Анатолий Заклинский - Симбионт
После возвращения Перк был рад видеть Эмму больше, чем обычно. Весь день прошёл отлично. Они купались, гуляли, веселились. Андара осталась далеко позади. Новоиспечённый координатор всерьёз задумался о своём главном проекте.
Глава девятая Человекоподобие
— В вашем крупном труде, посвящённом последним дням кампании меня больше всего привлекли ваши размышления по поводу миуки, имевших человекообразную форму.
После большого совещания Ливин попросил Хайеса остаться. Старый учёный предвидел, что у того будут вопросы. Он неоднократно присылал сообщения, в которых просил некоторые разъяснения, касающиеся работ Хайеса, и по этим вопросом можно было судить, какие именно работы он изучил и изучает. Само собой, были и те моменты, обсуждение которых он приберёг для личной встречи, и именно поэтому попросил старика задержаться.
— У меня много размышлений по этому поводу. Я даже подумывал написать отдельную статью по этой теме, но у меня не было достаточных данных. Вернее, их нет, но я не теряю надежду их получить. Видите ли, этих миуки отдали для работы другой группе, и мы не имеем к ним доступа. Как говорится, каждому — своё.
— Это другой вопрос, но сначала я хотел бы обсудить то, что вам уже известно.
Раз уж советник так интересуется этой темой, Хайес хотел воспользоваться этим для того, чтобы получить доступ к интересующему его материалу. Он не сомневался, что влияния и полномочий Ливина для этого будет достаточно. Советник принял игру, но показал, что старому зануде нужно его как следует заинтересовать, чтобы он применил своё высокое положение.
— Хорошо, — пожал плечами Хайес, — что вас интересует?
— Большинство учёных склоняются к версии, что всё то время, что миуки воевали с нами, они непрерывно нас изучали. Они не выдавали этого, да и вообще, вряд ли нам могут быть понятны принципы их познания. Но вот только применили они свои знания очень поздно. Фактически, когда участь их была предрешена. Человекообразные монстры были достаточно сильны, ловки, но появились слишком поздно, когда мы уже во всеоружии подходили к их дому. Именно это никто из учёных не может объяснить. Всё очень туманно и всегда списывается на непонятную инопланетную логику. Каково ваше мнение?
— Рассказ о своей теории я хотел бы начать, услышав от вас совсем другой вопрос. И вы готовы были его задать, вот только ушли в сторону.
— Хм, — улыбнулся советник, — вы как будто бы читаете мои мысли.
— При всём уважении к вам, господин советник, вы не первый, кто интересуется моим мнением. Я сталкивался с резкой критикой, непониманием, непонимающим одобрением, и всё из-за одной единственной фразы в тексте. Именно она привлекла вас, не так ли? Слова о том, что миуки знали нас до нас.
— Да. Это очень противоречиво. У вас всегда было особое мнение по всем вопросам, но на этот раз оно является особым даже на фоне ваших остальных.
— Это небольшой шок, а может быть, не небольшой, — спокойно и с издёвкой улыбнувшись, пожал плечами Хайес, — это может значить, что мы не первый человекообразный вид на их пути. Может быть, они воевали с подобными нам, может быть, их создатели подобны нам.
— Но и андарианцы тоже человекообразные.
— Это совершенно неважно. Нет никаких следов человекообразных миуки, кроме тех, которых мы встретили в последний день войны. Значит, андарианцы и мы вряд ли послужили лекалом.
— Но может быть, экипаж того корабля, на котором они сюда попали?
— Если принять во внимание, что это и могли быть их создатели, то да. Ну а так — тоже нет.
— У вас есть причины так думать?
— Есть. Мы подавляли миуки огнём — они со временем стали заметно хуже гореть, да ещё при этом не теряли боеспособность. Мы подавляли миуки пулями, и они стали дополнительно обрастать слоем брони, в котором наши стандартные пули вязнут. Они могли подавлять нас большой массой, зная, что силы наши не беспредельны, и они давили в этом направлении. За время кампании было истреблено больше насекомоподобных чем за все годы войны на Андаре. Они знали, что многолапые монстры подавляют наши машины в ближнем бою, и у самых гипертрофированных версий лап несчётное множество, и это, чёрт возьми, сработало.
— Это всё так, но я не совсем понимаю, к чему вы клоните.
Хайес немного нервно взглянул на часы.
— После совещания я обычно позволяю себе выкурить сигарету. Вы не против?
— О, совсем нет, я даже составлю вам компанию.
