Юрий Безелянский - Страсти по Луне. Книга эссе, зарисовок и фантазий
Сегодня, подобно Лермонтову, я могу сказать, что люблю Москву, но «странною любовью»: временами ненавижу, рвусь из нее. Но удивительное дело: возвращаешься домой откуда-то из Вены или Брюсселя – и искренне радуешься, что снова в Москве. Снова дома. Очевидно, это чувство знакомо многим, недаром поэт Серебряного века Константин Бальмонт писал в эмиграции:
Ни Рим, где слава дней еще жива,
Ни имена, чей самый звук – услада,
Песнь Мекки и Дамаска, и Багдада –
Мне не поют заветные слова, –
И мне в Париже ничего не надо,
Одно лишь слово нужно мне:
Москва!
Москва – отчий дом. Между прочим, Бальмонт родился в деревне Гумнищи под Шуей, а я в Москве, да еще на Арбате, и – вспомним начальный эпиграф – «рвался вперед, навстречу бытия». Бытие наше именно в Москве. А всякая «загранка» – так, развлекаловка. Побывал, полюбовался и назад – глубже вдыхать «дам отечества».
Принцесса Греза, большевик Бухарин и шпион Освальд – обитатели «Метрополя»
«Метрополь»… Сегодня это пятизвездный международный отель, входящий в объединение гостиниц «Ин- терконтиненталь». Недоступно-надменный, красивый, валютный. А когда-то он был вполне доступный, народный, если можно так выразиться (ах, эта пленительная идея равенства!).
Во-первых, тут был кинотеатр, длинный как кишка, но вполне уютный. И сюда я приходил смотреть фильмы. Центр, метро рядом, удобно… Во-вторых, даже в свои полуголодные студенческие годы я не раз бывал в ресторане «Метрополь», чтобы в хрустально-накрахма- ленном уюте отведать бульон, съесть котлету по-киев- ски (в 50-е годы наивысший кулинарный изыск) и заказать чашечку черного кофе. То есть устроить себе маленький праздник в великолепии метропольского интерьера, под сводами удивительной красоты стеклянного расписного потолка.
Так что, входя в почти царственные апартаменты нынешнего «Метрополя», я чуточку ностальгировал по ушедшему прошлому.
Ну а теперь исторический экскурс.
История
На месте «Метрополя» в конце прошлого века находилась гостиница «Челыши». Вместо нее акционеры во главе с Саввой Мамонтовым решили воздвигнуть новую гостиницу, соответствующую облику новой России, переживавшей тогда капиталистический подъем. Был объявлен международный архитектурный конкурс на проект фасада здания. Окончательный выбор пал на проект английского архитектора Вильяма Валькотта. В строительстве «Метрополя», начавшемся в 1899 году,
приняли участие Кекушев, Эриксон, Весневский и другие русские архитекторы, инженеры и строители.
В 1903 году здание было построено, и пораженная Москва ахнула. Рядом со строгими постройками классической архитектуры (Большой и Малый театры) появилось нечто совсем новое, в стиле модерн. Пятиэтажная, массивная, чем-то напоминающая океанский корабль, гостиница возникла у Китайгородской стены. Сразу разгорелись споры: красив «Метрополь» или нет, вписывается в Москву или выламывается из нее?
Недавно ушедший от нас Юрий Нагибин считал, что «Метрополь» построен, как он выразился, с мавританскими причудами группой посредственных архитекторов. Но это личное мнение писателя. Конечно, «причуды» видны невооруженным глазом: в модерн вплетены элементы неоклассицизма, барокко и даже стиля Людовика XIV. Словом, эклектика. Но это как раз тот случай, когда эклектика не раздражает, а, наоборот, приятно ласкает взгляд. «Метрополь» смотрится, а после реставрации особенно. Я бы даже сказал: он грандиозен и впечатляющ.
Фронтон здания украшает майоликовое панно Михаила Врубеля «Принцесса Греза». У этого панно почти детективная история. Савва Мамонтов заказал картину (16 м в длину и 6,36 м в высоту) Врубелю, который работал над ней с редким вдохновением. Картину собирались экспонировать на Всероссийской промышленной и сельскохозяйственной выставке летом 1896 года в Нижнем Новгороде, но… взбунтовались академики, входившие в жюри императорской Академии художеств. По словам художника Коровина, не обошлось без «озлобленной ругани, и ненависти, и проклятий на бедную голову Михаила Александровича». Многие не поняли новаторства Врубеля.
Мамонтов не дал в обиду своего любимца, и картина все же была выставлена в отдельном павильоне. А ее декоративная копия вознеслась над «Метрополем».
«Принцесса Греза» – персонаж модной тогда комедии Эдмона Ростана. Что касается оригинала картины, то он считался долгое время пропавшим и лишь в 1957 году был обнаружен случайно.
