тела и жаре (до 37 в тени). Чувство тревоги. Все время ощущение, что смотрят в спину.
21. Это началось 23-го, а к 25-му я был уже полной развалиной. Дикие кошмары, все время пелена в голове и глазах, все время будто сплю, потому что воспринимаю все вокруг как кино. Между мной и окружающим остается мягкая прокладка. Физическая слабость.
22. В санатории врач сказал, что это вирус и сейчас так у многих. Но вирус не объясняет системность кошмаров (зап. № 4) и то, что температуры нет. У меня температура при малейшем чихе, а тут нет.
23. Я уже хотел сваливать, потому как толку от меня не было ни к черту, но тут к объекту нагрянули гости. Загорать и купаться. Мужик, две совершенно одинаковые белесые девицы (мать и дочь) и собака. Все четверо – хорошие брэйнеры, и все, кроме собаки, это скрывают. Собака не такая сообразительная. Все это здорово, но от меня уже никакого толку. Я валяюсь, разобранный на части.
24. Похоже, булыгановскому брэйнеру так же худо, как и мне. Двадцать шестого его уже нет в городе. Ощущаю его отсутствие, как дыру на месте долго нывшего зуба.
