Лоис Буджолд - Барраяр
Эйрел покачал головой, и они молча отступили за кусты. Явно вдохновленный происходящим, он заглушил свой смешок, прижавшись к губам жены. Увы, их деликатность оказалась напрасной: мимо них, не заметив, прошествовал некий фор, ввалился на террасу — Ку и Дру замерли на полушаге, — и, свесившись через парапет, самым традиционным образом блеванул на беззащитные кусты внизу. Из скрытой тьмой зоны поражения раздалась внезапная ругань: мужскому голосу вторил женский. Куделка подхватил свою трость, и двое неудавшихся танцоров спешно ретировались. Фор-лорда вывернуло снова, и пострадавший полез наверх, оскальзываясь на измаранных камнях и обещая жестокую месть обидчику. Форкосиган благоразумно увел Корделию прочь.
Позже, ожидая машины у дворцовых ворот, Корделия оказалась рядом с лейтенантом. Куделка задумчиво оглядывался через плечо на дворец, откуда доносились музыка и шум вечеринки, почти не приглушенные расстоянием.
— Хороший был вечер, Ку? — радушно поинтересовалась Корделия.
— Что? Ах, да, изумительный. Когда я поступал на Службу, я и мечтать не мог, что окажусь здесь. — Он моргнул. — А было время, я не думал, что окажусь хоть где-то. — Тут он добавил, повергнув Корделию в ступор, — Было бы здорово, если бы к женщинам прилагались инструкции.
Корделия громко рассмеялась. — А я бы могла сказать то же самое про мужчин.
— Но вы с адмиралом Форкосиганом… вы другие.
— Не совсем. Возможно, мы научились на опыте. А многим его недостает.
— Как думаете, есть у меня шанс на нормальную жизнь? — Он смотрел не на Корделию, а куда-то в темноту.
— Мы сами создаем наши шансы, Ку. И наши танцы.
— Вы говорите точь-в-точь как адмирал.
* * *На следующее утро Корделия поймала Иллиана, когда тот заехал в особняк за дежурным докладом от начальника охраны.
— Скажите, Саймон: Видаль Фордариан у вас в коротком списке или в длинном?
— В длинном — все до единого, — вздохнул Иллиан.
— Я хочу, чтобы вы передвинули его в короткий.
Он склонил голову. — Почему?
Корделия замялась. Она не собиралась отвечать «интуиция», хотя все ее подсознательные догадки именно к этому и сводились. — Мне кажется, у него разум убийцы. Того сорта, что стреляют врагу в спину и из-за угла.
Иллиан вопросительно улыбнулся. — Прошу прощения? Миледи, это звучит непохоже на того Фордариана, что я знаю. Я всегда считал его откровенно прямолинейным и упрямым типом.
Как сильно надо уязвить прямолинейного типа, какое страстное желание сквитаться у него вызвать, чтобы тот начал действовать тонко? Она не знала наверняка. Возможно, Фордариан понятия не имел, насколько счастлив c нею Эйрел, и поэтому не понял, сколь жестокой была попытка их рассорить? Обязательно ли личная и политическая враждебность идут рука об руку? Нет. Ненависть этого человека глубока, и ударил он не вслепую, но к счастью, промахнулся.
— Передвиньте его в короткий, — повторила она.
Иллиан развел руками, но это был не умиротворяющий жест; по его лицу она воочию видела, что за цепочку мыслей породило ее высказывание. — Хорошо, миледи.
Глава 6
Корделия следила, как по земле внизу бежит тень флаера: крошечная стрелка, смотрящая на юг. Она пронизывала фермерские поля, ручьи, реки, пыльные дороги… Дорожная сеть на Барраяре осталась в зачаточном состоянии, застыв в своем развитии с тех пор, как окончание Периода Изоляции знаменовалось взрывом галактических технологий и появлением персональных летательных аппаратов. С каждым километром, отделяющим Корделию от лихорадочной, удушливой столичной атмосферы, она ощущала, как отпускает напряженные мышцы шеи. День за городом был превосходной идеей. Давно пора. Жаль, что этот отдых не смог разделить с нею Эйрел.
Сержант Ботари, ведомый какими-то ориентирами внизу, положил флаер на крыло, мягко меняя курс. Друшнякова, сидевшая рядом с Корделией сзади, напряглась, стараясь не придавить хозяйку. Доктор Генри, сидевший впереди рядом с сержантом, уставился сквозь стекло с не меньшим интересом, чем сама Корделия.
Неожиданно он обратился к Корделии, полуобернувшись: — Большое спасибо за приглашение на обед, леди Форкосиган. Побывать в личном поместье Форкосиганов — редкая привилегия.
