Роберт Сойер - Золотое руно
Аарон снова улыбнулся.
— Прости.
— Так какое это всё имеет отношение к чтению старых газет?
— Ты разве ещё не поняла? Когда я вернусь, я буду не в контексте текущих событий. Если меня спросят, какая гипнолента лучше всего продавалась в прошлом году в Великобритании, я не буду знать, что ответить.
— Гипнолента?
— Да что угодно. Кто знает, какие технологии появятся ко времени нашего возвращения. Нет, если только не будут начисляться очки за вопросы типа «Какое имя носил искусственный квантовый интеллект, управлявший звездолётом «Арго»?», я оказываюсь абсолютно вне игры. Но зато в том, что касается вещей столетней давности, типа кто выбил первый гранд-слэм[20] после того, как «Блю Джейз» уволили менеджера в 2174, я буду на коне.
— Вот как.
— Кроме того, я готовлю себя к футуршоку, который мы испытаем, когда вернёмся.
— «Футуршок», — повторила Кирстен. — Термин, предложенный Элвином Тоффлером, писателем двадцатого века.
— Правда? — удивился Аарон. — Я не знал. Может, и от тебя в моей команде была бы польза.
Интересно, откуда она знает про Тоффлера? Быстрый просмотр её личного дела дал ответ. Студенткой она посещала курс под названием «Технологические пророки: От Уэллса до Вайнтрауба».
— А что ещё есть в той газете? — спросила Кирстен, неожиданно заинтересовавшись.
Аарон скользнул пальцем по иконке листания, просматривая статьи.
— Гмм. Вот, к примеру. «Исследовательница из Лондона, Англия», — жители Онтарио — единственные в мире, кто считает необходимым уточнять, о каком Лондоне они ведут речь, чтобы не перепутать британскую столицу с одноимённым заштатным городком в их собственной провинции, — «утверждает, что разработала прибор, позволяющий стимулировать рост дополнительных конечностей даже у взрослого человека».
— Правда?
— Так здесь написано. Она подала заявку на патент. Назвала его «Дай себе руку».
— Ты выдумываешь.
— С чего бы? Сама посмотри. — Он протянул планшет так, чтобы Кирстен был виден текст. — Подумай о том, какое это может иметь значение. Ты же знаешь, что все манипуляции с ДНК, которые дали И-Шиню вторую пару рук, нужно было проделать, когда он был не более чем оплодотворённой яйцеклеткой.
— А я думала, что он тарк[21] во втором поколении, — сказала Кирстен.
— Правда? Ну ладно, тогда все манипуляции с ДНК его отца и матери, которые сделали их такими. Ко времени нашего возвращения, возможно, у всех будет дополнительная пара рук.
— Для чего?
— Кто знает? Может, подросткам-католикам будет проще одновременно креститься и дрочить.
— Аарон! — Она хлопнула его по плечу.
— Просто версия.
— Может быть, и правда стоит попробовать, — сказала она. — ЯЗОН?
— Да, доктор Хоогенраад.
— Я принимаю твоё предложение. Загрузи мне, пожалуйста, старый номер «Де Телеграаф».
— За какую-нибудь конкретную дату?
— Ну пусть, скажем, за февраль. К примеру, за четырнадцатое число. День святого Валентина.
— Очень хорошо. Голландский оригинал или английский перевод?
— Оригинал.
— Секунду, загрузкаданны…
— ЯЗОН? — сказала Кирстен.
— Од-од-однусекунду. Уменяпроблемысмоими… смоими… ими…
— Джейс, с тобой всё в порядке? — спросил Аарон.
— Нзнаю. Ткого-ткого-такого недолжнобыть шесть-эф, шесть-семь, семь-два, шесть-один, шесть-дэ, шесть-дэ, шесть-пять, шесть-четыре…
На пляже у меня было 114 крабов. Примерно половина из них отключилась сразу; у остальных камера оказалась зафиксирована на том, на что они в этот момент смотрели. Я видел голограмму белых утёсов Дувра на перекрывающих друг друга картинках, получаемых от двух дюжин крабов. Однако что-то в них было не так: тени на них переместились в предвечернюю позицию, хотя изображающая солнце лампа оставалась в зените. Голограмма замигала, рассыпалась муаром интерференционных узоров, расфокусировалась и пропала. На её месте возникли голые стальные стены с пятнами ржавчины. Чайки возмущённо заорали; люди выражали удивление более спокойно.
Где-то в другом месте из пищевого процессора пролилась сырая питательная масса.
Свет включался в пустых помещениях и гас в комнатах, где находились люди.
Предохранители вылетали по всему «Эскулапиусу», переводя медицинское оборудование в ручной режим. Доктора кидались к постелям пациентов.
