Денис Кащеев - Второй курс, или Не ходите, дети, в Африку гулять!
Легкий холодок пробежал по его макушке. Голицын тряхнул головой, но эффект повторился – словно кто-то несильно дул ему в затылок. Иван резко оглянулся: за его спиной, делая огромные глаза, стоял Пашка. Голицын нахмурился, но понимания ему это не прибавило.
Разочарованный недогадливостью товарища, Хохлов закатил глаза к потолку. Иван отвернулся. В следующий момент едва заметное дуновение вновь коснулось его волос.
– Ветер! – осенило Голицына. – Ветер… Дует, – добавил он с энтузиазмом, вовремя вспомнив нужное слово. Хотелось еще почему-то сказать «сильно», но он подумал: какая же тогда это будет хорошая погода – при сильном-то ветре? А как будет на ранолинге «легкий» или «слабый», из головы, как назло, вылетело. – Немного дует, – нашел наконец приемлемую конструкцию Иван.
– Да нет, курсант, дует-то он как раз весьма прилично, – усмехнулся Фантомасик. – Только по-настоящему сильный ветер считается в горах метрополии Ранолы хорошей погодой – потому что он сдувает в пропасть пепел, и скалы начинают сверкать в лучах солнца. Это явление даже вошло в поговорку… Впрочем, ваш ответ удовлетворителен. Пять призовых баллов Голицыну, восемь – Хохлову. До завтра, курсанты.
По сравнению с прошлым годом в зале для ужина стало на три стола больше: за счет подключения к проекту Южной Америки и арабских стран увеличилось число первокурсников, ну и, разумеется, второй курс тоже должен был где-то питаться. Это самое «где-то» представляло собой самый большой стол в зале – застеленный особенной зеленой скатертью и сервированный на восемь человек, он располагался аккурат между местами для кураторов и привилегированным столом первокурсников – тем самым, за которым ужинали шестеро курсантов, набравших на данный момент наибольшее количество призовых баллов.
Второй курс из этого увлекательного соревнования был исключен (у них был свой, особый рейтинг), превратившись в своего рода болельщиков: переживали, разумеется, за свои национальные делегации (неофициальный командный зачет никуда не делся несмотря на стопроцентную ротацию среди кураторов, превратившись в своего рода традицию, против которой, по слухам, не возражал уже даже нард Орн, новый Начальник Школы), а также за отдельных приглянувшихся первокурсников. Иван, например, особенно ревниво следил за успехами своего тезки Маленького, ну и, разумеется, Леры Боголюбовой.
Вот и сегодня, едва войдя в зал, Голицын первым делом бросил взгляд на информационное табло (стол второго курса он просканировал глазами, еще не переступив порог, – благо тот прекрасно просматривался от входа. Эммы Маклеуд за ним пока не было). Фамилия Леры светилась на третьей строчке – то есть в призовой шестерке. Как, впрочем, и было почти что с самого первого дня. Смирнов, балансирующий все время на тонкой грани между первой и второй дюжинами, занимал сегодня двенадцатое место. Что же, в целом неплохо.
Удовлетворенно кивнув, Иван направился к столу под зеленой скатертью.
Пашка, Сингх и Чжу Пэн уже были здесь. Хохлов приветливо махнул Ивану рукой. Кивнув, Голицын сел рядом с ним, оставив с другой стороны свободное место – для Эммы.
– Плюс тридцать три, – проговорил Пашка.
– Что? – не понял Иван, думая о своем.
– Плюс тридцать три, говорю. Отрыв наших от Китая. Тридцать три балла.
– А-а, – протянул Голицын.
– По сравнению со вчерашним добавили два очка, – продолжал Хохлов. – К отрыву в смысле. Третий по-прежнему Евросоюз – минус сорок один от китайцев. Да ты меня слушаешь вообще?
– Минус сорок один от китайцев, – на автомате повторил Иван. – Погоди, – нахмурился он, – у кого это минус сорок один? У нас?
– Сам ты у нас! У Европы! У нас плюс тридцать три.
– А, ну да, – кивнул Голицын, глядя куда-то в сторону. Скорчив обиженную мину – типа стараешься для вас, высчитываешь – и никакой благодарности – Пашка проследил за его взглядом: в зал входила Эмма Маклеуд.
Впрочем, уже через секунду стало ясно, что капитан сборной Школы по криску идет не одна: ее тут же нагнал Збышек Мазовецки, слегка притормозивший в дверях, пропуская австралийку вперед. Повернув голову в сторону поляка, девушка принялась что-то горячо ему говорить – очевидно, продолжая прерванный на мгновение разговор. Збышек согласно кивал в ответ.
Пройдя через зал, парочка приблизилась к столу второго курса, и, не прерывая беседы, оба сели – на противоположном конце от Ивана.
