Йэнна Кристиана - Дороги. Часть первая.
Ильгет спала всего часа два и проснулась с туповатой головной болью. За окном было так же мерзко, полутьма, мокрые снежные хлопья. Как с собакой гулять в такую погоду? Ильгет бросила взгляд на часы, маятник мерно дзинькал, а стрелки будто на месте застыли. Пита вот-вот придет, а ужина нет. Нехорошо. Но даже двигаться не хотелось. Даже думать было тошно. Арнис, вяло вспомнила Ильгет. Бомба в цеху. Привычный страх шевельнулся внутри, лучше уж не думать об этом. Иначе открывается бездна под ногами – бездна, в которую так легко соскользнуть. Ильгет почему-то была уверена, что добром вся эта ситуация не кончится.
Лучше не думать. Полежать бы еще. Взять хорошую фантастику, забраться под одеяло... Но Пита вот-вот вернется, и ужина нет. Еще никогда не было, чтобы Ильгет не встретила его с горячим ужином. Она медленно потащилась на кухню.
Что бы приготовить – на скорую-то руку? Яичницу... Стыдно. Подумает, вот жена, яичницей кормит... ну, может, и не подумает. Но все равно стыдно. Ильгет стала чистить картошку. Норка, цокая когтями по паркету, пришла к ней в кухню, легла под столом.
Деятельность немного развлекла Ильгет, она приободрилась. Поджарила мясные полуфабрикаты, тем временем сварилась картошка. В прихожей хлопнула дверь, муж открыл своим ключом. Ильгет побежала ему навстречу. Дежурно чмокнула мужа в слегка колючую щеку. Пита снял шляпу, куртку, оставил ботинки посреди коридора. Прошел в комнату. Норка прыгнула на него, пытаясь лизнуть в лицо.
– Ну, что у нас плохого? – бодро спросил Пита. Ильгет мгновенно скользнула мыслью по-над Бездной... все плохо, что же может быть теперь хорошего? И ответила спокойно.
– Да все хорошо, вроде. Иди в кухню, ужинать будем.
Поели картошки с мясом. Ильгет стала мыть посуду, Пита тем временем рассказывал о своей работе. Как всегда, там были проблемы, кто-то отказывался платить по счетам, кто-то заказал идиотский проект, который придется делать именно Пите... Он рассказывал с сарказмом, остроумно, представляя собеседниках в лицах, пробиваясь сквозь звон тарелок и шум воды. Ильгет кивала и вставляла сочувственные реплики. Потом Пита замолчал, и она почувствовала необходимость поддержать разговор.
– А у нас все скучно, – сказала она, – сегодня вот полаялась с бабами. Ужас какой-то!
– Да? – рассеянно спросил Пита.
– Ага.
Ильгет не знала, что сказать еще. Обычно она и вела беседу. После того, как Пита излагал все новости о своей работе, и говорить становилось не о чем, Пита же еще не уходил к себе, а оставался на кухне. Ильгет первой не могла уйти – это обидело бы его. Обычно она рассказывала о прочитанных книгах, о новостях, стараясь обходить скользкие темы вроде религии. Вообще-то много было таких тем, которые грозили развиться в скандалы.
Но сегодня ей было не до книг, не до мировых проблем – ни до чего. Вот эта липкая серая мутотень за окнами, и нарастающее предчувствие беды – холодком в животе.
А ведь это произойдет, и очень скоро. Мина заложена, и она взорвется. Так или иначе привычный ход жизни будет разрушен. Все кончится. Может быть, не очень хорошее, но мирное, спокойное бытие, к которому она так привыкла – все рухнет.
– Пита, – Ильгет села за стол, глянула мужу в глаза, – я чувствую, что все так ужасно... Тебе не кажется, что на нашей планете происходит что-то страшное?
И это страшное скоро, очень скоро придет сюда...
– Ты о чем?
– Не знаю. Предчувствия какие-то...
Пита пожал плечами.
– Может, тебе выпить успокоительного чего-нибудь? Мама говорила, есть такой чай. Ты так устаешь на этой фабрике.
– Может быть, – механически ответила Ильгет. Она увидела солонку на столе, встала, чтобы убрать ее, поставила, качнула неосторожно, немного соли просыпалось на шкафчик. Поссоримся сегодня, подумала Ильгет обреченно. Хотя может лучше ссора, чем это напряженное молчание. Между нами ничего не произошло. Почему же мы не можем просто говорить – только потому, что мне тревожно? Но Пита мог бы заполнить паузу.
– Пита, – сказала она, – ты не боишься смерти?
– Нет, не боюсь, – сказал он подумав.
– Потому что там ничего нет?
– Да нет, я уверен, что там что-то есть.
– Вот и я сейчас тоже... уверена, – вздохнула Ильгет, – но я все равно боюсь. Мне кажется, мы живем так бессмысленно.
– А как еще жить? – философски спросил Пита. Ильгет посмотрела на него.
– Ну... мы могли бы любить, например, друг друга.
