Роберт Сойер - Золотое руно
— Я хочу узнать её имя.
— Не смогу тебе с этим помочь. Его не было в сертификате об усыновлении?
— Нет.
— Прости, сынок. Ты же знаешь, как сейчас с этими вещами. Их держат в секрете.
— Но может быть, она хочет увидеть меня.
— Может быть. Я думаю, есть способ это выяснить.
Аарон вскинулся.
— Да?
— Министерство, которое этим занимается, я забыла название…
— Коммунальных и социальных служб.
— Ага. Они ведут… что-то вроде регистрационной службы. Я думаю, так это называется.
— Что за служба?
— Ну, если усыновлённый ребёнок и природный родитель в нём зарегистрируются и скажут, что хотят друг с другом встретиться, то министерство организует такую встречу. Возможно, твоя настоящая мать зарегистрировалась в министерстве.
— Здорово. Я попробую. Но что если нет?
— Тогда, боюсь, министерство откажет тебе во встрече. — Она секунду помолчала. — Прости.
— Ну ладно, хотя бы есть с чего начать. — Он посмотрел на мать, в её простые карие глаза. — Но я всё ещё не понимаю, почему ты не сказала мне, что меня усыновили. Пусть не когда я был маленьким, а когда вырос.
Его мать смотрела в окно, на деревья, сбросившие листья в ожидании зимы.
— Прости меня, сынок. Мы думали, что так будет лучше. Мы просто не видели, как это знание могло бы сделать тебя счастливее.
Красота, говорила Маргарет Вульф Хангерфорд[15], всегда в глазах очарованного. Я никогда толком не понимал, что это означает, до сегодняшнего дня. Нет, существуют вещи, которые я считаю красивыми: плавные гладкие поверхности хорошо сконструированной и содержащейся в порядке техники; яркие эстетические качества замысловатого сбалансированного уравнения; даже грубая хаотичность некоторых фрактальных узоров. Но для меня люди всегда были просто людьми, и их вариации индивидуальной физиогномики и физического сложения интересовали меня только в плане облегчения идентификации.
Однако теперь, когда я видел мир глазами Аарона Россмана, я постиг истинный смысл того, что есть красота и что делает одного человека более привлекательным, чем другой.
Взять, к примеру, Беверли Хукс. Когда я увидел её впервые, то отметил её расу (европеоидная, кожа необычно бледная), цвет глаз (густо-зелёный), цвет волос (у корней — тёмные от природы, но остальное выкрашено в такой чёрный цвет, что практически не отражает света), и несколько других специфических деталей, которые помогут мне опознавать её в будущем.
Когда Аарон Россман впервые увидел её за двадцать два дня до нашего отлёта, он начал каталогизировать её признаки с задней части, поскольку приблизился к ней со спины. Отличный кабуз[16] было его первой мыслью — Аарон, с его интересом к поездам, принадлежал к числу немногих людей на Земле, знавших, что такое кабуз. Я тоже смотрел теперь на её зад его глазами. Выпуклость бёдер, плавная округлость ягодиц, тонкая синтетическая ткань чёрных брюк, туго их обтягивающая, попавшая меж них складка.
— Простите, — сказал Аарон.
Бев смотрела наружу в огромное панорамное окно. Оно выходило на загрузочную площадку орбитального лифта, соединяющего жёлто-коричневую кенийскую глубинку с висящим над ней «Арго». Трио жирафов прогуливалось мимо его массивного основания.
Она повернулась и улыбнулась. Аарон воспринял это как яркую… нет, лучистую улыбку, хотя я сомневался, что её зубы, пусть белые и крупные, отражали так уж много света.
— Да? — сказала она немного скрипучим голосом. Мне этот голос всегда напоминал звук, издаваемый плохо смазанной машиной, однако Аарон нашёл его очаровательным.
— Здравствуйте, — сказал он. — Э-э… И-Шинь Чан сказал, что вы можете мне помочь.
Она улыбнулась снова. Для Аарона её лицо было красивым: высокие скулы, крошечный нос.
— Что у вас на уме?
— Гмм. — Аарон сглотнул, и я внезапно осознал, что ему неловко, потому что он находит её красивой. — Вы ведь Бев Хукс, не так ли?
— Есть такое дело.
— Э-м-м… меня зовут Аарон Россман, и…
— Приятно познакомиться, Аарон.
— Взаимно. Я слышал, что вы… э-э… взломщик.
— Зависит от того, кто спрашивает и что он хочет узнать.
— Я хочу увидеть кое-какие записи.
— О какого рода хранилище мы говорим?
— Правительственная сеть. В Онтарио… это канадская провинция.
— Я знаю. Я из Иллинойса. У меня есть друзья в Су-Сент-Мари[17].
— О.