— Ну, поскольку здесь только мы, можно никуда не идти.
Хайес встал, подошёл к своему столу и достал из верхнего ящика блестящую стеклянную пепельницу. Они оба улыбнулись, когда выяснилось, что они курят сигареты одной и той же марки. Закурив, учёный сел на своё кресло.
— Вопрос этот очень сложный и неоднозначный, — сказал он, несколько раз затянувшись дымом, — и многих тут смущает то, что решение можно найти согласно нашей логике, логике землян.
— Мне интересно услышать.
— К примеру, мы встретились с новым противником, и наши роботы оказались негодны для войны с ним, что мы будем делать? Мы изобретём новых, а старые либо будут применяться в других местах, либо и вовсе будут полностью заменены. Верно?
— Верно.
Ливин начал понимать, но дал Хайесу возможность высказаться.
— Так вот, что если принятие человекообразной формы для миуки это всё равно, как мы бы взяли, и неожиданно стали применять роботов старых моделей? Скажем, на десяток поколений ниже. Взяли бы конструктивные решения тех лет, материалы, которые применялись тогда, а потом бросили бы всё это в самое пекло. Что было бы?
— Разгром.
— Так и для них. Возможно, они когда-то уже имели подобную форму, либо убедились в её несостоятельности, применяя на себе, либо истребляя кого-то. Может быть, даже своих создателей, тут ничего сказать нельзя.
— Но как объяснить их запоздалое использование? Они ведь всё же встали на две ноги.
— Встали, и это, пожалуй, было своего рода признанием поражения. Если бы мне дали данные вскрытия этих существ, я бы мог сказать всё точнее. Может ведь оказаться, что это устаревшие модели.
— То есть, вы предполагаете, что они признали нашу форму, и воспользовались ею, чтобы переломить войну?
— Есть ещё другая версия, немного непохожая, но вяжущаяся с тем, что их создатели были такими же, как мы. Двуногая форма всегда была для них чем-то вроде табу. Машины были запрограммированы не применять её ни при каких обстоятельствах.
— Но почему?
— Да всё просто — создатели боялись, что их детище достигнет таких высот копирования, что они не смогут отличить его от самих себя. Чем это чревато — объяснять не нужно. Вот и установили некий барьер. И, видимо, в предсмертном исступлении миуки смогли его преодолеть.
— Но они могли это сделать и раньше, разве нет?
— Нет. Всё, что они делали здесь, всё, что они преодолели, они делали в соответствии с программой. Сложно преодолеть то, что управляет твоими действиями. Но последнее исступление как-то это изменило. Пока сложно сказать, как.
Ливин своими тонкими пальцами аккуратно вытянул ещё одну сигарету из пачки, лежавшей на столе. Он закурил и задумался, как будто бы ответ, который ему был нужен, вот-вот должен был родиться в его голове, и Хайес молчал, чтобы не мешать ходу мыслей. Возможно, в голове советника сейчас заговорит учёный, и его измышления будут полезны в том числе и старому зануде. Ему тоже хотелось закурить, но он сдерживался, желая приберечь эту сигарету на момент, когда она будет более уместна.
— Вы ведь понимаете, — тихо начал Ливин, — что мы в совете не просто так занимаем места. У вас свой фронт, у нас свой. На нашем мы должны глядеть в будущее достаточно далеко, чтобы люди продолжали существовать и развиваться. В масштабах космоса это очень сложно, именно поэтому совет сам по себе сложен и многочисленен. Но иногда даже это не помогает, потому что количество знающих мозгов это ещё не всё.
Он повернулся к Хайесу и сделал глубокую затяжку. Чувствовалось его беспокойство, как будто бы он ещё не услышал и не вывел того, что можно было бы сказать совету, когда его спросят.
— Количество не гарантирует знания, — продолжал советник, — не гарантирует понимания. Можно и толпой блуждать во тьме, и в одиночку разжечь свет. Я наслушался учёных, освещающих этот вопрос, но неспособных осветить, и поэтому обращаюсь к вам уже который раз. Не требую от вас точной концепции, подтверждённой математически, но всё ещё не могу найти у вас что-то такое, что дало бы понимание.
Ненадолго воцарилась тишина. Хайес взял со стола свою пачку с сигаретами, достал одну и закурил.
— Я понимаю вас, советник, — сказал он, выпустив первое облако дыма, — но и вы меня поймите. Вы ведь не считаете, что я готов говорить вам первую попавшуюся ерунду, лишь бы умно выглядеть перед советом в вашем лице?