– Ну так а кто виноват, что у нас нет любви? Я тебе это всегда говорил, – голос Питы становился опасно напряженным.
– Ну знаешь... я что-то не припомню. У нас разве были разговоры на эту тему?
– О! – Пита вскочил и забегал по кухне, – а что, не было? Да я уже много лет пытаюсь до тебя достучаться, иду к тебе, а ты меня отталкиваешь! Тебе вообще никто не нужен!
– Подожди, Пита, подожди! Как ты ко мне идешь? Что за ерунда? Я не поняла просто... Когда я тебя отталкивала?
– А ты хочешь, чтобы я записывал, да? – спросил он ехидно. Ильгет вздохнула и опустила голову. Сердце тоже опустилось, рухнуло куда-то вниз.
И вот так всегда. Но по крайней мере, гнетущая неясная тревога прошла. Может, лучше привычная боль. Ильгет не понимала, в чем заключаются ее преступления, но наверное, они были слишком большими, раз Пита употреблял такие громкие слова.
– Но Пита... Я ведь люблю тебя, – Ильгет заплакала.
– Ну и из чего я должен это видеть? – спросил он. Зачем я вообще заговорила с ним, с ужасом подумала Ильгет. Ведь он сейчас заведется...
– Ну ладно, давай не будем. Ну зачем скандал заводить?
– Это я завел скандал?! Я?! – Пита уже кричал.
– Да я не говорю, что ты...
– Ты, видите ли, начала мне читать морали о любви...
Раздался звонок в дверь, Норка неожиданно злобно залаяла – обычно она игнорировала звонки. Пита с Ильгет замолчали разом.
– Кто бы это? – пробормотала Ильгет и пошла к двери. Уже по дороге она сообразила, что это может быть свекровь, и лучше бы Пита открыл. Но ладно уж, пошла открывать, так пошла. Она открыла дверь.
В глазах у нее сразу стало черно. Совершенно черно. Это понятно, у них черная форма, но почему же все-то вокруг стало угольным. Служащий Народной Системы шагнул прямо на Ильгет, оттесняя ее в коридор.
– Эйтлин? Вы арестованы. Руки за голову, лицом к стене!
Ильгет приняла требуемую позу. И сразу звуки куда-то уплыли, далеко-далеко, Ильгет перестала что-либо слышать, понимать... Она плыла в ватной пелене над землей и ощущала, что теряет сознание. Но до конца этот процесс не дошел, это была просто анестезия для мозга, медленно осознающего весь кошмар положения, для того, чтобы не сойти с ума от ужаса.
Трое черных прошли в квартиру, один остался с Ильгет. Чужие руки быстро обшарили ее, от страха она почти ничего не ощущала. Затем Ильгет приказали свести кисти рук за спиной, и защелкнули наручники. Так она продолжала стоять, и охранник караулил сзади, держа наготове дубинку. Из квартиры доносились звуки – там двое черных начали обыск, переворачивая все вверх дном. Рычала Норка (скорее всего, забившись под стол). Один из служащих допрашивал Питу.
– Сядьте, – он указал дубинкой на стул, – вы муж Эйтлин?
– Да, – пробормотал ошарашенный Пита.
– Вы знаете, чем занималась ваша жена?
– Н-не знаю, – Пита явно был напуган, – я ничего не знаю.
– У вас не было подозрений?
– Может быть, – Пита говорил с усилием, – откуда мне знать? Я ведь целый день на работе, понимаете... она куда-то ходит, а мне же не говорит. А что... что-то серьезное?
– Серьезнее некуда, – подтвердил служащий Народной Системы, – вы не видели у жены подозрительных предметов? Высказывания были по поводу современного политического положения?
– Были, – уже бодрее заговорил Пита, – но я думал, это все так, не всерьез. Она давно уже говорила, что ей что-то кажется, мерещится, что у нас все не так, неправильно. То есть как бы не то, что антигосударственные высказывания, но... – он смешался. Наговорить на Ильгет слишком много – это значит обвинить себя в том, что вовремя не принял мер, не донес.
– Ваша жена встречалась с кем-нибудь? – поинтересовался служащий. Пита вздохнул свободнее.
– Думаю, да. Не знаю. Я не могу проконтролировать, но подозрения у меня были. Я считал, что у нее есть любовник.
Ильгет слепо качнулась, сделала шаг. Охранник за ее спиной совершил неуловимое движение, дубинка обрушилась на локоть, в болевой точке, где нерв так близок. Ильгет охнула, но не согнулась – наручники не позволили, просто уткнулась лицом в стену и сжала зубы, пережидая острую вспышку боли.
– Стоять, – добавил охранник. В комнате продолжалась беседа.
– Она приносила что-то домой...
– Может быть, я не видел. Поймите, я и дома-то почти не бываю. Мы с ней почти не общаемся. Если бы я что-то видел, я бы, конечно, сразу сообщил. Но у меня кроме подозрений, ничего не было... Я уже хотел писать в Народную Систему, чтобы ее проверили как-то.
