Олег Мелехов - Звездная бирема «Аквила». Рубеж
— А…
— Наклонись ниже. Да не трясись так: данаец слишком увлекся созерцанием твоей задницы.
Ягодицы психокорректора рефлекторно сжались.
Она казалась абсолютно спокойной и даже расслабленной, в то время как Антония прошиб холодный пот, едва он представил себе, что энергоплеть может сделать с нервной системой наварха звездного корабля. Но удивляться бесстрашию Ливии не следовало: генная инженерия давно уже вторглась в ту область мозга, что контролирует эмоции. Там, где у Марциев прописана лояльность, у Ливиев наблюдается крайне низкий уровень страха. Умом наварх, может, и понимает, насколько крупно они оба влипли, но осознавать и чувствовать — это очень разные вещи.
«Сейчас она сделает из меня проклятого героя», — догадался Антоний, со всей обреченностью знатока человеческих душ понимая, что противиться приказам Ливии он не сможет. Лучше уж энергоплеть.
— Отвлеки его, — шепнула Ливия. — Мне нужно секунд десять, не больше. Вперед.
«Отвлечь? Как?! Как я должен его отвлечь, чем? — хотелось заорать несчастному психокорректору. — Штаны снять?»
Боевые искусства не входили в обучающий курс Антониев. Кроме оздоровительной гимнастики, направленной на контроль внутренней энергии, никаких рукомашеств и ногодрыжеств. Предполагалось, что настоящий знаток человеческой психики никогда не попадает в ситуацию, когда от него потребуется умение крепко врезать в челюсть недругу.
Все естество Луция Антония противилось грядущему смертобийству. От простого тычка энергоплетью хочется на стенку лезть, а это всего лишь минимальный разряд.
— Ей срочно нужна помощь! — проорал Антоний данайцу, а для убедительности принялся жестами объяснять, насколько серьезно положение пленницы. И приблизился к охраннику на расстояние, которое не позволяло нанести удар, не задев самого себя.
— Сядь на место! — тот пригрозил рукоятью, направленной в живот героя.
— Плохо! Ей плохо! Умрет! — не унимался психокорректор, до предела напрягая пресс. К слову, внутренние органы ему эти усилия не спасли бы, но разве у героев спрашивают, как им понравится некроз тканей печени.
Тем временем, Ливия подкатилась ближе, и как только данаец отвел взгляд, подсекла ему ноги, швырнув захватчика на пол. Со всего роста это больно, особенно голове.
— Лови энергоплеть! — рявкнула наварх.
И прежде, чем Антоний сумел осмыслить происходящее, рука без участия воли перехватила падающее оружие и направила его в солнечное сплетение поверженного данайца.
— Да ты прямо зверь, — ухмыльнулась Ливия. — Развяжи меня быстрее.
Как только героический мозговед сумел отодрать намертво приклеившуюся к запястьям наварха ленту, Ливия подскочила к двери, отделяющей грузовой отсек от командной рубки, и закрыла ее. А потом прямо ногтями содрала крышку панели замка и ласково попросила:
— Луций, радость моя, а теперь дай мне плеточку.
— Зачем? — спросил он растерянно, продолжая мертвой хваткой держать их единственное оружие.
— Так надо, — мурлыкнула Ливия. — Давай ее сюда… вот, молодец, умничка. Теперь отойди.
Заполучив плеть, она выставила мощность разряда на максимум и ткнула прямо в развороченное нутро замка, разом пережигая все схемы. И тут же поморщилась от пронзительного писка сигнализации.
— Это еще что за хрень?! — заорал Дагон.
— Рубка, — Марк сделал широкий жест. — Заблокирована. — Он сложил руки крест-накрест.
Взбешенный Дагон сорвался со своего места и живой торпедой врезался в наглухо закрытый люк.
Не следовало Клейта оставлять наедине с пленниками. Слишком бестолковый он во всем, кроме связи и флирта.
— Сделай что-нибудь! Страви воздух! Убей их!
Пуниец не мог смириться с поражением. Да еще и от кого? От какого-то ученого хлюпика и бабы. Еще один упертый варвар!
— Ну вот, теперь они к нам пролезть не смогут. И не помешают, — наварх деловито огляделась. — Данаец еще жив?
Антоний осторожно пощупал пульс на шее у парня.
— Живой и будет жить. Сердце сильное.
— Будет, но недолго… — тихо пробурчала себе под нос Ливия. Для того, что она намеревалась проделать, не нужно было находиться в рубке. Здесь, в отсеке для грузов (или десантников) тоже имелась управляющая панель. Но прежде надо устранить возможные помехи. — Так. Открой вон тот ящик, возьми моток ленты и прикрути его к сиденью, да покрепче. Не хотелось бы, чтобы он повторил мой фокус.
