Георгий Мартынов - Звездоплаватели
– Я полагаю, что буря пронесется быстро, - сказал Белопольский.
– Во всяком случае не менее чем через два-три часа. Вспомните, что вы сами писали в своей книге о бурях на Марсе. - Камов засмеялся. - Вот теперь мы проверим ваши вычисления.
– Я был бы рад, если бы ошибся.
– Опасаюсь, что вы не ошиблись. Дальнейшие разговоры будет вести Борис Николаевич.
– Далеко еще до "болота?
– Километров десять.
– Туча в одном километре от корабля, - сказал Белопольский. - Она движется с чудовищной скоростью, - и через мгновение добавил: - В окна уже ничего не видно. Стало совершенно темно.
Ни Камов, ни Мельников ничего не ответили. Потом Мельников быстро бросил в микрофон:
– Видим тучу. До "болота" три километра.
На горизонте, от края до края, быстро поднималась исполинская стена. Это была сплошная масса песка, которую ветер поднял и нес с огромной скоростью прямо навстречу вездеходу. До этой встречи остались считанные секунды.
Камов хорошо понимал, что если вездеходу удастся миновать "болото", опасность будет значительно меньше. Во мраке, который должен был сейчас наступить, болото было страшной угрозой.
Туча стремительно приближалась. Впереди нее бешено вращались песчаные смерчи. Камов уже видел впереди поворот следа, обходящий "болото".
Еще!.. Еще немного!
Мельников всем телом наклонился вперед, словно этим движением мог помочь могучему мотору.
Вездеход находился от места поворота на таком же расстоянии, как и зловещая стена бури. Кто быстрее достигнет "болота"? В этом был вопрос, быть может, жизни или смерти…
– Спасибо, ребята! - громко сказал Камов, когда вездеход, стремительно совершив широкий полукруг, вышел на прямую дорогу к звездолету, проложенную его же гусеницами.
– Кому вы? - спросил Мельников.
– Уральским рабочим, - ответил Камов. - Тем, кто сделал наш замечательный мотор.
Страшное место осталось позади. Теперь только бы не сбиться с пути во мраке.
И, словно мстя за эту победу, страшный вихрь обрушился на вездеход. Скорость сразу упала до сорока километров в час. Непроницаемый мрак окутал все кругом. Тяжелые массы песка, ударяясь в окна вездехода, скрипели на стеклах, как будто кто-то тер их наждачным порошком.
– Попросите дать маяк, Борис Николаевич.
И, словно услышав его просьбу, на щитке вспыхнул тусклый зеленый круг с отчетливой черной полосой посередине.
– Молодец! Сам догадался, - сказал Камов.
Теперь надо только точно выдерживать направление, чтобы черная полоска не расширялась, не становилась тусклой. Это будет означать, что вездеход уклонился от прямого пути. Остальное сделают мотор и крепкие стенки машины.
– Как дела, Борис Николаевич? - спросил Камов.
– Все в порядке, Сергей Александрович! Жалко, что нельзя заснять эту бурю.
– Кто о чем! - засмеялся Камов. - Боюсь, что при таком "ярком" освещении пленка испортится.
Буря неистовствовала вокруг них. Как будто природа Марса злилась, что не удается справиться с маленькой дерзкой машиной, явившейся сюда с далекой Земли и упрямо продвигавшейся вперед наперекор стихии.
Непроглядная черная ночь окружала их. Было странно сознавать, что где-то за пределами бури сияет Солнце, что все это происходит в середине дня. Мельников попытался включить прожектор, установленный на крыше вездехода, но, убедившись, что относительно слабый луч света не в состоянии пробить плотную завесу песка, выключил его.
Светящиеся голубоватым светом приборы на щитке управления были единственным местом, на котором мог отдохнуть глаз в этой кромешной тьме, угнетающе действовавшей на нервы.
– Вы не боитесь, что песок набьется в подшипники ведущих колес? - спросил Мельников.
– Нет, - ответил Камов. - Не боюсь. По указанию Белопольского и под его непосредственным наблюдением во время испытания на заводском стенде вездеход специально подвергался длительному воздействию мощной струи мельчайшего песка. Как показали последовавшие за этим тщательные осмотры, ни одна песчинка не попала в ведущие части.
Прошло около получаса.
Впереди, в черном мраке, внезапно вспыхнула крохотная яркая точка.
– Прожектор! - сказал Камов. - Значит, мы совсем рядом с домом.
– Удивительно, что его видно в такую бурю.
– Четыреста киловатт. Это же почти авиационный маяк.
Мельников включил микрофон.
– Вижу прожектор, - сказал он.
