Шервуд Смит - Империя тысячи солнц. Том 1
– Мне кажется, он достиг цели, – сказала она.
Невозможно было отгородиться от него полностью. Когда он задавал свой вопрос, теплые тона в его голосе спрашивали совсем о другом: «Тебе понравился мой подарок?»
Теперь тепло исчезло, лицо спряталось за маской отстраненной вежливости, за которой так трудно разглядеть человека. Но эмоции, к несчастью, никуда не делись, только образовали магнетическую смесь со знаком вопроса.
– Какой цели? – спросил он.
Она подняла камень с цепочкой, вьющейся в воздухе, как змея, и посмотрела сквозь него на шестиугольник с холодными звездами космоса. Цвет камня сделался из голубого индиговым, затем краски померкли, и он стал прозрачным, как алмаз.
– Ты использовал Маркхема, чтобы влепить пощечину своим чистюлям, – и у тебя, кажется, получилось.
Он сделал отрицательный жест. Тонкий узор его эмоций менялся с поразительной интенсивностью.
– Нет. Это они все так поняли, потому что ожидали чего-то подобного. Я просто исполнил для них музыку Маркхема, и каждому она напомнила о том, что всего важнее для него. Я прав?
Желание нанести удар, чтобы защитить себя, было почти непреодолимым.
– Если хочешь, чтобы я тебя поблагодарила, то спасибо. – Если грубость не смогла прервать этот разговор, то, может быть, мелочность сработает?
Он не шевельнулся, не сказал ни слова, но она почувствовала, как он внутренне сжался. И все же вопрос, который владел им, остался в силе. Он не уйдет, поняла она сквозь туман в голове. Он не уйдет, и на этот раз ей ничто не поможет.
– Почему ты не хочешь со мной разговаривать? – спросил он.
Она сменила позу. Все ее должарские инстинкты пробудились в ней. Настало время бежать – или драться.
– Ты боишься, – сказал он, сам испугавшись правдивости сказанного.
Она быстро взглянула на него своими черными глазами. Он ощутил ее гнев, как удар, и продолжал:
– Это не тот страх, что испытывают в бою. Я видел, как ты хладнокровно стреляла в людей и так же холодно шла на риск быть подстреленной самой. У должарианцев это считается достоинством, верно? Встречать смерть без эмоций?
Она молчала.
– Не отвечаешь? – Он описывал круг около нее, хватаясь за пузырьки. – Боишься ответить?
Она смотрела в сторону, словно отыскивая выход. Сквозь черные плывущие волосы он разглядел напряженную морщину у нее на лбу.
– Почему? – спросил он и выстрелил наугад: – Что мог Маркхем сказать обо мне такого, чтобы вызвать такую реакцию?
Она вскинула подбородок и сжала руку в кулак: его выстрел попал в цель.
– Ничего, – сказала она, глядя в сторону. – Где этот старый...
– Ты боишься, – повторил он, разрядившись беззвучным смехом. – Чего – моего титула? – Он развел руками – смех мешал ему говорить. – Уж кто-кто на этой станции, но ты... Закоренелая должарская нигилистка, беглая рабыня трепещет перед короной, как самый последний лизоблюд, проталкивающийся к трону...
Ее рука рассекла воздух, как нож, целя ему в лицо.
Если бы он попытался блокировать, она, вероятно, сломала бы ему руку. Он вильнул в сторону, отклонившись от удара. Ее закрутило волчком, и она ударила снова, опять ладонью, но вложив в это всю свою недюжинную силу.
– Почему? – повторил он, продолжая смеяться.
Но она не желала разговаривать. Он видел смерть в ее черных глазах, когда она размахнулась еще раз.
Теперь он придвинулся близко и использовал против нее ее собственный вес, крутанув ее в воздухе. Но ей не в новинку было драться в невесомости – она раскинула руки и ноги, подождала, пока ее прибьет к стене, и собралась для броска.
За годы вынужденного досуга в Брендоне развилась привычка смотреть на себя со стороны. Он знал за собой психический вывих, превращавший всякий флирт в игру. Ему нравилось соблазнять женщин, безразличных к нему, презирающих его, – а эта и вовсе его ненавидела.
Он метнулся к ней первым, быстро, как мотылек на пламя, зарылся пальцами в волосы любовницы Маркхема и поцеловал ее.
Они впервые коснулись друг друга, и эффект получился ошеломляющий. Молния сверкнула у него перед глазами, когда она смазала его по губам, и еще одна, когда он стукнулся головой о стену. Она отлетела к противоположной стене, нашла рядом пульт и ударом кулака врубила гравиторы.
