Чайна Мьевиль - Посольский город
По-моему, то были странные, ущербные дебаты. Среди Хозяев были такие, кто думал, что если бы меня заставили сделать не то, что я сделала, а нечто иное, то они могли бы говорить лучшие слова и, следовательно, думать лучшие мысли. Что я была бы полезнее тем, кто пользуется мною для точного выражения своей мысли; и что тогда они могли бы говорить мною о том, что не было мною, но было — по их утверждению — на меня похоже. Однако даже критики не могли объяснить, что это были бы за мысли, ведь они не могли их подумать.
— Но… — начал Скайл. Он был расстроен.
— Должно быть, эти мысли запрятаны очень глубоко у них в мозгу, — сказала я. — Из-за этого они сердятся? Что не могут произнести их?
— Подожди, — сказал он. — Один из них говорит о тебе так: «Это сравнение, и… это что-то новое». Я не понимаю. Не понимаю я.
— Ладно, дорогой, просто…
— Погоди-ка, — зашептал Скайл. — Они перешли к другим фигурам речи. — И он кивнул на наших послоградских спутников, на которых устремили свои взгляды Хозяева. Вдруг он в изумлении повернул голову. — Если я правильно понимаю… тот человек, Хассер — он нам солгал. Он не пример: он тоже сравнение, как ты.
Какие бы сомнения ни вызывала моя эффективность в качестве сравнения, польза от меня, очевидно, была: мода на языковые конвенции держалась несколько недель, и всё это время Хозяева приглашали меня снова и снова.
Что-то разладилось между КелВин и мною. В те недели, когда мы занимались сексом, я дразнила их тем, что различаю их по прикосновениям: они, наверное, и сами знали, что в этом была доля правды. Когда мы впервые провели вместе ночь, я, как молоденькая девочка, млела от мысли, что сплю с послом. Однако это несколько наигранное головокружение быстро прошло.
Помню, какие они вызывали у меня ощущения, помню прохладу обручей на их шеях, этих минималистских драгоценностей, служивших усилителями мыслей, которые они посылали друг другу. Помню, как я наблюдала за их прикосновениями друг к другу — особая, ни на что не похожая эротика. И потом, сколько бы я ни улыбалась распутно, когда мне удавалось отличить одного от другого, это всегда была рискованная игра.
— Кел, — говорила я, указывая сначала на одного, потом на другого. — Вин. Кел… Вин. — Они то улыбались, то отводили глаза. Иногда, особенно поутру, я воочию видела различия между ними. Следы ночи — отпечаток подушки на лице, непохожие мешки под глазами. КелВин никогда не затягивали с уравниванием: проснувшись, первым делом запирались в коррекционной камере и выходили оттуда с гладкими лицами или тщательно скопированными недостатками.
Им не понравилось то, что меня стали регулярно приглашать на конвенции и конференции. Но служители не могли просто взять и отменить приглашение, которое исходило от Хозяев. Однажды, в приступе ярости, для которой я не давала никакого повода, КелВин заявили мне, что у послов, чёрт возьми, вообще нет власти, что прочие служители, визири и все остальные принимают решения, а ему и его двойнику и рта не дают раскрыть.
Мы стали ссориться, иногда. После одной особенно ожесточённой перепалки, которую, клянусь, начала не я, Кел или Вин на мгновение задержался в дверях, глядя на меня с выражением, которого я не могла понять, а его двойник ушёл. Я тогда подумала, что, может быть, мне тоже не понравилось бы, если бы они занялись погружением. Хотя, скорее всего, мне было бы всё равно.
— Мы в разных положениях, — сказала я тогда тому, который задержался. — Вы владеете Языком. Я принадлежу ему.
Среди Хозяев были те, которые предпочитали моё сравнение всем остальным и посещали каждое мероприятие с моим участием. Они превозносили меня над всеми аллегориями и риторическими приёмами, воплощёнными в других присутствовавших там женщинах, мужчинах и вещах.
— У тебя есть поклонники, — сказал Скайл. То были месяцы моей относительной славы.
Мы ещё не раз встречались с Хассером; стояли бок о бок и ждали, пока нас развернут в жарких дискуссиях. Среди носителей Языка нашлись диссиденты, которые отстаивали необходимость переосмысления того, что могла значить я и прочие сравнения. Судя по реакции других Хозяев, эти мыслеопыты считались у них дурным тоном. После одного такого мероприятия я спросила у Скайла, слышал ли он, как Хозяева говорят Хассера, и если да, то о чём он.
Скайл понимал Язык не хуже любого посла, но ответил: «Я вообще не знаю, как вы, чёртовы штуки, работаете».
— Никак не могу понять, какая связь между тем, что ты значишь, и тем, о чём они говорят, с чем тебя сравнивают и для чего используют. Ты спрашиваешь, о чём они думают с Хассером? Понятия не имею.
