Чарльз Ингрид - Пилот Хаоса
Второй охранник казался менее ярким по сравнению с ней. Его коренастое тело было также облачено в сапфирово-золотистые одежды, но вместо эмблемы Дома на его плече виднелся знак священника. Ему не обязательно было говорить о своем происхождении из Земного дома – это выдавала квадратная приземистая фигура. В его волосах поблескивали серебристые нити, оттеняя естественный мышино-серый цвет. Казалось, он смирился с тем, что другие, более тщеславные молодые офицеры опережают его по службе.
Палатон удивился, увидев священника среди охранников императорского дворца, но без смущения спросил:
– Куда идти?
– Император ждет вас. Мы проводим вас в приемную – сюда, пожалуйста.
Палатону удалось скрыть свое разочарование. Он удлинил шаг, держась рядом с офицером так, что священник оказался позади них, явственно пыхтя. Как только они вышли из туннеля на открытый двор, дождь припустил сильнее. Охранники съежились и заторопились. Палатон последовал их примеру, смаргивая капли дождя с ресниц. Краем глаза он замечал, как торопятся подняться по ступеням служащие дворца. Многие из них носили шлемы, не позволяющие собеседникам прочитать их мысли. Палатон мрачно усмехнулся – это была тщетная защита от чоя из Звездного дома, славящихся телепатическими возможностями своего бахдара.
Дворец по виду весьма напоминал крепость, внушая скорее мысль о мощи, нежели о надменности и власти. Даже если Звездный дом лишится престола, этот бастион все равно останется в его руках. Многочисленная свора будет изгнана и перейдет во дворец нового правителя, кем бы он ни был. Палатон взглянул на Чаролон, как назывался дворец, и попробовал вообразить себе другой, обиталище будущего императора. И не смог. Уже четыреста лет это величественное строение было оплотом власти чоя, но появилось оно задолго до того.
Эскорт Палатона свернул на боковую дорожку и прошел через садовые ворота из обтесанного камня, под перекрученными, толстыми плетями ползучих растений, обнаженных сейчас; в другие сезоны прочные завитки удерживали их на решетке. Когда Палатон проходил под аркой ворот, последний высохший бурый лист сорвался с ветки, скользнул по его щеке и плавно опустился на землю. Формой лист напоминал звезду.
Дождь полил еще сильнее. Священник издал недовольное восклицание и прибавил шагу, гулко топая сапогами по дорожке сада. Палатона провели через зимний сад в зал, защищенный от непогоды высокой куполообразной крышей. Палатон задержался у неработающего фонтана и услышал доносящиеся откуда-то неясные звуки мелодии линдара. Внутри дворец был ярко освещен и казался уютным после серой дождевой хмари на улице. Здесь было тепло. Палатон взглянул на свои сапоги, до самого верха голенищ забрызганные грязью, и поморщился.
Послышался приглушенный, скрежещущий шум, и основание фонтана отодвинулось в сторону, открыв арку. Женщина-офицер прошла вперед, а ее сопровождающий пропустил Палатона и затопал вслед за ним.
Музыка линдара стала слышнее, когда они вступили в кабинет рядом с залом, и Палаток увидел императора Паншинеа, сидящего за инструментом. Длинные пальцы императора беспечно, но уверенно летали над струнами, разыгрывая причудливую мелодию.
Комната была наполнена теплом камина и ярким светом фонарей. Тяжелые ворсистые ковры покрывали мозаичный пол, низкие столики манили присесть или лечь на ковры у огня. Встроенные в стену полки занимали массивные тома, в углу виднелась подвесная библиотечная лестница. Растения в огромных вазах и подвешенных к стенам горшках вплетали в атмосферу комнаты свои сырые запахи.
Офицер и ее сопровождающий почтительно остановились, слушая, как император заканчивает пьесу. Струны дрогнули, пропев заключительный аккорд, и замерли.
Паншинеа был одет по-зимнему, как будто собирался выйти из дворца. Его подбитое соболем одеяние было оторочено тем же мехом на рукавах и воротнике, обувь была толстой и теплой. Палатон мысленно пожалел этого престарелого чоя, пытающегося спастись от холода старости, но тут же отогнал свои мысли, увидев, как император встает из-за инструмента.
Приблизившись, император протянул руки для пожатия, и когда их взгляды встретились, Палатон сразу понял: императору известно, о чем он думает. С помощью телепатии или чего-то иного, но этот чоя читал его мысли так же легко, как только что читал нотные строки музыкальной пьесы.
– В этом году в Чаролоне ранняя зима, – произнес Паншинеа и поднял правую руку.