– Седьмая комбинация в этом случае бесполезна, – донесся до Голицына размеренный голос поляка.
– Но почему же, почему бесполезна?! – решительно не соглашалась Эмма. – Конечно, действовать надо не по обычной схеме…
Переведя взгляд на Ивана, Пашка отметил, что лоб курсанта пересекла глубокая складка.
– Свободно? – плеча Голицына коснулась чья-то рука. Иван поднял глаза: рядом стоял китаец Чан Бяо.
– Угу, – отрешенно кивнул Голицын и только затем подумал, что можно было сберечь место для Глеба.
Подтянувшемуся через полминуты Соколову достался последний незанятый стул: между Сингхом и Мазовецки. Еще через минуту в зал вошли преподаватели и кураторы, и ужин начался.
Первым из второкурсников покончив с едой, Иван подошел к Эмме.
– Да, Ваня? – тут же обернулась к нему Маклеуд, откладывая вилку.
Голицын покосился на поляка: Мазовецки, похоже, был полностью поглощен общением с бифштексом.
– Э… Эмма… Как насчет прогуляться на поверхность? – пытаясь говорить как можно небрежнее, спросил он. – До закрытия ворот, – он бросил взгляд на циферблат своего браслета, – еще час сорок!
Покидать Школу без сопровождения преподавателей или кураторов курсантам, как правило, запрещалось, но в выходные дни после ужина второкурсники могли какое-то время подышать свежим воздухом – в пределах контрольного периметра, разумеется. Делать там, по большому счету, было особо нечего, но право на прогулку считалось привилегией старшего курса, а потому весьма ценилось.
– На поверхность? – переспросила Эмма. – Слушай, нет, сегодня, боюсь, никак не получится, – попыталась она тут же сгладить отказ виноватой улыбкой.
– Не получится? Почему?
– Ну, понимаешь… Я… То есть мы… Мы со Збышеком собирались обсудить некоторые нестандартные тактические схемы для криска. Ты же понимаешь, игра сборной не должна стоять на месте…
– Понимаю, – кивнул Иван. – Со Збышеком, значит, – он медленно перевел взгляд на Мазовецки – ничего, кроме бифштекса, для того, кажется, по-прежнему не существовало. Почему только, интересно, кусок мяса за время их разговора ничуть не уменьшился? – О’кей, – кивнул он, – сборная – это святое… Значит, в другой раз.
– В другой раз – обязательно! – заверила его Эмма.
Проблема заключалась в том, что примерно то же самое он слышал и вчера, и позавчера, и третьего дня, а другой раз, словно заколдованный, все не наступал.
– В шахматишки? – поймал Иван за рукав пробегающего мимо Глеба.
– В шахматишки? – рассеянно переспросил тот. – А ты что, наверх не идешь?
– Да не, неохота что-то, – покачал головой Голицын. – Ну, так как насчет шахмат?
– Не, дружище, извини, сегодня не могу, – развел руками Соколов. – Я тут это… Обещал Лерке помочь ей с альгерским…
– Лерке? С альгерским? Да она ж и так с урока меньше десятки не приносит!
– Нет предела совершенству! – Иван и не заметил, как к ним приблизилась Боголюбова. Подойдя, Лера взяла Глеба за руку. – Ну что, идем?
– Извини, друг, – виновато повторил Соколов. – Сам видишь…
– Вижу, – кивнул Голицын. – Удачи вам… в альгерском.
– Кто-то что-то говорил насчет шахмат, или мне послышалось? – проговорил Пашка Хохлов, неслышно подходя сзади.
– А ты что, играешь? – не слишком вежливо спросил Иван, провожая тяжелым взглядом удаляющихся Глеба с Лерой.
– Ну, как тебе сказать? Помню, всех главнее королева: ходит взад-вперед и вправо-влево, ну а кони вроде только буквой «Г»… А вообще-то у меня первый разряд, без пяти минут КМС, – не без гордости добавил он.
– КМСов я ем на завтрак, – обернулся наконец Голицын.
– До завтрака еще дожить надо, – усмехнулся Хохлов. – Ну, так что, идем?
– Идем, – махнул рукой Иван.
3
Психотехника, как и на первом курсе, оставалась для Ивана самым нелюбимым из школьных предметов, несмотря даже на тот неоспоримый факт, что в ее практической пользе ему совсем недавно пришлось убедиться буквально на собственной шкуре. Прошлым летом индивидуальный пароль, присвоенный каждому курсанту преподавателем – нард-кором Швуром – еще на самом первом занятии, спас и жизнь самого Голицына, и в конечном итоге репутацию Альгера на Земле. С другой стороны, точно такой же пароль (ну, почти точно такой же – не будем придираться к мелочам), использованный эмиссарами Ранолы, едва не убил его лучшего друга – Глеба Соколова – причем, что самое страшное, – его же, Ивана, руками.