— Так с какой же целью вы хотите вломиться в правительство Онтарио? К тому времени, как мы вернёмся, срок давности истечёт по практически любому преступлению, какое вы могли совершить. — Она снова улыбнулась своей мегаваттной улыбкой.
— О, нет! Ничего такого. Просто я, в общем, недавно узнал, что меня усыновили. Я хотел бы встретиться со своими природными родителями до того, как мы улетим. Просто поздороваться. — Он сделал паузу. — И попрощаться.
— Записи об усыновлении? — Она посерьёзнела, но даже с серьёзным лицом она нравилась Аарону. — Легко. Подобрать пару паролей, немного расковырять файловую систему, то, сё… Двадцати минут хватит.
— То есть вы можете это сделать?
— Конечно. Что я с этого буду иметь?
— Э-э… а чего бы вы хотели?
— Угостите меня ужином?
— Я обручён.
— И что? Я тоже замужем. Женщине же всё равно надо есть, разве не так?
Домашний бог осмотрел Аарона через камеру, установленную над мезузой[18] на дверном косяке.
— Да? — сказал он низким глухим голосом, произведённым дешёвым синтезирующим чипом.
— Меня зовут Аарон. Я бы хотел видеть Еву Оппенгейм.
— У миз Оппенгейм не запланировано встреч на сегодняшний вечер.
— Разумеется. Я… я просто оказался в городе всего на один день.
— В её списке друзей и деловых контактов нет никого по имени Аарон.
— Да, я знаю. Пожалуйста, скажите, она дома? Скажите ей… скажите, что я старый друг семьи.
В голосе домашнего бога звучал неуверенно.
— Я скажу ей. Пожалуйста, подождите.
Аарон засунул руки в карманы — в этот раз не столько по привычке, сколько из-за холодного вечернего бриза. Он ждал и ждал (как странно не знать точную длительность!) пока, наконец, входная дверь не скользнула в сторону. Аарон резко обернулся к ней. В дверном проёме стояла женщина, которой на вид не было и сорока. Аарон смотрел на неё, на её угловатое лицо, странные многоцветные глаза, песочного цвета волосы. Это было словно смотреться в какое-то меняющее пол зеркало. У него не было сомнений, совершенно никаких, в том, кто эта женщина. Единственным сюрпризом стала её молодость.
Взгляд самой этой женщины был, однако, лишён интереса. Она не видела в лице Аарона того, что он увидел в её лице, полагаю, потому, что она на него не смотрела.
— Да, — сказала она; голосом, глубоким и тёплым, она тоже походила на Аарона. — Я Ева Оппенгейм. Чем могу помочь?
Аарон словно утратил дар речи. Странное ощущение: не знать, что скажешь дальше; когда нужно сказать столько всего, но нет алгоритма расстановки приоритетов. Наконец, он пробормотал:
— Просто хотел вас увидеть. Узнать, как вы выглядите. Поздороваться.
Ева пристально посмотрела на него.
— Кто вы?
— Я Аарон. Аарон Россман.
— Россман… — Она отступила на полшага назад. — О… Господи. Что вы здесь делаете?
Аарона начинала раздражать её реакция.
— Вы, конечно, слышали об «Арго», — сказал он с едва уловимой запинкой. — Я улетаю на нём. Я покидаю Землю и вернусь только через сто лет. — Он смотрел на неё, словно ожидая реакции, словно из того, что он сказал, была очевидна цель его появления здесь. Когда реакции не последовало, он продолжил: — Я просто хотел увидеться с вами, всего один раз, перед тем, как улететь.
— Вы не должны были сюда приходить. Вы должны были сперва позвонить.
— Я боялся, что если я позвоню, то вы мне откажете.
Её лицо утратило цвет.
— Это правда. Я отказала бы.
У Аарона упало сердце.
— Прошу вас, — сказал он, — я совершенно запутался. Я только недавно узнал о том, что меня усыновили.
— Это ваши родители сказали вам, где меня найти?
— Нет. Они мне даже не говорили, что я им не родной. Я наткнулся на бумаги. Надеялся, что вы захотите меня увидеть. Я зарегистрировался в реестре добровольного раскрытия конфиденциальности министерства социальных служб, но там сказали, что вы не подавали заявку на встречу со мной, так что они не могут ничем помочь. Я подумал, что, может быть, вы не знаете про этот реестр…
— Разумеется я знаю про реестр.
— Но…
— Но я не хотела вас найти. Точка. — Она всмотрелась в лицо Аарона. — Проклятье, да как вы посмели прийти сюда? Какое вы имеете право вторгаться в мою жизнь? Если бы я хотела, чтобы вы знали, кто я такая, я бы вам сказала. — Она отступила вглубь дома и гаркнула «Закрыть» домашнему богу. Серая дверная панель шумно задвинулась.
