Антон Маевский - Спиральное море
Повисла пауза.
— Подтверждаю, — сказал Хризодракон и сел.
— Спасибо, — сказал Терентий. — Как вы понимаете, это мера на крайний случай. Может, к ней и не придется прибегать. Я очень надеюсь, что не придется. Но если придется — мы должны быть к этому готовы.
Кирилл Негропонти отошел от окна. Звонил телефон. Он взял трубку.
— Хризодракон встречался с Мильтиадом, — сказал без всяких предисловий капитан Лакатос.
— Когда?
— Сегодня... То есть, соответственно, уже вчера. Расстались часа два назад.
Кирилл облизнул губы, соображая — что сейчас надо спросить.
— Сколько длилась встреча?
— Не менее трех часов.
— Наверх материал передан?
— Согласно инструкции. Сначала наверх, потом вам.
— Да, конечно... О чем они говорили? Зацепок нет?
— У меня — нет. Пока. Мои люди зафиксировали факт встречи и время.
— Да, конечно, — повторил Кирилл. — Спасибо, капитан.
— Желаю всего доброго.
Гудки...
Кирилл опустил трубку и посмотрел куда-то вглубь полутемной комнаты. Так. Значит, теперь — Хризодракон. До сих пор он был нейтрален (или прикидывался нейтральным — это одно и то же), а теперь надо ждать его активного вмешательства в игру. Весело... Кирилл прекрасно понимал, что сам он в этой игре — очень маленькая фигура. Даже не слон, куда там. Пешка. Не будь он внуком руководителя концерна, ему бы и не звонили. Ладно; уж как сложилось, так и сложилось. Все равно решать будет Старец...
Кирилл вернулся к окну и какое-то время тупо смотрел на мерцающие, текущие, крутящиеся во тьме огни мегаполиса. Тиана — самый современный из городов этой планеты, не считая разве что безумной Каракки. Кирилл не раз покидал "Аквилонию" на самолете и прекрасно помнил, как выглядит его город сверху. Скопище серебряных башен — потрясающее зрелище... Впрочем, и со сто двадцатого этажа "Аквилонии", на котором он сейчас находился, вид был не хуже.
"Но есть у ночи это дарованье — казаться собеседником твоим..." Кирилл сел в специально поставленное у окна плетеное кресло. Сон не шел, конечно. Попросить чаю? Или включить свет, чтобы можно было хотя бы читать?.. Но он не двигался.
Интересно, до каких пор можно было что-то изменить?.. Он вспомнил себя студентом. Гордым студентом, который не желал иметь с транспортной корпорацией ничего общего. Литератором хотел быть, даже стихи публиковал... Старец и не думал возражать. Просто иронически посматривал на внука полуоткрытым своим оком, как у игуаны. Сколько я его тогда не видел? — подумал Кирилл. — Года три, наверное... А потом у меня все-таки вышел авторский сборник, и состоялась встреча со Штейнгеймом. И все решилось за полчаса. Штейнгейма можно понять — он прямо сказал, что защищает литературу от таких, как я; потому и был так резок. Но после этого разговора — писать дальше стало невозможно. Перо в руку не ложилось, и планшет не открывался. Я это пережил, подумал Кирилл. Разве что кто-то из богов знает, как я это пережил. А ведь история с Еленой тогда только начиналась...
Кирилл вжался в кресло, пытаясь унять свое сердце. Все хорошо. Ему теперь двадцать девять лет, у него огромный доход и титул консула. Он — третий человек в Департаменте. Левая рука деда, графа Александра Негропонти, всемогущего Старца.
Раскрылась дверь, впуская в комнату прямоугольник света. Елена. Никто другой без стука бы не вошел.
— Новости? — спросила она мягко, шествуя к окну.
Кирилл встал.
— Новости. Да. Так себе новости. Хризодракон встречался с Мильтиадом. Понимаешь, что это значит?
Елена усмехнулась. Кирилл молча ее рассматривал. Когда они впервые встретились — о господи, уже шесть лет назад! — он подумал, что она похожа на персонажей Данте Габриэля Россетти. Крупные черты, тяжеловесность и изящество. Легкий оттенок инферно. Кажется, он даже сказал что-то подобное в своем объяснении в любви — том самом, неудачном... Через месяц после разговора со Штейнгеймом это было. Неудивительно. Но на этот раз он не сдался. Он добивался эту женщину пять лет, совершенно целеустремленно, жертвуя всем лишним. И — добился.
— ...Понимаю, — отозвалась она. — Теперь в игру против нас вступят кавалергарды. Если уже не вступили.
Кирилл кивнул.
