Юрий Безелянский - Страсти по Луне. Книга эссе, зарисовок и фантазий
В песнях Галича отображена вся наша прежняя жизнь в ее искореженных реалиях и подчас анекдотических деталях.
Евреи
Я папаше подношу двести граммчиков,
Сообщаю анекдот про абрамчиков.
Александр ГаличГалич был евреем по рождению, он родился в семье Аркадия и Фейги Гинзбург. Но рос неверующим, а в юные годы был отчаянным комсомольцем и атеистом. В семье в иудаизм верил только дед Галича, читавший по ночам Тору. Сам Галич в зрелые годы говорил: «Если когда-нибудь я поверю, то приму только православие. Еврейская вера хороша, но слишком сурова». И тем не менее в его песнях евреи появляются довольно часто. Он откровенно презирал холуйствующих евреев:
Если ж будешь торговать ты елеем,
Если станешь ты полезным евреем,
Называться разрешат Росинантом,
И украсят лапсердак аксельбантом.
Но и ставши в ремесле в этом первым,
Все равно тебе не быть камергером,
И не выйти на елее в Орфеи…
Так не шейте же вы ливреи, евреи!
Галич понимал не только внешне, но и изнутри проблему антисемитизма в стране. Вот, к примеру, пассажик из «Веселого разговора»:
Всех отшила, одного не отшила,
Называла его милым Алешей.
Был он техником по счетным машинам,
Хоть и лысый, и еврей, но хороший.
Ах этот милый, так называемый бытовой антисемитизм… Диалог в «Вальсе-балладе про тещу из Иванова». Теща с дочерью о зяте: «- Сам еврей? – А что? – Сиди, не рыпайся. Вон у Лидии без ноги да с язвою…» А тут вроде с ногами и без язвы, но вот, однако, червоточина: еврей. А вот горько-смешная история о русском майоре, который потерял документы и решил шутки ради назваться евреем, на что органы пришли в ярость:
Мы тебя не то что взгреем,
Мы тебя сотрем в утиль!
Нет, не зря ты стал евреем,
А затем ты стал евреем,
Чтобы смыться в Израиль!
Рассказывая о злоключениях евреев в России, Галич оставался не «жильцом», а сыном Отечества, которое он очень любил и из которого никуда не собирался выезжать, тем более для того чтобы «жрать свою мацу» в Израиле.
Жены
Ныне публикация «без женщин» – считай, материал в корзину, это еще точно определил сам Галич:
А как вызвали меня, я свял от робости,
А из зала мне кричат: «Давай
подробности!»
Все, как есть,
ну, прямо все, как есть!..
«Все, как есть» – не хочу. А вот коротко скажу: официально Александр Галич был женат дважды: пер
вая жена – красавица, актриса Валентина Архангельская. Вторая – Ангелина, племянница легендарной Матери Марии, из дворянского рода Караваевых. Женщина умная, тонкая, образованная, она забросила все свои дела ради Галича и его творчества. Буквально растворилась в нем.
Ангелина Николаевна (Нюша – в быту) никогда не устраивала сцен ревности вечно молодящемуся супругу. Она действовала иначе. Когда Галич в окружении щебечущих поклонниц отправлялся в дом творчества ВТО, выбирала самую опасную, на ее взгляд, соперницу и невинно просила ее последить за Сашей: «Я на вас очень надеюсь! Вот это лекарство надо давать каждые полчаса, оно предотвратит сердечный приступ. Заранее вам благодарна. Сашенька – такой легкомысленный, не думает о своем здоровье…»
Прием действовал безотказно.
Галич по натуре был увлекающимся человеком. «В романе с женщиной для него был важен не результат, а процесс, – рассказывает дочь поэта Алена Архангельская-Галич. – Он пользовался у женщин огромнейшим успехом. Он умел себя держать, умел разговаривать. Был такой смешной случай: мы пришли в комиссионку покупать мне пальто, и папа просит меня отойти в сторону, чтобы он мог разговаривать с продавщицей «нежно-половым» голосом. И продавщицы таяли и вынимали замечательные вещи из-под прилавка. И тогда папа подзывал меня…»
Юрий Нагибин в своем дневнике оставил такую характеристику Александра Галича: «Он был пижон, внешний человек, с блеском и обаянием, актер до мозга костей, эстрадник, а сыграть ему пришлось почти что короля Лира – предательство близких, гонения, изгнанье…»
Гонения «В шестьдесят восьмом году, – рассказывал Галич на Западе, – мне было запрещено выступать публично..
