Яна Завацкая - Дороги. Часть первая.
— Много переломов. Что с биохимией?
— Я сбросил тебе сегодняшние результаты, — сказал Керк, — но возьми еще раз, у нее все быстро меняется.
Миран просмотрел состав крови, нахмурился.
— Доктор, надежда есть? — спросил Арнис, — она будет жить? Просто жить?
Миран коротко взглянул на него.
— Будем готовить к операции, — сказал он, — через шесть часов.
Ильгет выжила. И теперь, после операции, уже стало ясно, что жить она будет. И может быть, сказал Миран, даже выздоровеет. Хотя об этом рано говорить. Надо ждать, пока вырастут клонированные почки из собственных клеток Ильгет, это главное, остальные органы удастся восстановить и так. Еще пальцы. Предстоит еще две или три операции. Но на мозге уже все сделано, и это главное.
Ильгет открыла глаза. Увидела Арниса — она уже привыкла к этому. Увидела ясный дневной свет. Солнце пробивалось сквозь матовое рассеивающее стекло, ложилось квадратами на пол, на одеяло, захватывая кусочек лица Ильгет.
Она улыбнулась.
— Арнис...
— Иль, — он наклонился к ней, — как ты себя чувствуешь?
— Хорошо.
— Все, операция прошла, — сказал он, — теперь все хорошо. Пить хочешь?
— Да.
Арнис напоил ее.
— А поесть? Может быть, ты поешь?
— Нет, — ответила Ильгет быстро, даже с некоторым испугом. Она уже могла немного говорить, хотя и тихо.
— Ладно, потом...
— Арнис, — сказала она, немного помолчав, — я помню, что была в тюрьме. Да? Сколько времени?
— Двадцать семь дней, — тихо ответил Арнис. Его ногти непроизвольно впились в ладони. Двадцать семь дней запредельной, невыносимой боли. Но на Ильгет это впечатления не произвело.
— И от двух до четырех часов беседы с сагоном, — добавил он.
— Да, я помню... сагон. Глаза слепые, — сказала Ильгет.
— Прости меня, Иль.
— За что?
— Двадцать семь дней. Я не мог тебе помочь. Но мы закончили операцию. Мы все сделали, как надо.
— Ты знаешь, я очень плохо помню... почти ничего. Мы что-то делали... это против сагонов..
— Все верно, у тебя психоблокировка. Не напрягайся только. Я тебе еще раз все расскажу, и ты все вспомнишь. Постепенно, — он помолчал, — Иль, как ты смогла это выдержать?
— Но Арнис... меня разве спрашивали, могу я или нет?
— Но ты смогла. Они ничего не добились от тебя. Даже и сагон не добился...
— Откуда ты знаешь... я сама не знаю, чего он добился. И чего вообще добивался.
— Если бы он получил сведения, первым делом арестовали бы меня и Иволгу. Обезвредили хотя бы мину в закладочном цехе, которую положила ты — помнишь? Ты молчала, Иль. Двадцать семь дней.
— Но Арнис... — Ильгет озадаченно замолчала, потом сказала, — я помню про психоблокировку. Ведь я же и не могла ничего сказать! Я ничего не помнила.
— Господи, Иль, да ломают эту блокировку, болью и наркотиками, за пару дней ломают. Твоего напарника — который тебе мину передал — за сутки сломали, а ведь и у него стоял блок. Ладно, он кроме тебя и еще одного парня не знал никого. А тот успел смыться вовремя. Ее, эту блокировку разработали тогда, когда еще методов современных не было.
— Я ничего не помню, — прошептала она, — ничего. Что со мной сделали?
— Иль, ты только не напрягайся. Все хорошо ведь. Теперь уже все хорошо. Ты потом все поймешь. Это не от сознания твоего зависит, от другого... Теперь все будет хорошо. Ты закрой глазки, хорошо, милая? Закрой, поспи. Ты устала уже.
Ильгет действительно устала. Закрыв глаза, она медленно проваливалась в сон.
Ильгет просыпалась редко. И стоило ей открыть глаза — она видела рядом Арниса. Изредка — Иволгу или Мирана. В основном — Арниса. Он поил ее, ухаживал за ней. Боли никакой не было, и все было прекрасно. Ильгет быстро засыпала снова, ей было тяжело долго бодрствовать.
Незаметно наступил срок второй операции, Ильгет подсадили на место ампутированных почек новые, выращенные из своих клеток. Организм постепенно приходил в норму. Начиналось выздоровление.
Вскоре Ильгет начала есть. И теперь она уже не так много спала. Миран разрешил ей уроки линкоса. Очень короткие вначале. Беда в том, что кроме Арниса и Иволги, Ильгет никого не понимала здесь, и сам врач мог с ней общаться только через транслятор. Арнис надевал ей на голову мнемоизлучатель-обруч, вначале только на три минуты, потом на пять, на десять, сами уроки шли на мониторе, который устанавливали над кроватью. Ильгет впервые училась с мнемоизлучателем, мгновенно запоминая все, что слышала и видела. Вторая часть урока, чуть более длительная, была посвящена применению выученного на практике. Вскоре Ильгет уже могла довольно сносно объясняться на линкосе, хотя с Арнисом они все еще предпочитали лонгинский.
