Александр Зорич - Пилот-девица
При этом каждое сооружение имело такую чудовищную инерцию, что уходило в толщу наотарских недр на сотни метров вниз и вызывало небольшое землетрясение.
Первое землетрясение сбило Василису с ног.
А последнее — сошедший с небес корабль джипсов вошел прямо в фермерские гаражи — отправило в полет несколько грузовиков, груженых мешками с удобрениями. Одному из этих мешков будет суждено сыграть важную роль в деле спасения Прибежища Душ имени Счастливой Звезды, но случится это уже завтра…
— Ититская сила! — ахнул дядя Толя. — Смотрю, устроят нам тут кукарачу…
— Что это? — пролепетала Василиса. — Чур меня!
Зрелище было и впрямь из ряда вон.
Холмы, засеянные картоматом, кукурузой и наотарской тыквой, где еще вчера самым опасным обитателем был колорадский жук, теперь зловеще преобразились.
На них выросли исполинские колонны высотой полкилометра каждая.
Колонн было больше двух десятков.
Благодаря своим подавляющим воображение размерам, они создавали эффект плотно застроенного небоскребами мегаполиса. Но мегаполиса какого-то больного, нечеловеческого, инопланетного в самом враждебном всему человеческому смысле слова.
Неприятный эффект усиливался при внимательном созерцании материала, из которого колонны были сделаны.
Казалось, они отлиты из низкокачественного стеарина — склизкого, жирного, едва держащего форму.
И наконец от сооружений исходил отвратительный запах — нет, не гнили — а перележавших на складе пестицидов из числа тех, которых хватит и одной столовой ложки, чтобы выморить флору и фауну небольшого озерца.
Это потом военные пилоты, а за ними и журналисты стали звать эти сооружения «домнами». Поначалу же все говорили о них «эта дрянь» и «эти свечки».
Вот и дядя Толя с Василисой не нашли их похожими на домны. А для себя назвали их как раз свечками.
Конечно, будь дядя Толя в обществе коллег-трапперов, он предпочел бы говорить «елдаки» — в духе их соленого космического радиообмена. Но смущать невинность своей спутницы дяде Толе не велел трапперский Кодекс Вольных Граждан Галактики.
Чувство опасности у дяди Толи было отменное (тем, у кого оно посредственное, ни в пилотах, ни в трапперах делать нечего). И это чувство подсказывало дяде Толе старческим скрипучим голоском: «Пора линять, пора!»
— Знаешь что, — изрек дядя Толя, как следует вычесав пятерней свой седой затылок. — Побежали-ка… И — быстро!
— Я-то могу быстро. А вот вы как? После ранения?
— То, как я побегу — это и будет быстро.
Они выбежали за ограду Прибежища Душ имени Счастливой Звезды и, повернув направо, двинулись по узкой бетонированной дороге, которая, пропетляв километра три между фруктовыми рощами, обещала вывести их на магистральный проспект, упирающийся в Храм Огня с его знаменитыми мраморными скамьями для благочестивых размышлений.
Не будь дядя Толя ранен и перемещайся они пошустрее, им, возможно, удалось бы поспеть к эвакотранспортам, которые по приказу предусмотрительного Народного Дивана уже снижались над Ритой.
Но, как всегда бывает во время исторических катастроф, разные конкордианские службы выполняли в ту минуту разные, подчас полностью противоречащие друг другу приказы.
Так, например, восемнадцатый батальон егерского корпуса «Атуран» сейчас как раз мчался к Прибежищу Душ, имея строжайший приказ «взять под охрану», «оцепить», «не допустить утечек материалов с Биозавода», «пресечь панику».
С действующим на нервы стрекотом вертолеты «Атурана» вырвались из тяжелых облаков оранжевой пыли, растекающихся окрест точек посадки джипсианских домен.
Вертолетов было штук сорок. И они мгновенно заполнили собой все небо.
Василиса от неожиданности встала как вкопанная.
Остановился и дядя Толя.
Впрочем, он остановился просто от усталости. Для ежедневно пьющего и много лет курившего неспортивного мужчины это был слишком обязывающий забег.
Пока дядя Толя растирал по небритому лицу пот, винтокрылые машины пошли на посадку.
Одна из них — это был пузатый трехвинтовой транспортник «Ченда» — плюхнулась прямо на дорогу перед ними, едва не сбив с ног горячим воздухом из-под винтов.
Еще секунда — и из распахнутых бортовых люков посыпались страшные бородачи с автоматами наперевес.
На откинутой аппарели заурчал бронеавтомобиль.