— Правда? — удивилась Корделия. — Я знаю, что гости туда не наезжают толпами, но друзья-лошадники графа Петра наведываются довольно часто. Потрясающие твари. — Корделия с секунду подумала и решила, что доктор Генри без подсказок должен сообразить: слова про «потрясающих тварей» относятся к лошадям, а не к графским приятелям. — Намекните хоть словом, что вас интересуют лошади, и граф Петр лично проведет вас по конюшне.
— Я еще не знаком с генералом. — От подобной перспективы доктор Генри оробел и принялся нервно теребить воротник форменного кителя. Как ученый-исследователь из Имперского военного госпиталя он достаточно часто имел дело с высокими чинами, чтобы не благоговеть просто перед званием; но место, которое занимал граф Петр в барраярской истории, было особенным.
Петр стал генералом в двадцать два года, сражаясь против цетагандийцев в свирепой партизанской войне, которая бушевала в Дендарийских горах — тех самых, что синели сейчас на горизонте к югу. Звание — это было все, что мог ему тогда дать император Дорка Форбарра; в тот отчаянный час и речи не шло о чем-то материальном, вроде подкреплений, припасов или денег. Двадцать лет спустя Петр еще раз изменил историю Барраяра, возведя на трон Эзара Форбарру в гражданской войне, ниспровергнувшей императора Юрия Безумного. Петр Форкосиган — это вам не просто заурядный генерал генштаба.
— С ним легко иметь дело, — заверила Корделия доктора Генри. — Просто восхищайтесь лошадьми и задайте несколько наводящих вопросов про войну — а дальше вам останется только расслабиться и слушать.
Генри удивленно поднял брови, ища в лице Корделии признаки иронии. Проницательный человек. Она жизнерадостно улыбнулась.
Корделия заметила, что Ботари молча поглядывает на нее в зеркало заднего обзора над приборной панелью. Вот, опять. Сержант сегодня казался напряженным. Это выдавало и положение рук, и проступающие, точно веревки, мышцы на шее. Бесстрастные желтые глаза Ботари были непроницаемы: глубоко и близко посаженные, чуть на разной высоте, столь же непривлекательные, как острые скулы и длинная, узкая нижняя часть лица. Беспокоится перед визитом доктора? Это можно понять.
Внизу проносились холмы, которые вскоре вздыбились складками горных кряжей, пересекавших этот озерный край. Вдалеке поднимались горы, и Корделии показалось, что она уловила блеск раннего снега на самых высоких из вершин. Ботари перевалил через три гребня и снова повернул, бросив машину вверх по узкой лощине. Через несколько минут они спикировали вниз после очередной гряды, и показалось длинное озеро. На мысу, увенчанном гигантским лабиринтом сгоревших укреплений, приютилась деревня. Ботари посадил флаер точно в круг, нарисованный на мостовой самой широкой из деревенских улиц.
Доктор Генри взял свой медицинский саквояж. — Осмотр займет только пару минут, — заверил он Корделию, — а потом мы сможем двигаться дальше.
«Не рассказывай мне, расскажи Ботари». Корделия чувствовала, что от Ботари доктору Генри несколько не по себе. Доктор упорно обращался к ней, а не к сержанту, точно она была переводчиком, способным переложить сказанное на понятный тому язык. Ботари устрашающ, спору нет, но даже если его игнорировать, он никуда волшебным образом не исчезнет.
Ботари повел их к домику в узком переулке, спускавшемуся прямо к сверкающей воде. На стук открыла улыбающаяся, коренастая, седеющая женщина. — Доброе утро, сержант. Входите, все готово, миледи. — Она приветствовала Корделию неловким книксеном.
Корделия кивнула в ответ и принялась с интересом оглядываться. — Доброе утро, мистрис Хисопи. Как у вас сегодня славно. — Все было убрано и оттерто до блеска; вдова военного, мистрис Хисопи прекрасно знала, что такое инспекция. Корделия подозревала, что в будни атмосфера в доме кормилицы чуть попроще.
— Сегодня утром ваша девочка прекрасно себя вела, — заверила мистрис Хисопи сержанта. — Скушала всю бутылочку — а сейчас мы ее только что искупались. Вот сюда, доктор. Надеюсь, вы найдете, что все в порядке…
Она провела пришедших по узкой лестнице наверх. Одну спальню занимала она сама; другая, со светлым окном, откуда открывался вид на черепичные крыши и озеро, была сейчас отведена под детскую. Темноволосый младенец с большими карими глазами гулил в кроватке. — Вот девочка, — улыбнулась мистрис Хисопи, беря ребенка на руки. — Поздоровайся с папочкой а, Елена? Утю-тю, зайка.
Ботари остановился в дверях, опасливо глядя на младенца. — У нее голова выросла, — сказал он, наконец.