— Идиоты, — сказал он. — Помилуй боги, ведь Мильтиад же не дурак. Он... идиот. Как он может не понимать, на каком вулкане мы сидим? Он вообще был когда-нибудь хоть в одном промышленном городе? Я ездил в Гермиону две недели назад, по делам... ты помнишь... (Елена кивнула.) Я там... ну, хотел однажды пройтись до нужного адреса пешком, карта у меня была... а подошел трамвай. Знаешь, что такое трамвай? Вот я в него и сел... И знаешь, что меня там больше всего поразило? Газета. Там, в трамвае, одна женщина читала газету. Местную. Я заглянул... и увидел, что ничего не узнаю. Там рядом с городской хроникой шли как бы новости культуры... назывались какие-то музыкальные исполнители, фильмы, какие-то книги даже... ничего. Я вообще не мог понять, о чем там речь. Ничего знакомого. Другой мир. Другая цивилизация, чтоб ее... И это здесь — а как тогда на Карфагене? Где целые мегаполисы с такими жителями, целые страны? Сегрегация сословий... Ни у Бюро, ни тем более у нас нет информации о том, что там на самом деле происходит. Ты же знаешь, что восстание в Мегалополе было для всех неожиданностью? (Елена опять кивнула.) Насытить сорокамиллионную массу чужих людей агентурой так, чтобы происходящие в ней процессы стали прозрачны... это задача не для тайной полиции, а я вообще не знаю, для чего. Никому это не по силам. — Он ударил кулаком о ладонь. — Никому. Мы построили чудовищно уродливое государство... Не мы. Ты сама все лучше меня знаешь. Мы его получили в наследство... — он посмотрел на Елену с надеждой.
Она сделала шаг и присела на подоконник. Кирилл ждал. Она раскрыла портсигар, зажгла тонкую сигарету.
— ...Тебе звонил Лакатос? Сейчас?
— Да, — Кирилл пошевелился. — Это важно?
Елена очень изящно пожала плечами.
— Не знаю. Все равно что-то решать будешь не ты... и не я, и не Лакатос, и даже не Вишневецкий. Решения будет принимать только твой дед.
— Ты его не любишь, — сказал Кирилл.
Елена передернулась.
— Ты уверен, что правильно употребляешь это слово?.. Я ничего не хочу сказать плохого о твоем деде, но... Он ведь уже не совсем человек.
Кирилл промолчал. Перед его глазами, как живой, возник граф Александр Негропонти — прозрачная мумия, намертво подключенная к устройствам искусственного жизнеобеспечения. Не совсем человек... Зато он будет жить до двухсот лет, и, скорее всего, даже дольше. Не покидая своего замка. Дорогая плата за долгую жизнь. И за разум.
— Дед — сторонник радикальных мер, — сказал Кирилл.
— Тебя это пугает?
— Меня пугает не это, а неизвестность. — Кирилл поежился. — У деда мозг работает, как квантовый ординатор. Нам такое и не снилось. И при этом — он далеко не всем делится. И вот от этого мне страшно. Я не знаю, какие у него мысли в запасе, какие резервы... и когда он собирается перейти к активным действиям. Дать волю жрецам Урана...
Елена глубоко, не по-женски, затянулась своей сигаретой.
— Но ты же уверен, что он прав. Да?
Кирилл вздохнул.
— Да. Империя на грани развала... причем совершенно чудовищного развала. Взрывного. С такими результатами, каких лучше даже не воображать. Вспомни Вилену, вспомни Мегалополь... По сравнению с тем, что нам грозит... Создание теократического государства — не самая дорогая плата за то, чтобы этого избежать. Честное слово.
Елена молчала.
— Ты ведь знаешь историю... Такое уже было в жизни той Византии, древней... Там пришли христиане — и это спасло империю. Все-таки спасло. Здесь придут ураниты. С теми же последствиями. Но мы выстоим.
Елена молчала. Кирилл поймал направление ее взгляда, посмотрел вниз: между башнями, во тьме, текла многослойная золотая река. Люди...
Стало страшно.
— Старец не допустит взрыва, — сказал Кирилл. — Он же умный. Это же его цель — сделать все без крови. Ну, будем мы все молиться одному богу, ну и что? Может, для культуры так и лучше... А уж для управления — лучше точно. Не мы это открыли.
Елена с сожалением покачала головой.
— Ты не знаешь, какие цели у Старца, — сказала она мягко. — И я не знаю. Мне ничего не остается, как понадеяться, что ты прав... Потому что ни у меня, ни у тебя выбора все равно нет.
Никто из вовлеченных в события людей Бюро и Департамента — ни в Оксиринхе, ни в Тиане, ни в самой Аполлонии — не думал сейчас о событиях в Пространстве.
Или почти никто.
Впрочем, со стороны расположенных в Пространстве вооруженных сил это отношение было симметричным. Группы флотов "Центр" и "Юг" готовились к бою. В постах числового управления, в башнях орудийных установок, в трюмах транспортных кораблей, в кубриках крейсеров и линкоров ни один человек не думал о внутренней политике.