– Император, – почтительно проговорил Палатон, склоняясь над ней.
– Надеюсь, мой офицер и ее помощник были обходительны с тобой, – Паншинеа отступил назад и оглядел Палатона. – Как я вижу, они провели тебя прямо через сад.
Женщина вспыхнула, и ее кожа потемнела, приобретя розовый оттенок.
– Прошу прощения, император… Паншинеа махнул рукой.
– Ничего страшного, Йорана. Тезару не мешает пройтись по земле. – Паншинеа отвел Палатона в сторону от эскорта. Йорана и священник отступили к потайной двери и застыли в неподвижности, как могли бы простоять не одни сутки, если бы понадобилось.
Паншинеа был не совсем типичным чоя Звездного дома – как правило, они отличались более светлой и блестящей кожей лица, их роговые гребни были толще и тяжелее, но и более тупы, кудрявые волосы имели красноватые и желтоватые оттенки, а глаза обычно были светло-голубыми, зеленоватыми или светло-карими. Грациозные движения двухлоктевых рук во время игры на линдаре были неудивительными для чоя из Звездного дома, однако его пружинисто-сильное тело казалось слишком узловатым. Ростом он был ниже Палатона, немного массивнее его. Вокруг блестящих глаз императора виднелись насмешливые морщины. Его светло-русые с красноватым оттенком волосы слегка поседели там, где они выбивались из-под рогового гребня. Светло-зеленые глаза окружал темный ободок. Ноздри имели изящный изгиб, а на скулах отсутствовали желваки вечно озабоченного торгаша – единственная неприятная черта, отличающая других чоя из Звездного дома.
Император провел Палатона через весь кабинет и усадил на заваленный подушками диван у камина. Сам он опустился в большое пухлое кресло напротив.
– Я помню тебя с тех пор, как тебе присвоили звание, – произнес Паншинеа.
Палатон польщено улыбнулся.
– Благодарю вас.
– Ты удивлен? Напрасно. Каждый год мы выпускаем из школ пятьсот тезаров, и число чоя из Звездного дома среди них неуклонно уменьшается. Я вижу, как прыткие чоя из Небесного дома обгоняют вас, и тревожусь.
Откровенные слова императора поразили Палатона сильнее, чем сам этот факт. И верно, число пилотов из Небесного дома росло с астрономической скоростью по сравнению с пилотами других домов – еще одно доказательство нисхождения Звездного дома, – хотя их общее число постоянно снижалось. И тем не менее в настоящий момент у Звездного дома должно было насчитываться более десяти тысяч пилотов, и то, что его заметили среди всех, изумило Палатона.
Император поудобнее устроился в кресле. Пламя камина освещало его профиль. Казалось, он уже собирается продолжить разговор, как вдруг у двери кабинета раздался шум и вошел чоя с переговорным устройством под мышкой.
– Прошу прощения, Паншинеа, – пробормотал он, пряча в морщинах темные умные глаза. В его черных волосах поблескивали нити белого золота. – Неприятности, – добавил он, настраивая переговорное устройство. Взглянув на Палатона, он тут же оценил ситуацию: – Если тезар будет так любезен пройти со мной, я устрою его в…
– Нет, – перебил Паншинеа. – Он останется. Скоро и так эта новость будет известна решительно всем. – Он пристроил датчик на лбу и вытянул вперед микрофон.
Пожилой чоя взглянул на Палатона, как на непрошенного гостя – таким взглядом его еще никто не награждал с тех пор, как Палатон стал тезаром. Он узнал в этом чоя главного советника и императора, Гатона, министра ресурсов. Губы Гатона дрогнули, но он промолчал, пренебрежительно разглядывая Палатона.
– Что случилось? – негромко спросил император, и в его голосах послышалась тщательно скрываемая досада. Он нетерпеливо выслушал ответ. – Сколько бунтовщиков и где вам удалось задержать их? А, понятно… Отправьте мне отчет. Проведите собрание и сообщите им еще раз, что у нас нет другого выхода. Пришло время Переселения, и необходимо предпринять то, что обычно.
Переселение. Палатон старался не прислушиваться к разговору, однако все слышал и понимал, что случилось. Ресурсы планеты истощились, многие из них удавалось поддерживать с величайшим трудом, население ограничили двумя сотнями миллионов – количеством, которое еще кое-как могла вынести планета. Но после многих тысяч лет цивилизации даже этой меры оказалось недостаточно – планета была загрязнена, истощенная почва стала непригодна для земледелия. Целые округа периодически приходилось насильственно переселять на новые места, перевозить в другую часть материка, до тех пор пустующую, отдыхающую, ждущую своей очереди в цикле.
