Фредерик Пол - Врата
- Нет.
- Я думаю, - негромко говорит он, - вы должны позволить мне решать, нужны ли какие-нибудь изменения в терапевтических методах, Роб.
Я сажусь. "Кстати, Зигфрид! Прими наконец решение в твоем проклятом мозгу, как ты меня будешь звать. Меня зовут не Роб, не Робби, не Боб. Я Робинетт".
- Я это знаю, Робби...
- Ты опять!
Пауза, затем вкрадчиво: "Мне кажется, вы должны дать мне возможность выбирать, как обращаться к вам, Робби".
- Гм. - У меня бесконечное количество подобных бессодержательных псевдослов. В сущности я предпочел бы провести весь сеанс, не говоря больше ничего. Я хочу, чтобы говорил Зигфрид. Хочу, чтобы он объяснил, почему в разное время называет меня разными именами. Хочу знать, что он находит значительным в моих словах. Хочу знать, что он на самом деле обо мне думает... если гремящее сборище металлических и пластиковых деталей может думать.
Конечно, я знаю, а Зигфрид не знает, что моя добрая подруга С.Я, пообещала помочь мне сыграть с ним шутку. Я с нетерпением ожидаю ее.
- Хотите что-нибудь сказать мне, Роб?
- Нет.
Он ждет. Я чувствую себя враждебным и необщительным. Вероятно, отчасти потому, что с нетерпением жду, когда можно будет сыграть эту маленькую шутку с Зигфридом, но еще и потому, что он все тут сменил. Так поступали со мной, когда в Вайоминге у меня произошел тот психотический случай. Иногда я приходил на сеанс и видел голограмму своей матери. Боже правый, очень похоже, но не пахнет ею, не чувствуется она: в сущности ее вообще нельзя потрогать, это только свет. А иногда я оказывался в темноте, и что-то теплое прижималось ко мне и обнимало. Мне это не нравилось. Я, конечно, спятил, но не настолько.
| ОТЧЕТ О ПОЛЕТЕ
|
| Корабль 1-8. Рейс 013В6. Экипаж Ф.Ито.
|
| Время до цели 41 сутки 2 часа. Цель не
| определена. Показания приборов повреждены.
|
| На ленте корабельного журнала запись: "На
| поверхности планеты тяготение как будто превышает
| 2,5 g, но я собираюсь произвести высадку. Ни
| визуальные наблюдения, ни радар не проникают под
| облака из пыли и пара. Выглядит не очень хорошо,
| но это мой одиннадцатый вылет. Устанавливаю
| приборы на автоматический возврат через десять
| дней. Если к этому времени я со шлюпкой не
| вернусь, капсула, вероятно, отправится одна. Хотел
| бы я знать, что означают эти пятна и вспышки на
| солнце".
|
| Пилота не было на борту вернувшегося корабля.
| Ни артефактов, ни образцов. Посадочного аппарата
| также нет. Корабль поврежден.
Зигфрид ждет, но я знаю, что он не будет ждать вечно. Скоро начнет задавать вопросы, вероятно, о моих снах.
- Видели что-нибудь во сне после нашего последнего сеанса, Боб?
Я зеваю. Мне скучно. "Не думаю. Ничего важного, я уверен".
- Я хотел бы послушать. Даже обрывки.
- Ты паразит, Зигфрид, знаешь?
- Мне жаль, что вы считаете меня паразитом, Роб.
- Ну... мне кажется, я даже обрывков не смогу вспомнить.
- Попытайтесь, пожалуйста.
- Черт возьми! Ну. - Я устраиваюсь удобнее на кушетке. Все, что я могу вспомнить, абсолютно тривиально и, я уверен, не имеет отношения к чему-либо травматическому или важному. Но если я скажу ему это, он рассердится. Поэтому я послушно отвечаю:
- Я был в вагоне поезда. Много вагонов сцеплены вместе, и можно переходить из одного в другой. В них полно знакомых. Женщина, такого материнского вида, она много кашляла, и другая женщина, которая... ну, выглядела странно. Вначале я подумал, что это мужчина. На ней был какой-то комбинезон, так что трудно было сказать, мужчина это или женщина, и у нее были мужские очень густые брови. Но я был уверен, что это женщина.
- Вы говорили с какой-нибудь из этих женщин, Боб?
- Пожалуйста, не прерывай, Зигфрид, я из-за тебя теряю нить мысли.
- Простите, Роб.
Я возвращаюсь к сну. "Я ушел от них. Нет, я не разговаривал с ними. Перешел в следующий вагон. Это был последний вагон в поезде. К остальным он был присоединен чем-то вроде... дай-ка подумать... не могу сразу это описать. Как растягивающаяся металлическая гармошка, знаешь? И она растянулась".
