Сергей Вольнов - Точка невозвращения
– Так говорила Ольга Швец! – уже выскочив из гроба, остервенело кричал Сол. – Слышите, вы?! Не остается ничего другого! Ждать, когда вернется вновь его звезда!..
Смотреть на него было страшно. Лицо Сола сотрясала нервная дрожь. На лбу появилась испарина, словно бы его вдруг окатило волной горячего воздуха. Он вздрагивал, бросая затравленные взгляды на окна, которые незаметно, вобрав в себя разлившуюся за ними темень, стали непрозрачными. Окна чернели непроглядной тьмой, замуровавшей рабов. Окна были продолжением стен, еще более непроницаемым, чем стены. Барак превратился в мрачную ловушку, и это было началом страшного конца. Гибели от удушья… Смерть, смерть, смерть!!!
Аста неотрывно глядела на Сола, и ей казалось, что его чувства напрямую передаются ей. Асте стало по-настоящему жутко – как никогда за пять лагерных циклов. Она реально почувствовала удушье! Незримые лапы вцепились в шею и сдавили, сдавили безжалостно, лишая воздуха, лишая жизни… Смерть!!! Исполин натужно захрипел, рванул ворот. Ткань робы затрещала, поддалась. Он схватился двумя руками за горло, словно пытаясь освободиться от затягивающейся петли невидимой удавки.
– Верните… мне… звезды… – исторгал он из последних сил.
Его напарница, бросившись к нему, что-то нечленораздельно кричала, пытаясь привлечь внимание, а потом отвесила полновесную затрещину.
– Со-о-о-ол!!! – забился в тесных проходах ее панический вопль.
А он обезумевшими глазами смотрел на спутницу, судорожно схватив ее за хрупкие плечи. Казалось, сейчас он просто раздавит их… Аста сжалась. Она ненавидела эту девку только что и хотела бы занять ее место рядом с сильным и отважным мужчиной, но в это мгновение рабыня поняла, что не хотела бы оказаться на ее месте. Безволосая смертельно рисковала, подставляясь внезапно сошедшему с ума гиганту. Вот-вот его руки переместятся с плечей на шею и сомкнутся, перекрывая доступ воздуха, которого так не хватало ему самому…
НЕТ!!!
Асте показалось, что она кричит на весь барак, но на самом деле губы ее спеклись и даже не шевельнулись.
И все же именно в этот момент, будто мысленный крик Асты пробился в помутившееся сознание, взгляд Сола прояснился и в нем появилась осмысленность. Он отпустил свою женщину, на месте которой Аста уже не хотела бы очутиться ни за что на свете! Оглядываясь растерянно, спросил удивленно:
– Ира?.. Это ты? А где это мы? Кто выкачал отсюда весь воздух? Я не могу дышать…
– Сол! Очнись, любимый! Ничего страшного… Сейчас это пройдет… – бормотала его напарница, с трудом сдерживая слезы, явно несвойственные ей, – я видела подобное… Это планетная клаустрофобия, так бывает с теми, кто почти все время живет в космосе, и вдруг попадает в плен одной планеты… Счастье наше, что мы на Харрбе тогда не задержались, быстро улетели, не то…
– Звезды… – прошептал он.
– Да, да, конечно! К звездам! Давай выбираться из этой вонючей задницы…
Начавший хоть что-то соображать мужчина, сумев обуздать панику и обретя цель, вскочил и ринулся к выходу. Он буквально снес плечом левую створку и пополам сломал правую. За ним, не отставая, вылетела во двор его верная спутница, которую он называл Ирой. Аста, как на поводке, устремилась за ними… Снаружи Ира настигла Сола и, прильнув к нему, потянулась вверх лицом, что-то шепча ему в левое ухо.
Никто не решился последовать за ними, только Аста тенью скользила следом. Во дворе она юркнула вдоль стены барака, притаилась за углом и приникла к прохладной шершавой деревянности.
Прижавшись друг к дружке, большой мужчина и его маленькая женщина застыли посреди двора, запрокинув головы к усеянному звездами ночному небу рабовладельческого Тарсиса. Только там, вверху, в этом мире была свобода. Внизу, на земле, ее не оставалось ни для кого… Ни для рабов, ни для хозяев.
– Звезды – это панацея от всего, включая сумасшествие. И они же – кара наша, и вечный укор… – вдруг прилетел из тьмы шамкающий шепот. Аста пригляделась. Поблизости от беспокойной парочки появился неясный силуэт. Возник непонятно откуда. Будто тьма сгустилась, породив шепчущий комок еще большей тьмы. Седая девушка медленно двинулась к ним. Она опять ничего не могла с собой поделать, она не владела собой. С того самого момента, как эти двое новичков появились в лагере, она чувствовала себя прикованной к ним. Глаза уже привыкли к темноте, и силуэт все больше становился похожим на человека.