Ильгет проснулась, когда яркое солнце уже залило комнату. Боли нет. Хорошо. Очень хорошо.
Арниса почему-то нет рядом. Наверное, вышел куда-нибудь, да это неважно. Ильгет ничего не нужно. Все хорошо. Ночью у нее был приступ странной боли. Уже не первый раз. Даже сквозь атен.
Неважно. Теперь уже все равно. И удивительно четко голова работает. Как будто все прояснилось вокруг. Хочется хотя бы голову поднять, осмотреться. Ведь я на Квирине, вдруг подумала Ильгет. Никогда не думала, что попаду на Квирин. Даже просто посмотреть — и то казалось почти нереальным.
Впрочем, я пока ничего и не вижу. Потолок — ну, необычный, конечно, из каких-то продольных реек, но уж ничего такого супер... Стены. Монитор. Кровать. Конечно, на Ярне другие больницы, многое отличается.
А что со мной, вдруг подумала Ильгет. Как я лежала все это время? Как растение... боль, питье, еда, выделение. Ничто другое просто не доходит до сознания. А ведь надо как-то жить дальше... Насколько меня изуродовали? Смогу ли я ходить когда-нибудь? Наверное, да, они что-то такое говорили... Ильгет скосила глаза, пытаясь увидеть свое тело. Руки лежали на каких-то возвышениях. Что бы это значило? Руки переломаны в нескольких местах, это понятно... Переломы заживают. Ильгет чуть подвинула голову и увидела.
Свою правую руку. На правой руке не было пальцев.
Она задохнулась. Как это может быть? Она чувствовала пальцы, они даже побаливали. Впрочем да, так это и бывает, фантомные боли или что-то в этом роде. Одна фаланга от среднего, вроде, сохранилась, а дальше и пясть изуродована, вырезана частично. А левая рука? Ильгет изогнулась в другую сторону. Левая рука выглядела не лучше.
Вот так, значит. Ну что ж, квиринцы ведь не боги, что поделаешь. Ильгет вдруг вспомнила, ЧТО сделали с ее пальцами. Сначала с ногтями, потом с пальцами. Ее затошнило даже сейчас, при одном воспоминании.
И хуже всего, что сознание никак не уходило.
Не надо об этом. Не надо вспоминать. Лучше думать, что же дальше будет. А что дальше... Надо учиться жить без пальцев. Ничего, подумала Ильгет. То, что я выжила — это просто невероятное чудо. Пальцы по сравнению с этим — мелочь. Все равно жаль. Что можно делать без пальцев? Кем работать? Меня и здоровую-то на работу не брали...
Дверь открылась. Арнис вошел. Улыбнулся Ильгет. Милый, хороший Арнис. Под глазами темные круги. Не даю я ему поспать по-человечески.
— Доброе утро, Иль.
— Доброе утро.
Он стал умывать Ильгет, менять подкладку.
— Что-то не так? — спросил он. Ильгет изо всех сил старалась не показать своего расстройства, глупо это и неблагодарно, расстраиваться теперь из-за пальцев. Но видно, он заметил.
— Нет, Арнис, все хорошо.
— Я же вижу, у тебя глаза какие-то... застывшие. Болит? Только честно.
— Нет, ничего не болит. Я... да ничего. Я из-за пальцев. Я ведь раньше не видела, что пальцев у меня нет.
Он задумчиво посмотрел на руки Ильгет.
— Ничего, — сказала она торопливо, — не обращай внимания. Я привыкну со временем. Живут же люди.. и без рук, без ног живут. Я знаю, пальцы нельзя было спасти.
— Да нет, Иль... Не надо тебе ни к чему привыкать. У тебя будут пальцы, — и видя вдруг вспыхнувшие надеждой глаза Ильгет, объяснил, — они вырастут просто. Мы умеем такие вещества синтезировать... на водорослях их получают, естественно, генетических измененных. Сейчас тебе их вводят. Вырастут у тебя пальцы. Почки вот уже выросли.
— Как в сказке, — тихо произнесла Ильгет, — ты думаешь, Арнис, я стану... как раньше?
— Конечно, теперь уже точно. Ты выздоровеешь, станешь еще сильнее и красивее, чем раньше. Мы с тобой будем верхом кататься... в море купаться. Плавать умеешь?
— Да.
— Будем купаться с тобой в море. Загорать. В лес сходим, на скалы полазаем. С гравипоясом будешь летать. Все будет, Иль.
— Даже не верится... я теперь такая развалина.
— Ничего, это бывает. Это пройдет. Ты что будешь на завтрак?
Ильгет подумала.
— Знаешь, вот такой салатик, кисленький...
— Ага, понял.
— И хлеб черный. И еще рыбное пюре.
