Михаил Ахманов - Капитан Френч, или Поиски рая
Она глядела на меня чистым ясным взором, без малейшего подозрения; она, несомненно, являлась моей прежней Шандрой, если не считать этого барсумийского словечка “массаракш”. Я был доволен, что Кассильда образовала ее лишь в части выпивки и изящной словесности. В конце концов, это такая мелочь! Я поднял платье и бросил на постель.
— Ты что же, не помнишь, как поменялась с ней? Шандра задумчиво нахмурилась.
— Нет… да… Кажется, я начинаю припоминать… Мы поспорили, кто больше выпьет… Кассильда сказала, что я превосхожу ее объемом, а она меня — выдержкой и опытом. А я сказала, что объем мне не помеха и что я влезу в любое ее платье. Вот мы и поменялись…
Я кивнул.
— Все ясно, дорогая. Со временем ты поймешь, что объем все-таки ограничен, а опыту пределов нет. Так что Кассильда была права.
— Я тебе верю, Грэм. Уж ей-то опыта не занимать! Знаешь, она ведь родила пятерых! Подумать только — пятеро детей, и все — от разных мужчин!
— Это меня не удивляет: Кассильда — девушка темпераментная. Ей, вероятно, лет шестьсот… За такой срок, хоть рождаемость на Барсуме ограничена, можно обзавестись солидным потомством. И солидной коллекцией любовников! Шандра вдруг покраснела и принялась навивать золотисто-рыжий локон на палец. Казалось, ее мучает некий вопрос, весьма интимный и щекотливый — точно соринка, застрявшая в глазу.
Наконец она решилась:
— Грэм… Кассильда еще сказала… сказала… что если б ты не был со мной, вы… вы…
Я расхохотался. Интересные темы обсуждают женщины, когда излишек спиртного делает их подружками! Впрочем, я не был в обиде на Кассильду; рано или поздно моей супруге пришлось бы узнать, что человеческая нравственность — понятие растяжимое.
— Это давняя традиция, девочка, — сказал я. — Когда спейстрейдер гостит в каком-нибудь мире, женщины вьются вокруг него, как пчелы над кружкой с патокой. Он нанимает на работу девушек — манекенщиц, секретарш, агентов… Все они — очень шустрые и привлекательные леди, а бедное чудище из космоса так одиноко! Ну, и… Словом, сама понимаешь.
Она внимательно посмотрела на меня:
— Но ты бы не стал этого делать, Грэм? Во всяком случае, пока ты со мной?
Зеленые глаза Шандры затуманились, и я нежно поцеловал их.
— Ты помнишь нашу клятву, милая? — Мои руки будто сами собой обняли ее, а губы коснулись дрожавшей на виске жилки. — Я обещаю, что не стану искать объятий другой женщины и не приму их, какой бы ни представился случай; во все дни я буду верен лишь тебе одной. Я подтверждаю, что эти обеты даны капитаном Френчем по доброй воле и собственному желанию, согласно традиции чести и законам космоса. И я должен признаться, что глупый Старый Кэп Френчи до сих пор верит в честь и закон.
Она вздохнула с явным облегчением и прилегла на постель. Странно, но в этот миг тянулись друг к другу наши души, а не тела. Я испытывал такое чувство прежде — много лет назад, с другими женщинами, под светом иных солнц, но для Шандры оно было новым. Кажется, она начинала понимать, что есть любовь плотская, а есть — духовная и что в истинном чувстве они нераздельны, как ночь и день, как жар и холод, тьма и свет” звезды и космическая бездна, что окружает их. Все эти крайности не могут существовать поодиночке; лишь чередуясь и сменяясь, кружась в вечном водовороте, переплетаясь и противоборствуя, они поддерживают равновесие Вселенной. А что такое душа человеческая? Та же Вселенная, в которой пылают свои звезды и разливается своя тьма…
В таких мыслях (и соответствующих разговорах) мы провели утро, целомудренно держась за руки. Потом я отправился в гимнастический зал, а мои дамы стали готовить вечерний спектакль. Шандра сияла от предвкушения, а Кассильда явно собиралась доказать, что изумруд получен ею не за красивые глаза. В этом шоу Кассильде предназначалась роль ведущего, я изображал придирчивого покупателя, а “Цирцея” вела запись.