Я останавливаюсь, главным образом, от скуки. Мне хочется извиниться за такой скучный неуместный сон. "Вы говорите, металлическое соединение растянулось, Боб?" - подталкивает меня Зигфрид.
- Да, верно, растянулось. И, конечно, вагон, в котором я находился, начал все больше и больше отставать от других. И я видел только хвостовой огонь, который чем-то напоминал ее лицо. Она... - Тут я утрачиваю последовательность и пытаюсь вернуться к поезду. - Как будто мне трудно к ней вернуться, как будто она... прости, Зигфрид, не помню ясно, что там случилось. А потом я проснулся. И, - виртуозно заканчиваю я, - записал все, как только смог, как ты и велишь мне.
- Я высоко ценю это, Боб, - серьезно говорит Зигфрид. Он ждет продолжения.
Я начинаю беспокойно ерзать. "Кушетка совсем не такая удобная, как матрац", - жалуюсь я.
- Простите, Боб. Вы говорите, что узнали их?
- Кого?
- Двух женщин в поезде, от которых вы уходите все дальше и дальше.
- О! Нет. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Я узнал их во сне. Наяву я и понятия не имею, кто они.
- Похожи они на кого-нибудь знакомого?
- Нисколько. Я сам этому удивился.
Зигфрид говорит, немного выждав - я знаю, таким образом он дает мне возможность изменить ответ, который ему не нравится: "Вы упомянули, что одна из женщин, та, что кашляла, материнского типа..."
- Да. Но я ее не узнал. Мне показалось, что она на кого-то похожа, но ты же знаешь, как это бывает во сне.
Он терпеливо говорит: "Не можете ли припомнить женщину материнского типа, которая много кашляла?"
Я начинаю громко смеяться. "Дорогой друг Зигфрид. Уверяю тебя, мои знакомые женщины не относятся к материнскому типу! И у всех у них по крайней мере Малая медицина. Они вряд ли будут кашлять".
- Понятно. Вы уверены, Робби?
- Не приставай, Зигфрид, - сердито говорю я, потому что на этой паршивой кушетке трудно удобно устроиться, а также потому, что мне нужно в ванную, а разговор бесконечно затягивается.
- Понятно. - Немного погодя он берется за что-то другое, как я заранее и предвидел; голубок Зигфрид, клюет понемногу все, что я ему бросаю. - А как насчет другой женщины, той, с густыми бровями?
- Что насчет нее?
- Вы знали девушку с густыми бровями?
- Боже, Зигфрид, я переспал с пятью сотнями девушек! У них самые разные брови, какие только можно себе представить.
- Но это ведь особенные брови.
- Ничего не могу вспомнить экспромтом.
- Не экспромтом, Боб. Пожалуйста, напрягитесь и вспомните.
Легче выполнить его просьбу, чем спорить, и я делаю усилие. "Ну, хорошо, посмотрим. Ида Май? Нет. Сью Энн? Нет. С.Я.? Нет. Гретхен? Нет... ну, по правде говоря, у Гретхен такие светлые волосы, что иногда мне казалось, что у нее вообще нет бровей".
- Это девушки, с которыми вы познакомились недавно, Роб. Может, кто-нибудь раньше?
- Ты имеешь в виду в прошлом? - Я начинаю вспоминать прошлое, вплоть до пищевых шахт и Сильвии. И громко смеюсь. "Знаешь что, Зигфрид? Забавно, но я не могу вспомнить, как выглядела Сильвия... Ох, подожди минутку. Нет. Теперь я вспомнил. Она обычно выдергивала брови по волоску, а потом рисовала их карандашом. Я знаю об этом, потому что однажды мы лежали в постели и рисовали друг на друге картинки ее карандашом для бровей.
Я почти слышу, как он вздыхает. "Вагоны, - говорит он, подбирая еще одну крошку. - Как вы их опишете?"
- Как любые вагоны поезда. Длинные. Узкие. Быстро движутся по туннелю.
- Длинные и узкие и движутся по туннелю, Боб? На этом мое терпение лопается. Он так ясен. "Кончай, Зигфрид! Никаких символов пениса ты от меня не получишь!"
- Я ничего не стараюсь получить от вас. Боб.
- Ну, ты мне надоел со всем этим сном. Клянусь, надоел. В нем ничего нет. Поезд - это поезд. Я не знаю этих женщин. И послушай, пока мы еще говорим, мне ужасно не нравится эта проклятая кушетка. За те деньги, что я плачу, можно получить что-нибудь получше.
