Бен Бова - Венера
Что при этом произошло? Ну, во-первых, желудок сразу вывернуло наизнанку. В горле запылала желчь. В голове загорелись зловещие предчувствия. Он бросил меня! Родригеса нигде не было, и я падал с корабля в бездну. И когда-нибудь я упаду на Солнце или буду лететь вечно - все дальше и дальше.
Затем меня дернуло в сторону. Причем сильно дернуло. Глаза раскрылись сами собой, и я увидел, что мой трос так натянут, что превратился в стальной стержень, который прочно удерживал меня. Сам же кабель, казалось, находился на расстоянии нескольких миль. Так неумеющему плавать берег кажется всегда страшно далеким. К тому же я не видел ни признака присутствия остальных - казалось, они давно ушли вперед, сколько я ни крутил головой по сторонам.
- Он в порядке,- раздался голос Родригеса в наушниках.
- Прекрасно,- отвечала Дюшамп.- Я выхожу.
Я вращался на самом конце страховочного троса, как приколотая мушка на булавке, пытаясь разглядеть местоположение остальных.
И тут громадный остов Венеры выплыл прямо передо мной. Планета выглядела такой гигантской! Вот это планета! Вот это исполин! Она казалась так четко очерчена и сверкала так ярко, что больно было смотреть на нее даже сквозь солнцезащитное стекло шлема. На один головокружительный момент я почувствовал ее власть, почувствовал себя крохотным жуком, в голову которому запущен исполинский булыжник.
Но это продолжалось лишь один краткий миг. Страх быстро прошел, и я уставился, как завороженный, на это грандиозное зрелище. По моему лицу текли слезы - и вовсе не из-за яркости отраженных солнечных лучей, просто я был потрясен красотой Венерой. Слезы умиления от невиданной красоты.
Я почувствовал, как кто-то треплет меня по плечу.
- С вами все в порядке, босс? - спросил Родригес.
- Что… Ах, да. Да, я в полном порядке.
- Не отвлекайтесь,- приказал астронавт.- Скоро нам предстоит двигаться, вот только Дюшамп закрепит трос на кабеле.
Я не мог оторвать глаз от Венеры. Она была такой сверкающей, шафранно-желтой, и сияла так, что казалась живой - истинное воплощение божественной красоты, и планета не зря получила свое название. Сначала пелену облаков я принял за твердую поверхность, отчего планета показалась мне вылитой из чистого золота. Затем я заметил прожилки в облаках, темные пятна и полосы там, где клубились облака янтарного цвета.
Я сразу влюбился в этот мир, с первого взгляда.
- Я подцепила страховку. У меня все в порядке. Можно двигаться,- сдержанный голос Дюшамп развеял мое гипнотическое очарование.
Извернувшись всем телом, я увидел еще семь силуэтов, кувыркавшихся на тросах вокруг кабеля, как планеты по орбите, вокруг центра притяжения и собственной оси. Первым шел кабель, вторым - страховочный трос.
Я посмотрел вдоль линии кабеля, пролегавшего до самого «Геспероса», который, казалось, находился на расстоянии нескольких километров. Так оно и было на самом деле: три километра, если быть точным. На таком расстоянии толстый бочкообразный дирижабль, на который походил наш корабль, казался просто мячом для регби или детской игрушкой, моделью, которую запускают в ванну, а не в космос. Широкий конус теплового экрана на носу напоминал гигантский солнечный зонтик и казался смешной и нелепой попыткой защититься от жары, спрятавшись под этими желтыми облаками.
- Ладно, приступили к расчету. По номерам рассчитайсь! - скомандовала Дюшамп.
Молчание стало ей ответом.
- Я сказала рассчитаться по номерам,- повторила Дюшамп, голос ее был на взводе.- Мистер Хамфрис, как владелец судна, вы номер первый. Или вы забыли, как мы тренировались?
- Да, конечно,- встрепенулся я.- Номер первый, в порядке,- произнес я заветные слова, которых все, видимо, и ждали. Я подергал страховочный трос, чтобы убедиться, насколько они справедливы. Трос держался крепко.
Следующим откликнулся Родригес, затем Маргарита. Пока отзывались остальные члены экипажа, я призадумался о том, какой, в сущности, синекурой была должность биолога в нашей экспедиции. Но я радовался при мысли, что Маргарита с нами. Было хоть с кем поговорить. Она не вела себя так авторитарно, как ее мать, а ведь даже из общения с Родригесом я чувствовал, что все видят во мне всего лишь сынка богатенького папаши, который корчит из себя ученого-исследователя. Интересно, к Алексу так же относились в его экспедициях?
- Ну, значит, все в порядке,- объявила Дюшамп.- Капитан «Третьена»,- позвала она.- Мы готовы к переходу.
