Сергей Павлов - Лунная радуга (сборник)
– И, как утверждают аквалангисты, едва ли не самые опасные в акватории Красного моря.
– Что значит – опасные?
– Имеется в виду необычайное коварство дахлакских акул, среди которых…
– Вздор, – перебил я, разглядывая рисунок на его подошвах. – Выдумки невежд, новичков, спортсменов-любителей и… не знаю кого там еще.
Ну времена! – подумалось мне. Опытный глубоководник, пелагист-вертикальщик, ангел тьмы, наконец, уж если бравировать нашим жаргоном, – совершенно не знает верхнюю воду. Впрочем, разделение труда среди подводников в последнее время становится модным.
– К сожалению, – сказал Болл, – я почти не работал с аквалангом.
– А я начинал с акваланга и говорю вам, что все это вздор. Вы поверили бы россказням о коварстве глубоководных акул?
– Нет, мне хорошо известны их повадки. Но я столько наслышан о верховодных.
– Занятный фольклор, не правда ли? К счастью, всего лишь фольклор. Акулы, даже верховодные, – назойливые, любопытные твари, с которыми следует быть настороже, и только. По-моему, такие понятия, как свирепость, кровожадность, коварство, неприменимы к животному миру вообще.
– Простите, Грэг, а шрам на вашем плече – тоже фольклор?
– Гм… Скорее маленькое ротозейство с драматическими последствиями. Я устанавливал на дне гравитометр и, увлекшись работой, порезал плечо о коралловый куст. Запах крови взбудоражил акул… Но даже в этом случае они атакуют только потому, что запах крови рефлекторно связан у них с представлением о еде.
– И вы хотите меня убедить, что это никак не свидетельство их кровожадности?
– Ведь точно с такой же «кровожадностью» мы атакуем аппетитно поджаренный бифштекс.
– М-да… – огорченно произнес Болл. – Рассказ не получился. Жаль. Я хотел рассказать об одном подводнике, который был ранен акулой во время изыскательских работ в районе знаменитого теперь подводного месторождения нефти и газа.
– Дахлакского месторождения?
– Да. Это по программе экономического сотрудничества, Грэг, между вашей страной и…
– Припоминаю. А как звали подводника?
– Он был ранен в плечо, – продолжал Болл, пропустив мой вопрос мимо ушей. – Тогда он сделал то, что на его месте не каждый бы сделал. Он увел за собой обезумевшую от запаха крови стаю акул подальше от работающих в воде товарищей… Представляете? У него практически не было шансов спастись: следом клубилось кровавое облако, а в руках – ничего, кроме короткого копья… Его фамилия Соболев.
– Вот как! Странное совпадение.
– Совпадения, – поправил Болл. – Черноперая, рана в плечо и, наконец, ваша фамилия.
– Свен, а вы уверены, что это был именно я?
– Конечно. А вы не уверены?
– Ну если даже фамилия… Только это произошло не в рифовых водах Дахлака, а у побережья одного из крохотных островков Суакина. Но, несмотря на маленькую географическую ошибку, я должен сделать вам комплимент: вы – мастер угадывать.
Болл усмехнулся:
– Вы думаете, я получил все эти сведения от Дуговского? – Он вдруг помрачнел. – Нет. Просто мне запомнилось то, что однажды рассказывал Пашич.
Пашич… Пашич… Вилем Пашич… Нет, акванавта по имени Вилем Пашич я раньше не знал.
– Не ройтесь в памяти, Грэг. Он знал вас заочно.
– Тогда зачем весь этот разговор?
– Мне захотелось выяснить, тот ли вы Соболев.
– Угум… А если мне захочется выяснить, тот ли вы Болл?
Он поднял брови. На лбу – глубокая складка мыслителя.
– Вы хотите сказать, что я с вами неоткровенен?
– Мы с вами никак. Кто в этом виноват, не знаю. Может быть, я… Ладно, спокойной ночи, Свен.
Мягкие кресла с откидными спинками вполне заменяли постель. Спать, спать, спать!.. После девятой инъекции мы должны проспать не менее восьми часов. За это время под действием препарата «ГДФ-19» организм успеет выработать особый гормон – «инкрет Буриана». Гормон, в свою очередь, поможет клеткам костного мозга заполнить костные пустоты лимфатической жидкостью. Наши грешные кости станут практически несжимаемыми даже при очень больших давлениях воды в океанских глубинах…
Завтра – один на один с океаном. Обычно в воду выходят группой или хотя бы вдвоем. Мне предстоит идти одному, но я совершенно уверен в себе и спокоен. Наверное, Пашич был тоже уверен в себе… Волков бояться – в лес… Если бы лес! Там проще: «Ау, Пашич! Где ты? Откликнись!» А здесь в ответ – безмолвие глубин… А наверху сейчас свирепствует шторм. Как там у нас на «Таймыре»?..
Спать, немедленно спать! В первую ночь обычно снится что-нибудь забавное. Гигантский кальмар, например… Спать!
