Чарльз Ингрид - Пилот Хаоса
Целые поселения оставались безлюдными. Чоя приходилось покидать могилы близких, расставаться с нажитым добром и родными землями. Когда-нибудь такая участь должна была постичь и Чаролон. Бунты и восстания казались неизбежными – иногда совершались кровопролития.
Вынырнув из потока своих мыслей, Палатон поднял голову и увидел, что разговор закончен. Паншинеа снял переговорное устройство и повернул к нему по-прежнему спокойное лицо.
– Переселение, – произнес император. – На что еще нам остается уповать?
Палатон сдержанно улыбнулся. Цитата показалась ему подходящей к случаю. Гатон стоял, держа на ладони переговорное устройство.
– Могу ли я быть еще чем-то полезен, император?
– Нет. Но попроси принести сюда дневную порцию брена и несколько бутербродов. – Когда министр вышел, Паншинеа с тяжелым вздохом откинулся на спинку кресла. – Расскажи мне о гуранах и трелках, – попросил он.
Палатон рассказал все, что мог, не нарушая условий конфиденциальности контракта. Император внимательно слушал и заинтересованно расспрашивал его, у него оказался живой ум и невероятно обширные познания. Когда принесли еду, Палатон пожалел, что поддался мгновенному раздражению, поскольку, как оказалось, Паншинеа угадывал почти все его мысли. Паншинеа заворочался в кресле.
– Об эвакуации было решено прежде, чем ты приступил к выполнению контракта, – произнес он.
– Да.
– А тебе известно, куда Союз дал согласие переселить их?
– Нет.
В состав Союза входило не так уж много благополучных планет, население большинства из них к тому же достигло угрожающих размеров. Такое переселение было бы несправедливым и с точки зрения закона, и здравого смысла.
– Если я попрошу тебя, Палатон – если твой император прикажет – ты сможешь определить, куда?
Палатон задумался над ответом, стараясь отогнать вопрос, почему императора это заинтересовало. Почему он вдруг захотел об этом узнать? Какую пользу принесет ему это знание?
– Я… попробую, – наконец произнес он.
– Тогда сделай это. Я прошу об этом не просто из любопытства, – Паншинеа поднялся. – Мы веками отдаляли неизбежное, но даже если это будет последним деянием при правлении Звездного дома, я намерен начать колонизацию. Ресурсы Чо слишком истощены, чтобы продолжать поддерживать жизненный баланс. Мы должны расширяться, мы должны расти. Надо обновлять население. У нас нет другого выбора, кроме как эмигрировать.
Несмотря на близость камина, источающего тепло, Палатон поежился. Чоя должны были жить на Чо – только здесь можно познать Вездесущего Бога и быть под его опекой. Покинуть планету значило покинуть Бога, искать его заново… и, вероятно, найти ложных богов на чужих планетах. Чоя по-разному отнесутся к этому, если они вообще выдержат. Дети станут мутантами, чтобы приспособиться к условиям новой планеты. Они будут меняться, сами того не зная. Чоя отдаляли этот конец веками, ведя борьбу за выживание на родной планете. Небесный дом воспротивится переселению всеми силами. Неужели Паншинеа хочет преждевременного падения своего дома?
Палатон поднялся, увидел впившиеся в его лицо блестящие глаза и понял, что император успел уловить каждую мысль, только что промчавшуюся в его голове.
Глава 10
– Но не снимай со лба тяжелый гребень, пока я крепким не забудусь сном, – с иронией процитировал Паншинеа. Он потянулся за кочергой и пошевелил угли, когда внезапно дождь громко застучал по крыше, как будто сразу разверзлись небеса. Снаружи, за окнами, все потемнело – казалось, ночь наступила раньше времени. – Нет, тезар, я не читаю твои мысли, да это мне и не нужно. Твое потрясенное выражение лица – открытая книга.
– Но ведь должны быть другие выходы, – Палатон чувствовал себя так, как будто диван, на котором он сидел, неожиданно оказался на нетвердой почве, колышущейся болотной трясине. Он вслушивался в шум капель по древней крыше и гадал, будет ли дождь в другом мире похож на родной, привычный домашний дождь. Конечно, думать об этом было нелепо – как пилот, он большую часть своей жизни провел в других мирах. Он уже знал, что стук капель может звучать совсем по-иному – в зависимости от того, каким материалом покрыта крыша и каков климат планеты.