— Я не то имела в виду.
— Тебя интересует, что он значит буквально?
— Точно. Самое основное, вроде «девочки, которая съела…». Ну, ты знаешь.
Скайл замешкался.
— Я не уверен, — сказал он, — но, по-моему, это что-то вроде… их слова можно понять как «мальчик, которого открыли и закрыли снова». — Мы уставились друг на друга.
— О, Господи, сказала я.
— Да. Я не могу сказать точно, так что не надо… но, да.
— Иисусе.
В корвиде, на пути в Послоград, я спросила Хассера:
— Почему ты не сказал мне, что ты сравнение?
— Извини, — ответил он. — Подслушивали, да? — Он улыбнулся. — Это непросто. Я много думаю о том, что значит быть сравнением. Но я не знаю, что это значит для тебя… для многих из нас. Если ты… если ты захочешь поговорить об этом, — голос у него сделался восторженным, хотя и не без оттенка тревоги, — то найдётся целая группа таких, для кого это важно.
— Группа сравнений? — сказала я. — Вы что, вместе зависаете?
Ну, не только сравнения. Там есть другие тропы, и вообще разные языковые явления, объяснил он. Но сравнения особенно близки друг другу, они даже образовали своеобразную общину. Я запрезирала их, как только он это сказал.
— Ума не приложу, как мы тебя упустили, — удивился он. — Я знаю, что они тебя говорят, но почему Хозяева до сих пор не приглашали тебя на всякие такие события? И почему ты про нас не слышала?
— Наверное, потому, что быть частью Языка для меня не главное в жизни, — сказала я. Боюсь, что, отвечая, я не смогла скрыть презрение. И тут же напомнила себе, что, если бы я не научилась погружаться и не вырвалась наружу, то, вполне возможно, тоже слонялась бы по барам, залам и питейным заведениям, где встречаются сравнения. Странная это, должно быть, жизнь, и известность относительная, но всё-таки больше, чем ничего. Мне захотелось извиниться за свою насмешку. Я спросила его, что это для него значит. Сначала он запирался, а потом сказал:
— Быть его частью! Частью Языка.
Настоящее, 5
Люди, у которых была хотя бы капля ума, ни на секунду не поверили в то, что вечеринка вернулась к норме.
— Эрсуль. — Я звала её шёпотом и знаками, но когда она, виляя длинными шасси, приблизилась ко мне, то оказалось, что она хочет сообщить мне лишь одно: ей не удалось найти компьютер, который знал бы, что случилось.
Я разыскала в зале пару оставшихся послов, МагДа и ЭсМе.
— Что стряслось? — обратилась я к ним. — Эй. МагДа. Пожалуйста.
— Нам надо… — сказала одна из ЭсМе. — Это…
— Всё под контролем.
— МагДа. Что происходит?
Маг и Да, Эс и Me смотрели так, как будто хотели что-то сказать. ЭсМе всегда недолюбливали меня, придерживаясь распространённого среди послов мнения о возвращенцах, иммерлётчиках, флокерах и прочей подобной публике, но высказать его не решались.
К моему несказанному удивлению, за их спинами появился Скайл. Он встретил мой взгляд прямо, без эмоций.
— МагДа, — сказал он. — Ты должна пойти и поговорить с Ра.
Они кивнули, и я упустила шанс. Когда они все пятеро повернулись, чтобы уйти, я схватила Скайла за руку. Я старалась, чтобы моё лицо ничего не выражало, и, когда он обернулся, оказалось, что и он тоже. Меня не удивляло, что он был ближе к происходящему, чем я. Он давно уже работал со служителями и был в сговоре с послами. Эти последние так сосредоточились на владении Языком, что совсем отвыкли узнавать о нём что-то новое, поэтому, когда в Послограде начались перемены и задумываться о таких вещах стало полезно, Скайл со своими теориями, как я понимаю, оказался для них весьма кстати. Его работа сделала его полезным. Наверняка служители глубже допускали его в свои дела, чем меня.
— Итак? — сказала я. И сама почти не удивилась своей наглости. Флокеры всегда делают то, что в данный момент необходимо. — Что происходит?
— Авви, — ответил он. — Я не могу тебе сказать.
— Скайл, ты знаешь, в чём дело?
— Нет. Не знаю. Я бы… Я правда не знаю. Это не то, чего я ожидал. — Рядом с нами двое людей чокнулись бокалами, и они зазвенели, как маленькие колокольчики. Музыканты, похоже, перебрали спиртного, и мелодия то и дело шарахалась из стороны в сторону. Для многих местных вечеринка была редким шансом пообщаться с командой извне, и они не хотели его упускать. Видя, как парочки и небольшие группы покидают зал, я вспомнила, какую сексуальную притягательность придаёт иммер людям. Я и сама хорошо попользовалась этим в первые недели после возвращения: горячее было времечко.