«Ну чистый гроб на колесах», — ужаснулась чувствительная Василиса.
Подбежавший к ним командир десантников по бледной коже сразу опознал в них инопланетных гостей Великой Конкордии. Поэтому он заговорил с ними, предварительно включив висящий на шее переводчик. (Впрочем, в этом не было особой необходимости — ведь такие же казенные переводчики имелись и у дяди Толи с Василисой.)
— Возвращайтесь в школу! — потребовал офицер. — Здесь вам находиться нельзя!
— Если здесь так опасно, почему бы нам не отправиться сразу в Риту? — спросил дядя Толя.
— Все перемещения гражданских лиц без контроля военных запрещены! — отрезал офицер. — Вы вернетесь в школу. Будете под нашей охраной. В полной безопасности. Потом вас эвакуируют.
— А если мы с моей племянницей все-таки хотим попасть в Риту? — попробовал мягко надавить дядя Толя.
Командир десантников снял с плеча автомат, направил его прямо в грудь дяде Толе и сказал:
— Тогда я буду вынужден применить оружие.
— Ясненько, — дядя Толя лучезарно улыбнулся и как бы в шутку поднял обе руки. — Вопросов больше не имею!
Пока они тащились обратно, одна из аэромобильных рот успела образцово-показательно развернуться заслоном между Прибежищем Душ и зоной вражеской высадки.
И не просто развернуться, а даже окопаться! Вертолеты-гиганты, оказывается, высадили не только бронетехнику, но и четыре роторных траншеекопателя.
Близость вооруженных до зубов военных вселила в Василису и дядю Толю ложное чувство защищенности.
Поэтому возвращались они прогулочным шагом, любознательно вертя головами.
Василиса — та даже улучила момент, сорвала с дерева и принялась оттирать от кусачих шерстинок пару сахарных персиков. Один для себя, другой — для дяди Толи.
Между тем, в зоне высадки пришельцев творилось черт знает что.
Клонские истребители парами и четверками носились над домнами.
Время от времени некоторые флуггеры красиво ложились на крыло — и крутым виражом проходили между инопланетными колоссами. То ли для устрашения пришельцев, то ли из чистого озорства.
Над морем, в круге ожидания, жужжали шмелями машины покрупнее.
— Что это там такое? — спросила Василиса у дяди Толи.
Дядя Толя, приложив ладонь козырьком ко лбу, некоторое время разглядывал военно-космическое роенье вдалеке. Затем вынес свой вердикт.
— Это «Варэгны» и «Фраваши». Клонские торпедоносцы под охраной тяжелых истребителей.
— А чего они ждут?
— Понятно чего! Либо команды «пли!», либо команды «дробь!».
— А что такое «дробь», дядя Толя?
— Ну… «задробить» это «отставить», в смысле… Короче, если сейчас барагоз какой пойдет, то они тяжелыми ракетами по чужакам вжарят.
— А какой барагоз может пойти? — спросила Василиса. Она уже спрашивала у дяди Толи и знала, что ёмкое словцо «барагоз» на трапперском слэнге означает одновременно и шум, и крик, и драку, и всякую опасную муть.
— Да знаешь…
Закончить свою мысль дядя Толя не успел. Потому что грянули первые аккорды большого барагоза.
Беззвучно, как и их большие корабли-свечки, из зенита спикировали флуггеры чужаков.
Они были совсем не похожи на привычные людские авиакосмические аппараты. Скорее уж — на расчески, чуток искривленные и в сотни раз увеличенные в размерах. (Потому их русские пилоты и прозвали «гребешками».)
Они вывалились из синевы безо всякого строя, гурьбой. И в этой хаотической бесшабашности, свойственной не людям, но насекомым, было что-то особенно пугающее.
Казалось, вот прямо сейчас эти штуки начнут всех жалить насмерть, как шершни. Или пожирать всё вокруг — как термиты.
Когда дяде Толе начало казаться, что этот рой уже никогда не сможет выйти из пике (логика аэродинамического полета подсказывала: убьются!), гребешки с кошмарной, ирреальной легкостью изменили вектор движения на девяносто градусов и брызнули в стороны на бреющем полете.
— Прям как метеоритный дождь, итить его налево, — пробормотал пораженный дядя Толя. — Только метеоритики управляемые…
— Не стрелять! Никому не стрелять! — неслись окрики офицеров над позициями клонских егерей.
Василиса обернулась.
Десятки стальных рыл, торчащих из свежевырытых окопов, синхронно поворачивались, сопровождая ближайший «гребешок». Это были пулеметы и малокалиберные автоматические пушки егерей корпуса «Атуран».
