Олег Мелехов - Звездная бирема «Аквила». Рубеж
Заложника даже бить не пришлось. Точнее, его можно было и не бить, но Дагон не сдержался и двинул в смазливую рожу.
«Подсветит себе дорожку», — съязвил драчливый варвар. Если, конечно, Марк правильно понял кривую гримасу пунийца.
Он полз впереди, следом незадачливый дознаватель, потом Клейт, а республиканец замыкал караван беглецов. Оставалось лишь гадать, куда приведет узкий ход. Главное, чтобы не прямиком на мостик. Но им несказанно повезло. Или не повезло. Это как посмотреть.
И опять Дагон наворотил дел. Кто его просил бросаться на женщину? Кто заставлял бить её по голове?
— Ты — тупая скотина! — проорал Марк и показал сотоварищу очень непристойный жест. — Это же наварх!
«Что ты говоришь? Кто это?»
«Наварх, идиот!»
«Ну и отлично, — обрадовался Дагон. — Два заложника лучше, чем один. Займись разблокировкой бота. И свалим отсюда поскорее».
Все же республиканские уставы правы. «Увидел пунийца — бей первым!» — гласили они.
Глава 4
Являться на мостик с Фиделисом на плече Квинт не захотел. Хотя очень хотелось. Сцинк его успокаивал одним своим невозмутимым видом, примерно так же сильно, как прежде раздражал. Эдакая наглючая довольная морда! Понятно теперь, откуда у Ливии Терции взялись неисчерпаемые запасы самоуверенности.
Оно, это ящериное хладнокровие, не помешало бы Квинту Марцию. Не тогда, когда Вителлий доложил о ситуации с заложниками на гауптвахте, а потом — когда беглецы каким-то чудом угнали бот, прихватив с собой наварха.
— Твоюцентурию! — прорычал префект. Это было самое приличное ругательство из тех, что он изрыгнул, услышав новость из уст виноватого, как сто данайцев, Вителлия.
— Проекционный экран.
— Готово, — доложил Плавтий, быстро рассчитав траекторию. — Держат курс на планету.
— Связь с бортом.
Усилия связиста себя не оправдали. Похитители наварха и угонщики перевооруженного «гарпаго» общаться наотрез отказались.
— Твоюцентурию! Торвенторий!
Судьбоносные пункты протокола 13–82 вовсе не горели огненными письменами на внутренней поверхности черепа префекта, но Квинт Марций прекрасно помнил, что надо делать. Наварх республиканского корабля не должен живым попасть в плен к врагу. К любому врагу. И чтобы не происходило в окружающем мире — мятеж, тотальная война, чума или взрыв сверхновой — уставы до́лжно исполнять. На эти случаи они и пишутся.
Из торвентория не поступило ни единого звука, замерли без движения офицеры мостика, и даже показалось, что замедлился информационный поток от сенсоров. Несколько мгновений целиком в двоичном измерении. Да или нет? Плюс или минус? Импульс или отсутствие такового? Такая вот простейшая систем счисления. Простые числа, твоюцентурию.
Но благие всевидящие лары, как же велико искушение! Язык Квинта Марция от корня до кончика чесался приказать открыть огонь на поражение. Разом покончить с главным препятствием между ним и «Аквилой», причем сделать это законно, без последствий — какой соблазн!
Еще пару месяцев назад, да что там месяцы, еще суток не прошло с их последнего разговора. Вроде бы ни о чем таком важном не говорили. Об Антонии да про Фиделиса, и немного о сравнительной летучести Ливиев и Марциев, которая у последних однозначно хреновая.
Квинт Марций положил руку на нейро-панель, словно призывая в свидетели бирему.
— Торвенторы — отбой.
«Аквила» — это ведь не одна Ливия, верно?
— Астрогация, курс на планету.
«Аквила» — это не только Фабриция со своими техниками.
— Инженерный, полная готовность систем.
Глупо думать, что нет незаменимых. Наивно и даже опасно.
Скорее всего, обитатели мостика прекрасно догадались о буре, что бушевала в душе префекта, но каждый постарался как можно скорее вернуться к прямым обязанностям, словно бы ничего не произошло. Душа Квинта Марция Аквилина — сущие потемки, и он свой выбор сделал. На то он и Марций, чтобы принимать решения.
— Научим грязных варваров хорошим манерам, — мрачно фыркнул он. — С орбиты это будет проще сделать. Торвенторы, протокол 17 к исполнению.
