Сергей Лукьяненко - Звёзды — холодные игрушки
— В серии «Классический женский роман», — сказал мягкий голос за кадром, — мы представляем роман Вильяма Шекспира «Ромео и Джульетта», Наконец-то в адекватном, современном переводе! Теперь и вы можете прочитать то, что является признанным шедевром, окунуться в кипение страстей, пиршество чувств, красоты пейзажей и лабиринты интриг! И не бойтесь печального конца — специально для этого издания талантливый литературовед Виктор Буздуган написал продолжение — «Джульетта Монтекки», достойное…
Мне то ли смеяться хотелось, то ли плакать. Нет, наверное, все же, смеяться — я уткнулся в подушку, давя хохот. Отсмеявшись, переключился на питерский канал — там шел старинный фантастический фильм — «Чужой». Довольно-таки смело, надо признать. Телевизионщиков могут и привлечь за разжигание ксенофобии… Я вывел на экран информацию, сопровождающую показ фильма — оказалось, что по программе он был заявлен очень скромно — «старое кино», без названия, а после фильма выступит известный писатель и критик Андрей Николаев. Наверное, будет разоблачать узость взглядов режиссера.
По московскому круглосуточному обсуждали новое постановление Полянкина, который ввел крупные субсидии для переезжающих жить и работать в Москву. Обозреватели сходились на том, что эффекта это не даст — граждане будут получать денежки и уезжать. Ну кто же, находясь в здравом уме, променяет Нижний Новгород, Владивосток или Питер на грязную, шумную и бестолковую бывшую столицу?
Последним из работавших ночью каналов был «Шестой». Но и там ничего хорошего не оказалось — передавали «Телемагазин». Я натолкнулся как раз на рекламу «Чудесного Штопора» с электрическим приводом, позволяющего открывать до двадцати бутылок вина в минуту.
И вот тут я не выдержал, и загоготал в полный голос. На экране симпатичная девушка мучалась с обычным штопором, потом пришел лощеный мужчина, выкинул обыкновенный штопор в окно и достал электрический… А я хохотал как ненормальный, сидя на кровати и тщетно зажимая рот руками.
Счетчик вскинулся в кресле. Глаза его засверкали.
— Из… извини… — простонал я.
— До двадцати бутылок в минуту! — донеслось из телевизора, и я вновь забился в истерике.
— Я не влиял на тебя! — воскликнул рептилоид.
Мне удалось лишь кивнуть, на разговор сил не было. Да при чем тут влияние чужого? У каждого из нас дома есть свой агрегат по промывке мозгов — телевизор.
— Сорок девять долларов девяносто девять центов, или же восемьдесят девять рублей, или три космобакса! Звоните сейчас, и за ту же цену вы получите еще и набор пробок для испытания Чудесного Штопора!
Отсмеявшись я убрал звук и пояснил смущенному Счетчику.
— Извини. Мне не спалось. Я включил телевизор… развеселился.
— Телевизор? — со сна Счетчик казался более тупым, чем обычно.
— Не видишь, что ли?
Рептилоид повернул голову к экрану, потом кивнул:
— Свет… Я не могу воспринимать визуальный ряд вашего телевидения.
— Почему?
— Слишком медленная развертка, крупные сегменты, из которых формируется изображение… и очень большое количество помех. Крайне трудно обработать такую информацию.
На мой взгляд телевизор показывал идеально.
— Но ты же видел изображение на дисплее, там, в челноке!
— Не видел. Снимал данные по пути к экрану. Это гораздо удобнее, — Счетчик вновь свернулся клубком. — Продолжай свой отдых, я перестану воспринимать звук как внешний раздражитель.
Через мгновение он снова спал. Точнее не спал, а занимался познанием… Удобная у них физиология. Я опустил ноги с кровати, прислонился к стене, вздохнул. Мне спать не хотелось совершенно.
Возможно ли украсть челнок?
В буквальном смысле — нет. Подготовка к старту заканчивается лишь за час до запуска. И потом требуется труд сотен людей, чтобы корабль стартовал.
А возможно ли подменить экипаж? «Бураны» в транспортных рейсах летают с тремя членами экипажа — командир, он же первый пилот, второй пилот и джамп-навигатор. Допустим, Данилов и впрямь берет меня в экипаж… вторым пилотом, вероятно. На каком этапе контроль над экипажем минимален? В автобусе, по дороге на старт, народа много. Разве что у стартового стола, перед загрузкой в лифт. Но как провести туда деда и Счетчика? А что делать с Даниловым и джамп-навигатором? Оставлять их у стартовой позиции — это убийство. Когда «Энергия» выпихивает «Буран» на орбиту — старт заливают реки огня. Отпустить — поднимут тревогу…
И не удивятся ли в ЦУПе тому, что все переговоры ведет второй пилот? А как подделать телеметрию — если нацепить датчики на деда, то врачи немедленно отменят старт. Это там, у чужих, доктора давно махнули рукой на состояние экипажа… трезвый — и ладно…
Сотни проблем.