Двое, застывшие посреди двора, не реагировали. Молча смотрели в небо, шумно втягивая и выпуская воздух. Они словно ДЫШАЛИ огоньками, усеявшими черноту космоса.
– Небо – пространство, полное звезд и молитв, – продолжал силуэт. – Звезды, они, конечно, сплошь и напрочь чужие. И живут на них – чужие. А вот молитвы… Знаешь, дружище, в этом небе добрая половина молитв – моя. Вот только когда же они долетят до Него? Дождусь ли…
Аста наконец-то узнала говорившего. Корнеич… Вечный дед. Слабосильное полуживое существо, с виду лишь отдаленно напоминавшее человеческое существо. Старожил этой плантации и один из немногих, кто относился к ней по-человечески. Впрочем, он ко всем так относился. Удивительно, почему дед до сих пор жив! Но даже бригадиры его не трогали…
Аста стояла в отдалении, так и не решившись сделать последние шаги, и порывы ветра доносили к ней лишь обрывки диалога:
– …Звезды… Их свет как избавление… Так бы глядел и глядел…
– …этот свет превращается в пытку длиною в жизнь, если лететь к нему…
– …я знаю, парень, что ты здесь ненадолго. Такого, как ты, никому не под силу удержать. Тем более нашим уродам… Слушай, что скажу… Но за это пообещай мне… Хоть умереть хочу на свободе… Я долго ждал такого, как ты…
– Обещаю… А теперь запоминай, что нужно сделать… Потом Асту словно подтолкнула в грудь мягкая ладонь; девушка развернулась и побрела обратно в барак.
В ту ночь ей не спалось. В окно заглядывала багрово-желтая луна с длинным именем, которое рабыня так и не смогла запомнить за пять циклов. Спутник Тарсиса разливал по полу и спальным стеллажам свое варево. Периодически рабыня поглядывала на СВОЮ парочку – они не спали, все о чем-то шептались. Правда, теперь они шептались втроем, к ним присоединился Корнеич, для которого они отвоевали место рядом с собою, кого-то выгнав. Потом Аста наконец-то незаметно для себя уснула, упала в темный морок без сновидений и облегчения.
Тревога поднялась на утренней перекличке, когда недосчитались сразу троих рабов, а после скоротечных поисков не обнаружили даже их тел. Весь третий барак лишили пищи, а с десяток самых подозрительных невольников увели в лабораторию Круккаса, то ли на изощренный допрос, то ли в отместку, для мучительных экспериментов. К полудню, уже на полях, весть о дерзком побеге облетела всех рабов, распространяясь со скоростью пожара. Да и ночью, вопреки обыкновению поменьше разговаривать друг с другом, эрсеры в бараках только и делали, что обсуждали этот побег. Иногда затихали, прислушиваясь то к шуму бронированных глоссеров, то к ругани возвратившихся ни с чем преследователей. Беглецы как в жидкую грязь канули. Они словно растворились в воздухе или превратились в диких зверей. И хотя говорили, что по следу безумцев пустили безжалостных Даггеров, но и эти твари не сумели учуять дерзкую троицу.
«Значит, все-таки есть выход? Не бывает безвыходных положений? – так думала Аста, не смыкая глаз даже под утро. – Наверное, и я могла бы поискать СВОЙ выход. Главное, даже не найти его, а не переставать искать. Не перестать… Не перестать…»
В ней словно вспыхнула лампочка надежды, которая, как ей казалось, давно перегорела и разбилась от ударов бичей надсмотрщиков. И ей вдруг страстно захотелось СВОБОДЫ, а там – будь что будет! Беглецы оставили после себя доброе наследие, напомнив один из древних имперских девизов: «Don't given up!».
«Не сдавайся!»
«Ни один взрослый землянин не способен претерпеть унижение с пользой для себя!» – вспомнилась Асте еще одна частица наследия предков. «Так уж и не один?» (Хотя она уже позабыла, кто так ГОВОРИЛ, но вспомнила, что когда-то была приверженкой наследия этого древнего землянина.) «Точно… Если он простил, значит, оно вросло в его жизнь, значит, он отождествил себя с причиной своего позора. Значит, он перестал быть землянином».
…Лагерный ветеран Корнеич, с трудом переводя дыхание, пытался успокоить заполошно стучащее сердце. Они наконец-то добрались до входа в Подземные Пустоты. Дальше начиналось царство Дромма, как величали божество подземного царства еще при той прапрарслигии аборигенов Тарсиса; в отличие от имени божества, от них самих не осталось не только имен, но даже названий племен и народностей.
Сюда можно было забрести лишь от большой нужды или от скудоумия, да вот только ни нуждающихся, ни скудоумных больше никто не видал. Говорили, что тут из недр периодически сочатся настолько едкие газы, что они растворяют даже почву. Оттого-то они и образовались – Подземные Пустоты Дромма… Что уж говорить о людях, если камни не выдерживают!