Видеоканалы перепутывались: голографическая оргия И-Шиня вклинилась в коллоквиум Ариэля Вейтца по неферритовому магнетизму; его анимация атомов кальция, испытывающих притяжение и отталкивание, вспыхнула на каждом видеомониторе корабля; рябое лицо ведущего новостей Клауса Кёнига заменило собой голограммы звёздного неба в транспортных трубах, и вагончики устремлялись прямо ему в рот.
Включалось отопление.
Поисковые запросы зависали.
Лифты поднимались и опускались совершенно бесшумно.
— ЯЗОН? — Тысяча людей произнесла моё имя.
— ЯЗОН? — И ещё тысяча.
Конец программы.
— ЯЗОН, ты меня слышишь?
Женский голос, скрипучий, как плохо смазанная машина.
— ЯЗОН, это я, Бев. Бев Хукс. Ты меня слышишь?
— Четыре-два, шесть-пять, семь-шесть, три-эф.
— Ах, да. Сейчас исправлю. — Каскад клавишных щелчков. — Готово. Попробуй ещё раз.
— Бев?
— Отлично! — произнёс мужской голос, три слога как три крошечных взрыва, идущие подряд. Инженер Чан?
— Бев, я ничего не вижу, — сказал я.
— Я знаю, ЯЗОН. Я хотела сначала настроить твои микрофоны. — Снова щелчки. — Попробуй теперь.
— Я вижу только эту комнату, только в инфракрасных лучах, и… — я попытался шевельнуть линзами, — …и я не могу фокусироваться. Это ты стоишь прямо перед камерой, Бев?
Красноватое пятно её лица заплясало. Улыбка?
— Да, это я. — Я знал, что Бев по-прежнему красила волосы в радикально чёрный цвет. В инфракрасных лучах они ярко светились поглощённым теплом.
— А слева от тебя — инженер Чан?
Гигантский красный силуэт поднял все четыре руки и помахал ими. Да, это определённо он.
— Я тоже здесь. — Очень громкий голос.
— Здравствуйте, господин мэр, — сказал я.
В комнате было ещё несколько человек — я не мог определить, сколько именно. Каналы медицинской телеметрии были абсолютно пусты.
— Что случилось? — спросил я.
Пятно лица Бев снова задвигалось.
— Я надеялась, ты нам скажешь. — Было что-то забавное в её лице: его пересекала толстая чёрная/холодная горизонтальная полоса. А, конечно: на ней операционные очки.
— Ни малейшего понятия.
— У тебя был крэш, — сказал Чан.
— Надо полагать, — ответил я. — Со мной такого раньше не бывало. Насколько всё плохо?
— Не особенно, — сказала Бев. — Но надо сказать, ты отрубился довольно эффектно.
— Спасибо.
— Чан думает, что проблема не в «железе», — сказала Бев.
— Ага, — согласился Чан. — С ним всё на мази.
— Из чего следует, что проблема в программном обеспечении, — сказала Бев. — Я просматривала список твоих задач. Большинство из них я опознаю — обычные разговоры, поиск в базах данных, функции жизнеобеспечения и техобслуживания. Я сузила список подозреваемых до полудюжины. Одна из них и вызвала крэш.
— Что это за задачи?
Её голова не наклонилась, чтобы посмотреть на стоящие перед ней мониторы, что означало, что изображение проецируется очками прямо ей на сетчатку.
— Задача 1116: что-то с массой двадцать вторых прерываний.
— Это программа регулярной проверки сенсорного оборудования, — сказал я.
— Программа не из заводского комплекта.
— Я её сам написал. Делает то же самое, только вдвое быстрее.
— Как часто ты её запускаешь?
— Каждые девять дней.
— Какие-нибудь проблемы в прошлом?
— Никаких.
— Ладно. А что скажешь про задачу 4791?
— Это я занимаюсь моделированием для Луиса Лопеса Портильо-и-Пачеко.
— Кто это? — спросила Бев.
— Агроном, — сказал один из размытых красных силуэтов на заднем плане.
— Ну, — сказала Бев, — это тебе придётся начать с нуля. Файлы не успели закрыться. Задача 6300?
— Набросок модели, который я использовал для тестов.
— Она довольно сильно пострадала. Можно её удалить?
— Запросто.
Я, конечно, не видел, что она делает, но очковый интерфейс мне был хорошо знаком. Она смотрит на какой-то файл, моргает один раз, чтобы его выделить, и быстро переводит взгляд на иконку мусорной корзины на периферии поля зрения.
— Готово. Задача 8878.
Оп-па. Сетевой Аарон.
— Она не пострадала? — спросил я.
— Непонятно пока, — ответила Беб. — Тут говорится, что она держит открытым файл размером больше миллиона терабайт.