- Повторно подтвердите готовность к переходу, капитан. Главный шлюз «Геспероса» открыт.
- Проверка систем на «Гесперосе» прошла?
- Все подключенные системы дают «зеленый», кроме APU, он отключен.
Вспомогательный Силовой Блок отключен? Я тут же навострил уши, услышав о таком обороте дел. Но ни Дюшамп, ни остальных это, казалось, не беспокоило.
- И главный шлюз дает «зеленый»? - сухо спросила Дюшамп.
- Никак нет,- раздался немедленный ответ.- Главный шлюз мигает красным.
- Так-то лучше,- с облегчением вздохнула капитан.
Индикатор воздушного шлюза мигает красным, когда внешний люк открыт. Я почувствовал тонкую усмешку Дюшамп, поймавшую EVA-оператора связи на мелкой оплошности.
- Включить кабель,- распорядилась она.
- Включаю.
Я почувствовал слабую тягу страховочного троса, а затем все мы разом устремились навстречу далекому «Гесперосу», скользя по длинному многокилометровому кабелю, словно стайка блесен в садке. «Гесперос» ужасно быстро увеличивался в размерах, становясь все ближе и ближе, надвигался на нас с такой скоростью, что я испугался: треснусь об него со всего маху. Но я дипломатично хранил молчание, боясь перепугать остальных. Иногда сильнее страха смерти страх выставить себя на посмешище.
Вскоре наша скорость стала замедляться, пока все семеро не остановились, как группа канатоходцев, созерцая диск Венеры. Удивительно, как мы не врезались по дороге друг в друга, но мы так ни разу и не столкнулись. Потом Родригес рассказал мне, что тут просто-напросто сработала механика Ньютона. Мое почтение сэру Исааку.
Кабель перестал нас тянуть, и мы остановились в десяти метрах от открытого воздушного шлюза. Мы повисли на тросах, размахивая громадными башмаками в считанных метрах от обшивки «Геспероса». Дальше все пошло, как в виртуальной симуляции: Дюшамп отстегнула трос и нырнула в раскрытый люк, согнув колени. Башмаки ее скафандра беззвучно ударились о корпус.
Вскоре она исчезла в шлюзе, но лишь на мгновение. Затем ее шлем вновь показался - она по грудь высунулась из люка и просигналила мне.
- Добро пожаловать, мистер Хамфрис,- пригласила она.- Как владельцу судна, вам принадлежит честь первому ступить на борт «Геспероса». После меня, конечно.
ОРБИТА ВЕНЕРЫ
- Я десять раз пыталась с ним связаться, мистер Хамфрис,- вздохнула техник по связи.- Он не отвечает.
Это была самая длинная фраза, которую я услышал от нее за все время полета. Звали ее Риза Каладни. Молодая девушка невзрачной наружности с округлым личиком и тусклыми коричневыми волосами, которые она коротко стригла, согласно моде позапрошлого года. Как и двух других техников, Родригес выбрал ее из студентов-стажеров. Согласно ее анкете, она считалась первоклассным специалистом по электронике. На мой взгляд, первоклассного в ней ничего не наблюдалось.
Я навис у нее за плечом, как ангел-хранитель, вглядываясь в искаженный помехами экран связи. Риза жевала что-то, по запаху отдаленно напоминавшее корицу, а может, гвоздику. Выглядела она несколько напуганно, наверное, боялась, что я рассержусь на нее и на связь, за которую она отвечала.
- Все «студни» из команды пробовали выйти на частоту капитана Фукса,- в волнении она не замечала, что говорит на своем жаргоне.- Мы пробовали частоту, на которой он зарегистрирован в Международном Космическом Агентстве. Но он не отзывается.
«Гесперос» построили, наплевав на все удобства. Его строители не знали такого слова, как «комфорт». Конечно, «удобства» здесь были, так же как и на «Третьене», но разница, причем значительная, чувствовалась во всем. Цилиндрическую гондолу, подвешенную под выпуклым газовым баком, оборудовали по-спартански: несколько тесных пеналов, в числе которых - миниатюрный капитанский мостик, или рубка, камбуз, одна уборная на всех, рабочие отсеки, санчасть на случай карантина, склады с провиантом и техникой, а также наши так называемые каюты, в которые с трудом вмещалась койка, а перегородки оказались не толще бумажного листа - слышно было, как чешется во сне сосед. Все пространство на «Гесперосе» использовали до предела, оно служило одной цели - удовлетворению самых насущных, неизбежных потребностей в пище, сне и прочем самом необходимом. Мне приходилось бороться с начинающейся клаустрофобией, как только я забирался в койку, пристегиваясь к ней ремнями, и каждый раз я чувствовал себя Дракулой, ночующим днем в закрытом гробу.