Отдав команду Антонию, наварх принялась колдовать над терминалом ввода данных. Командные коды Ливии распространялись на все системы «Аквилы», даже на десантные «гарпаго». К счастью. Или к несчастью — зависит от точки зрения. Она на мгновение замерла над панелью и нахмурилась:
— 1-2-8 или 1-8-2? Все время забываю…
Бесчувственное тело худощавого данайца весило, будто того из свинца отлили, но Антоний неплохо справился с поставленной задачей. Привязывал аккуратно, чтобы не нарушить кровообращение в тканях, а лишь зафиксировать на одном месте.
— Ну, вот и ладненько. Сидит ровно, дышит размеренно и признаков активности не подает. А какой код ты вводишь? — спросил героический психокорректор, чтобы отвлечься от тяжелых дум.
— Мне нужен доступ к энергосистемам… — не глядя, отозвалась Ливия. — Отсюда я могу добраться только до контроля реактора, но большего не требуется… Ага! 8-2-1! И-и… готово!
Писк тревоги превратился в навязчивый рев, а затем включилось оповещение:
— Внимание! Инициирована перегрузка реактора! Давление плазмы превышает критическую отметку. Всему персоналу начать срочную эвакуацию. Внимание! Перегрузка реактора…
«Какой все-таки мерзкий голос у меня на записи», — самокритично подумала наварх и еще одним тычком энергоплети превратила панель доступа в бесполезный кусок синтепластика.
Дагон бесновался, точно дикий траянский бык в клетке. Разве только не бился рогами… то бишь, лбом, о все твердые поверхности.
— Марк! Охренеть! Ты тоже слышал?
Его вопли перекрывали сообщение об опасности.
— Слышал, — отрубил Марк. Его барабанные перепонки и внутреннее ухо быстро регенерировали. — Она всё правильно делает.
— Что? Что ты говоришь? Громче, я не слышу нихрена!
— Протокол 13–82! Наварх! Не должен! Попасть! В плен!
— Останови это! Заставь её!
«Да что ж ты так орешь, идиот?» — огрызнулся Марк.
Заставить наварха нарушить протокол 13–82? Интересно, как это возможно? Голову оторвать?
Хотя… Тот, кто находился на мостике «Аквилы» вместо наварха, только что подписал себе смертный приговор. Глава службы вигилов уже составляет доклад руководству, потом будет расследование, и правда всплывет. Кто-то не хотел убивать своего наварха. Не промазал, нет, а вообще не стал стрелять по беглому «гарпаго».
«Что, во́роны подери, происходит на борту этой биремы?»
— Заткнись! Я попробую что-нибудь сделать! — пообещал Марк. В конце концов, он тоже знал, что делать, если началась перегрузка реактора. Выход имелся, но, к сожалению, только один-единственный.
— Хех! — удовлетворенно хохотнула Ливия, разве что руки не потирая по-злодейски. — Вот теперь станет жарко, ребятки.
— Ливия, объясни мне, что ты делаешь? — спросил Антоний, холодея всем телом от нехорошего подозрения.
— Исполняю протокол 13–82, конечно, — как ни в чем ни бывало, озвучила она очевидное: — А ты что подумал? — а потом, вглядевшись в потрясенную гримасу, перекосившую лицо психокорректора, недоуменно выгнула бровь: — Антоний, ты что, забыл? Я — наварх. Я не могу попасть в плен. Раз мы до сих пор летим, значит, Квинт Марций не стал сбивать бот. Следовательно, я должна сделать все сама, — и добавила, на ее взгляд, утешительное: — Не бойся. Взрыв реактора — это не самая страшная смерть. Быстро и чисто. Плен у варваров — гораздо хуже. Сейчас, минуты три еще — и все.
Психокорректор судорожно вздохнул, выравнивая дыхание. Оставалось пожалеть лишь о том, что его собственная генетическая линия не предполагала столь явное усекновение чувства самосохранения. Чтобы вот так задорно глядеть на часы, отсчитывая последние секунды жизни, и говорить «Пока все идет хорошо!» Для этого нужно быть Ливием.
— Я жить хочу, вообще-то, — сказал он почти спокойно. — Возможно, я зря помог тебе освободиться? Верни всё, как было.
Странное это было чувство. Наверное, так выглядит абсолютная свобода. От всего. От обязательств и обязанностей.
— Сказала бы, я бы воткнул в тебя энергоплеть.
Наварх посмотрела на него с неприятным и брезгливым удивлением, словно на траянскую блоху, обнаруженную в белье. В глазах любого солдата Республики трусость — порок едва ли не страшнее, чем… Самый страшный порок, на самом деле. Хуже трусости нет ничего. Слабость — мать предательства.