До конца вахты еще есть время. Как раз хватит, чтобы как следует подумать. Не столько о наказании Вителлия и его подчиненных, сколько над внезапно возникшим чувством общности. «Аквила» — не Ливия Терция, не нейросеть, не Квинт Марций, не инженеры и реактор, и не Фабриция Секстия, она — это всё вместе. Живые и разные люди, полуразумная система управления, бездушные механизмы, чистая плазма и удивительные рат-двигатели — это и есть звездная бирема «Аквила». А корабль, в свою очередь, часть Республики, частица человечества…
— Вахтенный, принеси мне Фиделиса, — приказал Квинт.
Ему сейчас позарез требовались запасы самоуверенности. И наплевать, что и кто подумает!
Луций Антоний всегда и не без оснований считал себя человеком широких взглядов. Для психокорректора, конечно. То есть, в своей среде. Ну, хорошо, допустим, не таких уж широких, но насчет терпимости к различным отклонениям… Если они, эти отклонения, не касались профессиональной сферы.
В общем, говоря прямо — Антоний полагал, что ежели в Данайском Колониальном Союзе интимные отношения между гражданами одного пола не только допустимы, но и приветствуются, то это личные трудности граждан Данайского Колониального Союза. В благословенной Лацийской Республике милостью богов все оставалось более-менее традиционно. Несмотря на равноправие полов (или, если уж совсем честно — на равное бесправие плебеев, что мужчин, что женщин). Подобные отклонения выявлялись и исправлялись еще на стадии формирования личности, так что о существовании мужчин, предпочитающих секс с другими мужчинами, Антоний знал только из теории. Ничего странного, на самом деле. Странным было бы обратное. Бравый манипуларий, разыгрывающий гетеру перед другим бравым манипуларием… бр-р-р…
Но с данайцами прогресс сыграл поистине злобную шутку. Дорвавшись до репликаторов (к слову, именно в Колониальном Союзе их и придумали), обитатели Данайского сектора на радостях сократили поголовье особей женского пола до критического минимума. И если провести сравнительный анализ между республиканской гетерой и данайской женщиной, то у республиканских гетер прав на порядок больше.
Но теоретические знания — это хорошо, снисходительная терпимость к странностям изнеженных данайцев — еще лучше, а вот когда ты, весь такой образованный и толерантный, оказываешься похищен и заперт в одном боте с представителем Данайского Союза, начинаешь смотреть на жизнь под несколько другим углом. Особенно на половую жизнь, если быть совсем уж точным.
Еще никогда в жизни Антоний не был так напуган. Похабные смешки девиц-вигилий — не в счет. Все-таки это были женщины, и определенного рода неприкосновенности психокорректора ничто с их стороны не угрожало. А тут… Данаец был вежлив и предупредителен, насколько это возможно в такой ситуации, и Антоний подозревал, что для него лично это плохой знак.
Похищенный психокорректор так увлекся своими переживаниями, что на всё остальное ему было практически плевать. Даже на то, что беглые аборигены прихватили с собой не только его, но и наварха собственной персоной.
Кстати, Ливию беглецы, видимо, сочли более опасной: женщину не только оглушили, но еще и связали ей руки монтажной лентой. Да и обошлись с ней грубовато — небрежно бросили на палубу в грузовом отсеке, рядом со скамьей для десантников, а пуниец, уходя в носовую часть бота, еще и пнул ее. Не то чтобы Антоний так уж рвался оказать ей помощь, однако видеть, как голова Аквилины периодически ударяется о крепеж скамейки, было тяжело.
Психокорректор покосился на данайца. Тот сидел напротив, поигрывал энергоплетью, широко улыбался и — лары и маны! — подмигивал. По спине Антония пробежал холодок. Ливии стоило бы прийти в себя… хотя бы для того, чтобы отвлечь похитителей от его, Антония, скромной персоны.
— Я должен ей помочь, — медленно проговорил он, стараясь как можно четче артикулировать каждое слово и подкрепляя речь жестами.
Данаец потряс головой, дескать, не слышу.
Антоний вздохнул и попробовал еще раз.
— Ей надо помочь. Она — наварх, ценный заложник. Позволь хотя бы уложить ее поудобней.
Данаец задумчиво склонил голову, поморщился и преувеличенно громко, что неудивительно для человека, страдающего временной глухотой, ответил:
— Я за тобой слежу.
Психокорректор расценил это как разрешение и, ежесекундно ожидая удара плетью, подобрался к телу наварха. И осторожно ее потряс, а когда не помогло — хлестнул по щекам:
— Ливия! Очнись!
— Еще раз сделаешь так — и расстанешься с тем, что заменяет тебе яйца, — прошипела наварх, не открывая глаз, и Антоний замер, очумело хлопая глазами.
