Виктор Гончаров - Психо-машина
Служило ли это препятствием для нового преследования? Нет.
Я, не медля ни минуты, позвал Никодима, одного небеза для управления атомо-аппаратом, и мы вылетели ураганом через потайные ворота.
Вепрев жил в «Дворце». Когда механическая атомо-птица принесла нас к границе «Дворца», я сразу на этот раз узнал аппарат Вепрева, так как он вылетел на психо-машине земного типа, т. е. закрытой со всех сторон и предназначенной для межпланетного путешествия.
— Только бы не отстать! — Боязливо колотилось сердце, и я попросил пустить «птицу» на полный ход.
Пока мы пролетали среди густо реющих воздушных птиц, кораблей, лодок, планеров и пр., Вепрев от нас находился на 10-15-саженном пролете, но стрелять в него из пушки было опасно по многим соображениям.
Но вот «сигара» его выскользнула на простор и молнией рванулась… куда я и ожидал… к тоннелю, ведущему на другое полушарие Луны.
Значит, он собрался навестить многострадальную Землю, но будет ли ей легче от этого — сомнительно!
Птица тщетно выбивалась из сил, пытаясь приблизиться к «сигаре»… хотя бы на расстояние выстрела из пушки… Большего мы не желали!..
Все больше и больше уменьшалась в размерах «сигара».
Вот она маячит уже в виде точки…
«Сигара» сгорела, как фейерверк…
Конец! Куда нам угнаться за машиной, покрывающей пространства с быстротой мысли!.. Можно возвращаться обратно — в тайники… Подлец Вепрев что-нибудь устроит на Земле!..
Но что это?
Точка стала расти…
И не успели мы приготовиться к достойной ее встрече, она уже была с нами рядом, так что не трудно было разглядеть ехидную рожу Вепрева в одном из окон…
Узнав нас, он спрятался.
Я моментально навел пушку и залил «сигару» красным полымем…
«Сигара» сгорела, как фейерверк, со всеми своими потрохами, далеко не долетев до расстилающейся внизу площади…
Но и Вепрев перед смертью успел пустить луч, ослепительно белый, в один миг пожравший правое крыло «птицы»…
Кувыркаясь, мы с двухверстной высоты понеслись вниз…
На лету я выбил переднюю стеклянную загородку «птицы»… И все втроем мы прыгнули через излом, когда были в двух-трех саженях от Луны.
Я и Никодим, благодаря своим крепким ножным мышцам (в особенности на Луне!), упали вполне благополучно. Небез разбился на смерть.
Аппарат при ударе сгорел до тла.
Это была малолюдная окраина города. Несколько небезов — свидетели воздушной драмы — поспешили исчезнуть, как только завидели нас. Зато из воздуха спускался небольшой крылатый аппаратик с двумя полицейскими-везами.
На высоте трех саженей они остановились и с трубочками в руках покинули неподвижно парящий аппарат.
Первый вез устремился на меня, на лету выпуская парализующие лучи…
И он, еще не сообразив, что на мне базитированная одежда, свалился с разбитым черепом после моего гигантского прыжка к нему…
Второй обрушился на Никодима и… застрял в его крепких объятьях.
С пленником в руках мы поспешили воспользоваться полицейской машиной, чтобы под аплодисменты снова появившихся небезов скрыться во-свояси.
XXXII
На Луне — революция!.. — если можно только назвать так переворот, когда, после свержения неограниченной власти кучки узурпаторов, сразу же водворился на старое место социалистический строй…
На улицах и площадях такое бурное, хотя и безмолвное, ликование, что у меня карандаш пляшет в руке!..
После гибели Вепрева и пленения веза все пошло, как по маслу…
Никодим собрал первый психо-магнит.
Вез-пленник, лишь узнав о своей участи, от страха скончался скоропостижно, чем облегчил нам задачу. Его мозгом мы немедленно воспользовались.
50 миллионов небезов, вооруженных огненосными ружьями, стояли наготове, когда мы, поместив психо-магнит на вышку ближайшего крематория и пустив его во всю мощь, следили по психо-экрану за одним многолюдным собранием везов и спецов.
Сначала на нем лишь старички клевали носами, что, очевидно, бывало с ними и раньше, так как никто не обращал на это большого внимания.
Затем те же старички бесцеремонно растянулись на пюпитрах, выпуская из хоботов трели. Последнее несколько обеспокоило собравшихся.
Потом вдруг все разразились отчаянной зевотой: председатель, больше всех ловивший хоботом воздух, объяснил странную сонливость приближением ночи.