Врубель был не единственным художником, который потрудился во имя красоты «Метрополя». Во внутренней отделке здания принимал участие знаменитый архитектор Иван Жолтовский. Потолки расписывал Сергей Чехонин, график и живописец, член объединения «Мир искусства», создатель так называемого «агитационного фарфора». У Чехонина был каллиграфически изощренный рисунок кистью, основанный на стилизации декоративных мотивов русского ампира. Прибавьте к этому искусную работу краснодеревщиков, мраморщиков, чеканщиков, изготовителей фарфора, уникальных люстр и светильников, и вы получите почти музейный «Метрополь».
Четырнадцать лет отвела история «Метрополю» в дореволюционное время. Гостиница была знаменита и посещаема. Не менее популярным слыл и ресторан. Мамонтов имел тут постоянный столик. Частым гостем был Шаляпин. Запомнился его импровизированный «бенефис» по случаю царского манифеста о свободе. Взбудораженный Федор Иванович взгромоздился на стол и оглушил всех пением «Дубинушки». «Эх, дубинушка, ухнем!..» И она ухнула в образе революции. Ухнула так, что от старой жизни не осталось и следа.
Второй Дом Советов
В октябре 1917 года в «Метрополе» засели, как пишут коммунистические летописцы, белогвардейцы. Из здания они были выбиты красногвардейцами и революционными солдатами во главе с Фрунзе, о чем свидетельствует мемориальная доска.
С марта 1918 года «Метрополь» зажил новой, неожиданной жизнью: он превратился во 2-й Дом Советов. Здесь разместились правительственные учреждения, проходили съезды и конференции, жили государственные и партийные деятели.
По западному фасаду протянулась новая надпись, исполненная большевистской самонадеянности: «Только диктатура пролетариата в состоянии освободить человечество от гнета капитала. Ленин». Сам вождь не
однократно бывал в «Метрополе». В июле 1918 года, когда Германия предъявила ультиматум молодой республике, он выступил с балкона во внутреннем зале. Еще Ленин выступал тут в день прощания с председателем ВЦИК Яковом Свердловым. Тогда же в «Метрополе» было оглашено решение Московского Совета о том, что площадь перед гостиницей будет носить имя Свердлова. Потом ей вернули прежнее название: Театральная.
Итак, в «Метрополе» обосновался 2-й Дом Советов. В мгновение ока все изменилось: атмосфера, публика, речь. По коридорам уверенно засновали партийные функционеры, засуетились советские чиновники, замелькали различные делегаты из разных концов России. Собирались в банкетных залах. Совещались. Надрывали горло. И все во имя светлого будущего. А пока в его ожидании неуклонно мерк аристократизм «Метрополя», исчезала его буржуазная комфортность, тем более что часть гостиничных номеров была отдана новым жильцам под коммунальные квартиры.
«Метрополь» и коммуналки – непостижимо! Но и жизнь тогда была непостижимой для нас, людей сегодняшнего дня.
Мы сидим в холле с Евгением Сергеевичем Петропавловским, жильцом «Метрополя» более чем с 25-летним стажем проживания (его личную судьбу, полную драматических моментов, сознательно опускаю). Петропавловский вспоминает, как ему в юные годы приходилось сталкиваться с многими знаменитыми людьми советской эпохи: Бухариным, Ульрихом, Енукидзе…
В «Метрополе» жил Ларин, который, как считается, стоял у колыбели советской экономической политики. Беспокойный, постоянно фонтанирующий идеями человек. В те годы бытовала такая присказка: «Нас учили в книгах мудрости Бухарина и с утра до ночи заседать У Ларина».
У Ларина была дочь Нюся (Анну Михайловну Ларину в ту юную пору называли именно так). Дочка была прехорошенькая, и друживший с Лариным Николай Бухарин часто с нею играл. Нюся подросла, и между ней и любимцем партии Бухарчиком завязался роман. Она называла его Николаша и обращалась к нему на
«ты». Обо всех этих любовно-лирических перипетиях рассказывала Анна Михайловна в интервью журналу «Огонек», в частности о том, как ее первое стихотворное признание Бухарину: «Видеть я тебя хочу. Без тебя я грущу» – передал Николаю Ивановичу сам Сталин. Эдакая зловещая ирония судьбы.
До 1927 года Бухарин жил в «Метрополе», а потом, по настоянию Сталина, переехал в Кремль, но продолжал бывать в «Метрополе» у Лариных. Бухарин не страдал вождизмом, был человеком в быту несколько даже робким и застенчивым. Однажды, рассказывает Петропавловский, швейцар гостиницы сделал замечание Бухарину при входе в «Метрополь», что он-де не снимает галош. Бухарин их снял и, крепко прижимая к груди, поднялся на 4-й этаж, к своей возлюбленной невесте.