Они оба рухнули на покрытую мхом платформу. Брендон первый, взметнув резкий запах смятой зелени. Она упала на него. Ее сила парализовывала, и этому способствовали электрические разряды разогретого яростью желания. Он видел перед собой ее оскаленные в хищной ухмылке зубы и смертоносный фокус глаз в обрамлении черных бархатных волос.
Ее пальцы сомкнулись на его шее, но он лежал неподвижно, не пытаясь защитить себя. Ощутимая опасность воспламенила и его, и он видел реакцию Вийи по каплям пота на лбу. Когда ее пальцы нащупали пульс и стали медленно-медленно погружаться все глубже, он улыбнулся прямо в ее полыхающие адским пламенем глаза.
– Скажи-ка, – выговорил он немеющими губами, чуть дыша от ее хватки и от смеха, – должарианки после этого снабжают своих любовников вставными зубами?
Она широко раскрыла глаза, запрокинула голову и рассмеялась захлебывающимся, самозабвенным смехом человека, которому не помогли ни расчет, ни старание и осталось только хохотать над собой.
От такой метаморфозы у него окончательно пресеклось дыхание: ее красота, освобожденная наконец от маски холодной сдержанности и отталкивающе злобного выражения, поражала тем сильнее, что в ней не было ни капли искусственности.
Он погрузил пальцы в ее длинные волосы, теплые у корней и холодные на концах. Она вздрогнула. Ее сильные руки по-прежнему держали его за горло, но уже не сжимали, и когда он взял ее за плечи и притянул к себе, выброс отпущенной на волю страсти прошил его с головы до пят.
Ни один не произнес ни слова. Она сбросила словесную броню, он отказался от словесного камуфляжа, и оба устремились вверх по шкале чувственных гармоник.
Все размеры у них были одинаковые. Колени, бедра, грудь, рот – все подходило, как кость к суставу. Он, искушенный в науке страсти, вел свою партию так, что антифоническая мелодия их взаимных удовольствий, дополняющих и отражающих друг друга, звучала в мощном продолжительном концерте, захлестывая их обоих.
Но вот вихрь, затмивший солнце и звезды, снова вынес их к реальности, и Брендон, не наделенный сверхчувственным даром, первый вспомнил себя и то, что его ожидало.
Но это пришло не сразу, и в тот краткий миг, когда он смотрел в ее бездонные черные глаза, вселенная вращалась вокруг него.
Первая реакция, как всегда, была физической: он сжал ее руку, чтобы остановить карусель, и лишь потом убедился, что гравиторы Тате Каги работают исправно и сами они не сдвинулись с места.
Разбираться в этом подробнее не было времени. Он вспомнил о заговоре и о похвальбе Джерода Эсабиана относительно его отца. Надо уходить – и быстро.
Но он задержался еще на мгновение, продолжая смотреть ей в глаза. Секс никогда прежде не стеснял его свободы. Но Вийя не знатная дама – в определенном смысле она его враг, потому что ведет эту игру по другим правилам.
Он сознавал, что их встреча не останется без последствий. Но эта мысль, подогретая остаточным пылом, не тревожила, а доставляла удовольствие.
– Почему ты не хотела говорить со мной о Маркхеме? – спросил он.
– Потому что тот, каким мы его знали, и тот, каким он был на самом деле, были разные люди, – тихо, почти шепотом, ответила она. – Какой же толк от разговоров?
Он не мог оторваться от ее глаз, от выгнутых век, от радужки, такой черной, что она сливалась со зрачком. Ему снова показалось, что гравиторы отказали, и он сделал глубокий вдох, чтобы утвердиться на месте.
– Толк такой, что мы продлили бы его жизнь, вспоминая о нем. Ты бы добавила свои воспоминания к моим и наоборот.
Ее глаза как будто еще потемнели – это она опустила ресницы, отгородившись от звездного света с экранов. И, к растерянности Брендона, снова оделась в невидимую броню.
– Когда-нибудь мы так и сделаем. Но не теперь: тебя ищут. – Она кивнула куда-то в сторону. – Келли сообщают о большом переполохе.
– Это не переполох, а целый переворот. – Он потрогал разбитый рот, засмеялся и увидел отражение своего смеха в ее глазах. – Интересно, в следующем бою мне так же повезет?
* * *Ярость Ванна переросла в непреклонную решимость. Он всех задержал в анклаве, даже ее светлость вдову Эренарха, которая так и сидела в халате, позаимствованном у Роже. Но даже в этом халате, с драгоценностями, утопленными в озере, и мокрыми волосами по плечам она сохранила свое достоинство.
Достоинство – да, а вот невиновность... Уклончивые взгляды и неуверенные интонации как раз и побудили Ванна задержать ее, и убежденность в ее виновности еще более укрепилась в нем, когда она не стала оспаривать его право на подобные действия и даже безропотно отдала ему босуэлл, оставшись без связи.