Стоп! Что со мной?
Я ведь обдумываю, как похитить звездолет!
Подавив первый импульс — кинуться к Счетчику, я попытался привести мысли в порядок. Неужели он все-таки пытался воздействовать на меня?
Кажется, нет.
Мое отношение к задуманному дедом и рептилоидом плану не изменилось. Не хотел я этого… по крайней мере, так вот, не получив никаких четких объяснений. И прорываться к челноку с боем, с автоматом наперевес и дедом на закорках — не собирался!
Просто злость накатила. После гениального перевода «Ромео и Джульетты» на молодежную феню, после рекламы электрического штопора, после трусливого, ночного показа старого кинофильма, рисующего чужих не в лучшем свете.
Ведь будет становиться все хуже и хуже. Мы деградируем. Стремительно, бесповоротно. Превращаемся в расу идиотов.
Дверь скрипнула.
— Петя?
Дед опасливо заглянул в комнату.
— Все в порядке?
Я быстро встал, на цыпочках подошел к двери, выскользнул в коридор. Там было темно, лишь у лестницы на второй этаж тускло тлела лампочка. Кажется, в детстве я боялся темноты… уж не знаю, почему. Дед пообещал, что у моей двери всегда будет гореть свет, и выполнил обещание. Не ночник над кроватью — дед никогда не потакал моим страхам, а свет за дверью. Но мне этого вполне хватило. Ведь у этой лампочки даже нет выключателя. Она всегда горела… и когда я спал в своей постели, и когда занимал койку в училище, и когда устраивался в отеле под светом чужой звезды…
— Все нормально, Петя? — тревожно повторил дед.
В старой пижаме и шлепанцах он не выглядел идеологом человеческого шовинизма, хитрым демагогом и безжалостным оппонентом правительств. Обрюзгший старик, которому давно положено доживать свой век у телевизора со стаканом кефира…
— Ты… ты боишься за меня? — сообразил я. — Боишься, что Счетчик попытается воздействовать?..
Дед отвел глаза.
— Я просто смотрел телевизор.
— И что нового?
Я пожал плечами:
— В продажу поступил электронный штопор. Открывает двадцать бутылок в минуту.
Дед послушно улыбнулся. Так улыбаются ребенку, взахлеб пересказывающему свой первый анекдот. Да и у меня уже смеха не оставалось.
— Мы в какую-то пропасть валимся, дед, — сказал я, прислоняясь к косяку. — Отупение. Причем… радостное такое.
— Радостное отупение — это хорошо сказано, — дед кивнул.
— Нет, я не думаю, что Счетчик на меня влиял… наверное, просто ночь. Я начал обдумывать, как спереть челнок!
Дед терпеливо ждал.
— Ночью… оживает злость, дед. Я привык спать ночами. А днем — читать хорошие книги, или смотреть хорошие фильмы. Не оставалось времени подумать о чем-то плохом. Может быть я зря сплю ночами?
— Ты посмотрел пару каналов и увидел пару тупых передач, — сказал дед. — И решил, что стоит ли соблюдать правила игры, установленные таким человечеством?
— Да, наверное. Только каналов было пять.
— Петя, ты не совсем прав. Радостное отупение — это нормальное состояние человечества. Оно лишь принимает разные формы. Когда происходит столкновение культур, потеря глобальных ценностей — вот как сейчас, оно становится рельефнее, ярче. Но всегда и во все времена состояние радостного отупения устраивало большинство людей.
— Значит причина была ошибочна. А вывод?
— Вправе ли мы нарушать законы? Не те, что вписаны в уголовный кодекс, а моральные законы, этические постулаты?
— Да. Только не мы — ты ведь для себя все давно решил. Вправе ли я?
Дед взял меня за руку — цепко и сильно.
— Петя, я воспитывал тебя человеком. Настоящим человеком. Мне часто казалось… и сейчас еще кажется… что это удалось.
— Спасибо…
Никогда дед не говорил мне такого. Наши отношения просто были, а что в них являлось воспитанием, что любовью, что амбициями великого демагога — я не знал. И не хотел знать.
— Ты правильный, Петя, — негромко продолжил дед. — Ты ведь сам не знаешь, насколько правильный. Когда ты был мальчишкой это умиляло взрослых и отпугивало от тебя сверстников… когда ты стал взрослым, это стало отпугивать взрослых и привлекать детей.