В Советском Союзе, кстати, нет такой формулы «за-
прещено». Мне было «не рекомендовано». (Смех в зале.) Меня вызвали в соответствующие инстанции и сказали: «Не стоит. Не стоит… Мы не рекомендуем». Я продолжал выступать в разных квартирах у моих друзей. Иногда даже у совсем незнакомых людей: кто-нибудь из друзей меня туда звал, и я выступал…»
Галичу не только запретили выступать публично в общественных залах, но и сняли его имя с титров фильма, где он был автором сценария. По указке высокого партийного начальства его исключили 29 декабря 1971 года из Союза советских писателей. «Когда и почему свихнулся Галич? – писала «Неделя». – По времени это случилось в начале 60-х годов, когда он практически бросил литературную работу и занялся сочинительством и исполнением под гитару полублатных, а чаще клеветнических песен. Причины? Может быть, творческий срыв? Заниматься сомнительным стихоплетством, конечно, легче, чем писать драмы, а клеветать, разумеется, проще, чем критиковать… Или кризис моральный? Пьянки, дебоши, неразборчивые амурные связи Галича. В мае 1968 года секретариат московской писательской организации предупредил Галича. Ему дали время образумиться. Но Галич не унимался…»
Вот так грязно и разнузданно писали о нем. Злопыхательствовал главный редактор «Огонька» Анатолий Софронов: «Галич был и остается обычным блатным антисоветчиком». Обидные слова в адрес поэта и барда бросил Александр Арбузов: «Галич был способным драматургом, но ему захотелось еще славы поэта – и тут он кончился!»
Кто-то назвал Галича даже «мародером». Позднее он ответил: «Историки разберутся – кто из нас мародеры…» Но вся эта лавина зубодробительной критики была предсказана самим бардом:
И лопается терпенье
И тысячи три рубак
Вострят, словно финки, перья,
Спускают с цепи собак…
Постыдная история. Кто-то безропотно выполнял волю сверху, кто-то хотел быть святее папы римского,
а кто-то поливал грязью исключительно из-за литературной зависти, впрочем, такой расклад наблюдался и ранее, при линчевании Бориса Пастернака. Кстати, одно из лучших стихотворений Галича посвящено опальному поэту:
«Мело, мело по всей земле,
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела».
Нет, никакая не свеча,
Горела люстра!
Очки на морде палача
Сверкали шустро!
А зал зевал, а зал скучал –
Мели, Емеля!
Ведь не в тюрьму и не в Сучан,
Не к «высшей мере»!
И не к терновому венцу
Колесованьем,
А как поленом по лицу –
Голосованьем!..
Три инфаркта – цена гонений Александра Галича. И надо вспомнить, что его отлучили не только от Союза писателей, но и от Литфонда, и от медпомощи. Естественно, ему, больному человеку, сердечнику, в последние годы было худо физически и психологически.
К 1973 году жизнь Галича стала совсем невыносимой. Норвежский театр, зная его бедственное положение, прислал ему приглашение на семинар по творчеству Станиславского. Но ничего из этой благородной затеи не вышло: Галича несколько раз вызывали в ОВИР и столько же раз отказывали ему в поездке. Наконец его вытолкнули из страны по израильской визе. Предложили в десять дней уехать из Советского Союза, сказали, что либо он уезжает за рубеж, либо остается в СССР, но едет на Север. То есть: эмиграция или высылка! Такая вот «свобода перемещения»!..
Что ж, прощай, мое Зло, мое доброе Зло.
Ярым воском закапаны строчки в псалтири,
Целый год благодати в безрадостном мире –
Кто из смертных не скажет, что мне повезло?!
Что ж, прощай, мое Зло!..
Это строки из стихотворения «Заклинание Добра и
Зла», написанного в Москве 14 июня 1974 года. А уже в Норвегии Галич написал так:
Мы бежали от подлых свобод,
И назад нам дороги заказаны.
Мы бежали от пошлых забот
Быть такими, как кем-то приказано.
И горький вздох-вывод:
Мы тождественны в главном – мы беженцы…
Перед отъездом Александр Галич принял православную веру. Обряд крещения совершил Александр Мень. «И в первом же разговоре, – вспоминал отец Александр, – я ощутил, что его «изгойство» стало для поэта не маской, не позой, а огромной школой души… Его вера не была жестом отчаяния, попыткой куда-то спрятаться, к чему-то примкнуть, лишь бы найти тихую пристань. Он много думал. Думал серьезно. Многое пережил. Христианство влекло его…»