– Замечательно! - ответил Белопольский. - Мы зажгли его пятнадцать минут назад. Значит, вы совсем близко. Хорошо видите?
– Совершенно отчетливо.
– Как ведет себя вездеход?
– Прекрасно! Сергей Александрович просит выключить радиомаяк.
– Выключаю!
Машина замедлила ход. Корабль был где-то совсем близко.
Прожектор горел яркой звездой, и в его свете стали смутно видны крутящиеся за окном песчинки.
Буря не только не ослабевала, а становилась все яростнее. Но она была уже не опасна. Вездеход подходил к дому. Луч света неосязаемой нитью, связал его со звездолетом, с друзьями, нетерпеливо ждущими за несокрушимыми стенами.
ПАМЯТНИК
Выйти из вездехода оказалось не так просто. Ураган валил с ног, не давая сделать ни одного шага. Остановившийся вездеход был мгновенно засыпан песком до самых окон. Звездолет, находившийся совсем рядом, едва различался глазом. Только прожектор своим ярким светом давал возможность немного ориентироваться.
Камов подвел машину вплотную к кораблю, поставив ее под защиту левого борта. По его просьбе, Белопольский немного выдвинул крыло - и вездеход оказался прикрытым сверху.
Дверь выходной камеры была прямо напротив дверцы машины. Переход на корабль в этих условиях был уже безопасен, и путешественники один за другим покинули вездеход.
Корабль лежал на "земле".
Колеса, так же как и крылья, были убраны внутрь, чтобы уменьшить площадь сопротивления ветру. Дверь находилась низко над "землей", - и не пришлось даже воспользоваться лестницей.
Очутившись внутри и сняв маску, Камов тотчас подошел к Пайчадзе. За всю поездку он ни разу не говорил о нем, но Мельников видел, что мысли врача были все время замяты его пациентом. Раненый чувствовал себя хорошо. Сменив перевязку, Камов заставил Пайчадзе смерить температуру и только тогда успокоился.
– Кажется, все обойдется благополучно, - сказал он. - Послезавтра, к моменту старта, вы будете совсем молодцом.
– С таким ранением, - ответил астроном, - во время войны я не покинул бы строя.
– Это другое дело, - сказал Камов. - Война с природой должна проходить без жертв.
Буря продолжалась еще полтора часа и окончилась так же внезапно, как и налетела. Песчаная стена промчалась мимо звездолета и быстро скрылась за горизонтом. Несколько минут продолжал дуть ветер, но затем и он прекратился. Местность вокруг корабля приняла такой же вид, как и утром.
– Удивительно! - сказал Белопольский. - Если бы мы проспали эту бурю, то ни за что бы не поверили, что она вообще была.
Действительно, кругом не было видно ни малейших следов урагана. Слой песка, покрывавший почву, казался нетронутым. Густые заросли растений стояли как прежде, и даже у их корней не было песчаных наносов. Только у правого борта звездолета высился огромный холм, закрывший все окна с этой стороны.
– Приподнимите корабль! - сказал Камов.
Мельников нажал кнопку на пульте. Заработал мотор, и колеса вышли из своих гнезд. Звездолет медленно поднялся. Песок, прижатый к борту, рассыпался, и окна оказались свободными.
И с правой стороны все было по-прежнему. Так же блестела неподвижная поверхность озера. Казалось, что не вода, а ртуть наполняла его низкие берега.
– Ветер совершенно прекратился, - сказал Камов. - Природа Марса заставит наших ученых метеорологов поломать голову.
– Ботаникам тоже будет много работы, - заметил Белопольский. - Очевидно, что растения прижались к "земле" во время бури. Но как могли согнуться такие толстые стволы? Их строение, по-видимому, иное, чем у земных растений.
– Все здесь иное, - сказал Камов. - Только по внешнему виду природа Марса напоминает 3емлю, а в действительности ее эволюция шла, вероятно, совершенно другим путем, чем на Земле. Ученому любой специальности здесь обширнейшее поле для исследований.
– А наше растение?! - воскликнул вдруг Мельников, бросаясь к окну.
– Неужели придется в третий раз ехать за этим злополучным кустом? - сказал Камов.
Но тревога оказалась напрасной. Растение, о котором они совершенно забыли во время бури, было на месте. Через несколько минут, очищенное от песка, оно уже заняло свое место в холодильнике.
До захода солнца было еще далеко. Остаток дня посвятили установке памятника, который, по плану экспедиции, нужно было поставить на месте посадки корабля. Эта работа заняла несколько часов, и в ней принял участие весь экипаж, за исключением Пайчадзе, которому Камов категорически запретил выходить из звездолета. Бейсон сидел запертым в каюте; и было решено, что он выйдет из нее только тогда, когда корабль покинет Марс.