Действительно, долгий лунный день стоял на исходе — объяснение председателя показалось правдоподобным.
Очень медленно действует, — нетерпеливо произнес Ра; — его то и дело требовали воины, у которых сильно чесались кулаки.
— Магнит один, а голов 8 миллионов, — буркнул Никодим, — ждали тысячелетиями, подождут еще несколько минут…
В это время собрание почти заснуло. Редко-редко кто еще боролся с неодолимым сном.
Я попросил показать внутренность «Дворца Пропорций». Кайя и Аи перевернули рукоятку солнечного психо-графа, вставили трубы-штепселя в соответствующие слуховые трубы, и перед нами прошел ряд картин с крепко-спавшими спецами подле вверенных им психо-машин. Здесь никто не мешал поддаться очарованию зазывчивого сна.
Подождав немного и видя, что наш магнит по своей относительно малой мощности переносит везов лишь в царство сна, а не смерти, я дал сигнал к выступлению.
Аи и Ра бросились к воинам.
Я, Никодим и Кайя остались возле экрана, чтобы следить за перипетиями борьбы.
Мы видели, как воины могучей лавой окружили «Дворец».
Только в одном месте им было оказано сопротивление. Спец у главных ворот, поборов тяжелый сон, грянул из пушки белыми лучами и сжег в мгновение ока несколько тысяч нападавших. Этим его подвиг и закончился. Атомо-аппарат, залетевший с тыла, испепелил героического спеца.
По всему необъятному городу наступление началось разом и протекало всюду с одинаковым успехом.
Еще одна стычка произошла около психо-машин и опять закончилась в пользу восставших.
Разоренный народ принялся громить чудовищные орудия, пожравшие столько жертв.
Сообразив, что мы останемся без единого аппарата и принуждены будем на неопределенно долгое время задержаться из-за этого на Луне, я предложил Никодиму лететь вместе со мной на «атоме», чтобы остановить разрушение.
Мой друг отказался:
— Пускай их громят на здоровье! Это — вредные и ненужные теперь орудия… У нас есть своя машина, кстати она заряжается в настоящую минуту самой сильной в мире энергией… Мы на ней свободно перелетим обратно на Землю…
— Если так, — я ничего не имею против.
Мы видели, как около 6 миллионов везов и спецов были переведены в тюрьмы, остальные пали жертвой справедливого народного гнева.
— Сеанс окончен! — возгласил Никодим, когда все полушарие было очищено от насильников.
— Ну, как, Никодимушка, не пора ли на Землю?…
— Сгораю от нетерпения…
Воины могучей лавой окружили дворец (наступление началось разом и протекло всюду с одинаковым успехом).
* * *
Но вернувшиеся, радостные, бодрые и возбужденные, без следов какой-либо медлительности, небезы во главе с Аи и Ра ни за что не хотели нас отпустить.
— Вы должны присутствовать на первом заседании нашего Совета… — говорили они. — Это — наш большой, большой праздник… Последний Совет заседал 500.000 лет тому назад…
Наша уверения, что мы нужны своей революции, не помогли.
Тогда мы обещали вернуться к первому заседанию, которое должно быть через 5 земных суток, и пробыть на нем до наступления лунной ночи.
Собственно говоря, Никодим свободно мог остаться на Луне — никакие обязанности и тем более привязанности не тянули его к Земле… В то время, как здесь… впрочем, буду скромным…
Через 24 часа вылетаем. Мне необходимо узнать день и месяц. Мы совсем потеряли счет земному времени.
Если окажется, что мой отпуск еще не кончился, я сейчас же вернусь обратно, Никодим (конечно!) тоже.
XXXIII
Пишу, сидя в психо-машине, над поверхностью родной планеты. Она приняла нас не особенно гостеприимно.
Мы слишком долго находились в разреженной лунной атмосфере, и это не прошло бесследно. Наши легкие не выдерживают воздушного давления, когда мы снижаемся к земле.
Но мы были над Ленинградом, и нам удалось узнать не только месяц, но и день…
7-е ноября!.. Еще одна годовщина Великой Октябрьской Революции!..
На знаменах, флагах и полотнищах, заполнявших улицы Ленинграда, эта цифра резко бросалась в глаза даже на той высоте, где мы были с своей машиной…
Значит, отпуск мой еще не кончился.
Однако мне хотелось бы прежде, чем возвратиться на Луну, оставить здесь свой дневник. Он перенес со мной все опасности и радости пребывания в далеком, чужом миру.