Отснятый ею голофильм не предназначен для продажи — нигде, никогда и ни при каких обстоятельствах. Это — память! Память о златокудрой Афродите, родившейся из пенных волн, о легком мотыльке, покинувшем свой кокон; о том, как раскрылись лепестки орхидеи, радуя взор своим изяществом и нежностью красочных переливов… Иногда я смотрю эту запись, вспоминаю, вздыхаю и думаю о тех
Временах, когда Шандра снова будет со мной. Я не слишком часто просматриваю ее; потом, ночью, ко мне приходят тревожные сны, и кажется, что корабль уносит меня не на окраину человеческой Вселенной, а в межгалактическое пространство, откуда нет возврата…
Если отвлечься от лирики, я был потрясен. Какой разительный контраст с прежним бесцветным исполнением! Будто девочка-подросток обрела разом зрелость, изящество, ум и победительное женское очарование… Постепенно я стал понимать, в чем заключалась моя ошибка: я бессознательно подталкивал Шандру к десяткам мертвых эталонов, к подражанию другим женщинам, которые были непохожи на нее, иначе выглядели, по-иному двигались, имели другой темперамент и характер. Что же сотворила с моей женой Кассильда? Всего лишь постаралась выявить ее индивидуальность… Массаракш! Тридцать три раза массаракш! У этой Черной Звезды водились светлые мысли!
Когда все закончилось, я обнял свою супругу и выразил Кассильде благодарность и восхищение.
Она порозовела; странно было видеть румянец смущения на ее лице, таком решительном и энергичном. Роботы уже позаботились о ее багаже, и нам оста-. валось только проводить Кассильду до грузового шлюза. На пороге они с Шандрой обнялись и зашмыгали носами, а я подумал, что, может быть, им предстоит еще новая встреча — когда мы снова окажемся на Барсуме, через двести, триста или пятьсот лет.
Через пятьсот? Вряд ли… Человеческая Вселенная так обширна и расширяется с каждым годом…
Кассильда повернулась ко мне и чмокнула в щеку:
— Ты хороший парень, Грэм Френч, и у тебя хорошая жена. Береги ее!
Диафрагма шлюза закрылась, и мы остались одни.
Лифт перенес нас на север, в жилую зону. Ее разделение на запад и восток, о котором я уже упоминал, было несколько искусственным, а вот север и юг на “Цирцее” определялись самой ее конструкцией. Замечу, что корабли спейстрейдеров весьма непохожи друг на друга; их достраивают и совершенствуют тысячелетиями, и попадаются среди них сферы и конусы, тороиды и многогранники, а также иные пространственные формы, которые в двух словах не описать. Моя “Цирцея” — гигантский цилиндр, пронизанный шахтой осевого лифта. На нем, точно шайбы на штыре, сидят резервуары для рабочего вещества, грузовые трюмы, технические и гидропонные отсеки, шлюзовые камеры, установки системы жизнеобеспечения и все остальное, что полагается иметь звездному кораблю. Это очень практичная конструкция; я всегда могу распилить “Цирцею” напополам и добавить что-то новенькое — как случалось уже неоднократно. Тот, прежний корабль, называвшийся “Покорителем звезд”, на котором я отправился в первую экспедицию, был вдвое короче “Цирцеи” и на девять десятых состоял из контейнеров, где хранился лед — рабочее вещество для ионных двигателей.
Цилиндр, как известно, имеет два конца, нос и корму, бак и ют, если пользоваться терминологией древних земных мореходов. Бак занимает жилая зона с рубкой управления, затем следуют гимнастический зал с бассейном, большой салон, оранжереи и теплицы, шлюзовой отсек, мастерские и помещения для роботов, грузовые трюмы, дополнительные и основные резервуары для льда, реактор, ионные двигатели и дюзы. Это уже ют, и здесь жарковато, когда я включаю ионную тягу; значит, имеются все основания считать это место югом. А север, как вы понимаете, лежит в противоположном конце.
Итак, мы отправились на север и, покинув кабинку лифта, шагнули в главный салон. Здесь еще царила атмосфера праздника; потолок сиял голубизной земного неба, светились экраны, на главном табло горели какие-то сумасшедшие цифры — так покупатель (то есть я) оценил последний из представленных нарядов. Мы стояли, обнявшись, перед помостом, а вокруг нас суетились роботы, прибирая, полируя и отсасывая пыль. Странное чувство охватило меня; мне казалось, что с перерождением Шандры, свершившимся здесь, наши брачные узы окрепли и мы стали лучше понимать друг друга.
Я размышлял о прежних своих спутницах, о женщинах, с которыми вступал в супружество, — их было не очень много, но и не так уж мало. Чем-то мой нынешний союз отличался от всех предыдущих… Не тем ли, что Шандра была молода и я мог следить за ее взрослением и сопутствующими метаморфозами? Или тем, что она мне доверяла больше прочих, а требовала гораздо меньше? Доверие же — странный цветок: он взрастает постепенно и не расправит лепестков, пока не придет его пора… Я чувствовал, что в этот день мы сделали важный шаг друг к другу и что доверие меж нами окрепло. Шандра улыбнулась мне.
— Чем ты занимался “внизу”, милый? Она уже освоила торговый жаргон: “низ” означал Барсум, а “верх” — наш корабль, со всеми его четырьмя частями света.