– Конечно. Один из них – продолжать делать то, что мы делали до сих пор. Но этот выход не отвечает нашим интересам. Разве птицы всегда, поколение за поколением гнездятся на одном и том же дереве, несмотря на шум и недостаток листвы? Нет, они расправляют крылья и без боязни улетают прочь – к следующему дереву, затем к другому, и так далее. Но мы, чоя, не улетаем, так как боимся стать иными и забываем о том, что мы можем приобрести больше, чем потерять, – Паншинеа слегка помахивал кочергой, как будто дирижируя мелодией, которую не слышал Палатон. – Прежде, чем мысленно ты назовешь меня безумцем, пойми, что я провел большую часть своей жизни на престоле и успел кое о чем поразмыслить. Задай себе вопрос, почему из всех разумных существ только чоя способны проникать в лабиринты Хаоса? Разве мы тем самым не готовим себя к тому, чтобы покинуть собственное гнездо? Разве не так?
Палатон поднял голову.
– Не знаю, – он помедлил. – Но если вы хотите, чтобы я узнал, какая планета была выбрана для гуранов, то есть другие, кто более искушен и опытен в таких вопросах, чем я.
– Ты отказываешь мне?
– Я полагаю, что другие смогут принести вам большую пользу. Я пилот, император, а не дипломат.
– Твое поведение убеждает в обратном, – Паншинеа покачался на ступнях. Его мускулистое тело напряглось.
– Мы служим Чо и народу чоя так, как можем, – спокойно заявил Палатон, но его сердце заколотилось в темпе бешеного дождя, все еще стучащего по крыше. Его горло сжалось, как будто он вдруг почувствовал направленный на него бахдар, исходящий от императора, подобно сияющей молнии. В комнате повисло напряженное молчание.
Но Палатона ничто не коснулось. Паншинеа вновь сел в кресло, сморщившись от боли, и заметив это, Палатон тут же почувствовал, как расслабились мышцы его шеи.
В этот момент он, один из немногих чоя, понял, что императора, как и тезара, терзает невропатия – наследственная болезнь, сжигающая нервы. Значит, речь шла не о том, умрет ли Паншинеа императором – было еще неизвестно, что доконает его прежде: происки Небесного дома или болезнь. Палатон инстинктивно потянулся вперед, чтобы смягчить эту боль. Император испустил прерывистый вздох.
– Ты честный, – произнес он, как будто сделав вывод. – Мне надо поразмыслить над тем, смогу ли я доверять честному чоя. Йорана проводит тебя в твои комнаты. Встретимся утром.
Палатон встал. Йорана уже шагала через кабинет, бронзовые волосы трепетали от ее быстрых движений, как будто она прислушивалась к слабым голосам императора. Она остановилась на расстоянии вытянутой руки от него, и Палатон понял, что встреча с Паншинеа окончена.
Они пошли прочь.
– Йорана!
Она быстро обернулась к императору.
– Быстрее возвращайся ко мне, – произнес Паншинеа, в глазах которого промелькнул странный блеск.
Она покраснела.
– Да, император.
Повернувшись к Палатону, она старалась не встречаться с ним взглядом.
Гатон ждал их снаружи, у дверей кабинета, на его губах застыла пренебрежительная усмешка. Йорана приостановилась, позволяя Палатону обменяться несколькими словами с министром.
– Все, что сказано в Чаролоне, следует держать в тайне, – произнес министр.
– Понимаю.
– Будьте осторожны, – Гатон вздернул подбородок, и Йорана прошагала мимо него. Палатон пошел следом. Он чувствовал, как пристальный взгляд черных глаз министра впивается ему в спину, пока не свернул за угол коридора, скрывшись из виду.
Палаток задумался, почему отпрыск Небесного дома стал министром при императоре из Звездного дома. Неужели врожденные способности и преданность Чо заставили его заняться ненавистной работой?
Лабиринты Чаролона казались бесконечными. Без проводника Палатон никогда не нашел бы свои комнаты, если бы только не воспользовался помощью бахдара. Йорана привела его к дверям и ушла. Палатон подошел к окну и увидел, что дождь превратился в сплошной ливень. Темно-серый туман повис над парком. Палатон распахнул окно и глубоко вздохнул. Только теперь он почувствовал, как устал, добираясь сюда, и присел на край кровати. Внутри Чаролона аура оказалась совершенно незнакомой – Палатон не мог определить, что она означает.
Его не просили быть доверенным лицом императора, но тяжесть этой обязанности уже угнетала его. Просто так император не выпустит его отсюда. Палатон задавал себе вопрос, что потребуется от него и сможет ли он сделать все, чтобы остаться в живых.
Морщась от неприятного ощущения во рту, напоминающего привкус пепла, Палатон лег и погрузился в сон.
Он проснулся от тихого стука в дверь. Он моргнул, сразу же позабыв о том, что ему снилось, рывком сел и взглянул на еще открытое окно. В комнате стало холодно, по черноте неба он догадался, что наступила глубокая ночь. Стук повторился, и Палатон вскочил на ноги.