Надпись на понтоне
Мне снилась музыка. Очнувшись, я открыл глаза, посмотрел на часы. Пора. Болл проснулся раньше и уже был занят работой. Через открытую дверь рубки доносились звуки, которые меня разбудили: гудение, писк и звон весьма разнообразных тембров. Мистер Болл проверял работу электронных блоков «Мурены».
После холодного душа я почувствовал голод. Это хороший признак: гидрофилотация часто приводит к временной потере аппетита.
Мы позавтракали бульоном, в котором плавали размокшие комочки тертого рыбьего мяса. Десертным блюдом служил ароматный сладкий напиток – какая-то фантастическая смесь жидкого шоколада, витаминов и чего-то еще. Твердой пищи не полагалось.
– «Мурена» в порядке, – сказал Болл, убирая посуду. – Просто она была выключена.
Все в порядке… Кроме того, что Пашич исчез, а Дюмон самым натуральным образом спятил.
– Вас это не удивляет, Свен?
– Я никогда не удивляюсь. Зачем? В конце концов любая загадка объясняется очень просто.
– А если не очень?
Болл промолчал. И правильно сделал.
Мне показалось, что за стеклом акварина промелькнула черная тень… Пошел взглянуть. Нет, дно по-прежнему пустынно и нисколько не изменилось за последние восемь часов. Восемь веков назад оно, пожалуй, было таким же.
Болл тронул меня за плечо.
– Покидать станцию нам обоим пока нельзя. – Он протянул мне кулаки. – Синяя бусина – выход в воду. В какой руке?
– В левой.
На лице Болла появилась странная гримаса. Я взял с его ладони круглую стекляшку, синюю, повертел между пальцами, бросил на стол.
– Случайно я угадал, на станции остаетесь вы. Давайте договоримся на будущее, Свен: все вопросы решать не с помощью жребия, а силой собственных мозговых извилин.
– Идет. Ныряйте, Грэг. А я займусь наладкой аппаратуры дистанционного управления.
– Правильно. Вам, как специалисту этого дела, важнее сейчас находиться здесь. Счастливо оставаться.
– Одну минутку. Когда вы рассчитываете вернуться?
– Думаю, скоро. Если не вернусь через двадцать часов… Впрочем, сами решите, что делать.
– Желаю удачи.
Я поднял крышку люка, ведущего в нижнюю часть бункера, и нащупал первую ступеньку трапа. Автоматически включилось освещение.
– Хэлло, Грэг, – крикнул Болл сверху. – Я не советую вам выходить без квантабера. Бывали случаи, когда один удачный выстрел решал судьбу экспедиции.
Крышка люка захлопнулась. Стены колодца ответили металлическим гулом.
Вслед за этим наступила тишина, как в глухом подземелье. Ступеньки винтовой лестницы крутым штопором уходили вниз. Вместо перил – вертикальный пружинящий стержень.
Вдоль стен небольшого круглого зала – два ряда пронумерованных сейфов и ряд плафонов люминесцентных ламп. Плафоны источают «дневной» свет пронзительной яркости. Ступая по гладким металлическим плитам, я обошел по кругу почти весь зал. Остановился. Когда один, чувства обостряются до предела, им доверяешь. Спина, например, способна ощутить взгляд человека. Я обернулся… Тишина. И холодный отблеск титановых плит… Странно. Зачем я это сделал? Сзади никого нет. И быть не должно – этого еще не хватало! Нет, меня остановило и заставило оглянуться что-то другое.
Шаг назад. Два шага. Ближе к стене. Стоп… Понял. Это – запах. Между стеной и дверцей сейфа с номером «4» темнеет узкая щель. Она еле видна, и немудрено, что мы с Боллом ее вчера не заметили. Я повернул рукоять до отказа. Дверца открылась. Теперь сладковатый, гнилистый запах стал слышен отчетливо.
На металлических полках, поблескивающих белой эмалью, лежат ГДК-оболочки, аккуратно запечатанные в целлофан. Один пакет растерзан, словно его рвали зубами, и брошен поверх других. Клочья целлофана едва прикрывали зловонную сизую массу разлагающейся гидрокомбовой оболочки, усыпанную пушистыми шариками плесени.
Я включил холодильник, открыл сигнальный глазок и захлопнул дверцу. Теперь над индексом «4» горел предупреждающий красный огонь.
По описанию Болла, Пашич был примерно моей комплекции – значит, сейфами с этим индексом пользовался Дюмон.
Итак, в последний момент он не сумел заставить себя выйти в воду на поиски Пашича. Даже попытался вскрыть пакет с оболочкой, но ужас перед чем-то оказался сильнее тревоги за жизнь товарища…
Я разыскал сейф с индексом «6», взял пакет и спустился через овальный люк в нижний зал – батинтас. Просторное помещение с двумя бассейнами в центре имело низкий потолок и вогнутые стены, облицованные белыми плитами какого-то керамического материала. Свет плафонов ровным сиянием растекался по узлам и деталям арматуры батинтаса. Толстые трубы с коленчатыми переходами, громадные воронки, двойной ряд спаренных грушевидных баллонов – все сверкало белизной и почти не отбрасывало теней и оттого казалось обманчиво легким, изящным. Лишь темно-синий квадрат стенок большого бассейна тяжеловесно выделялся на общем фоне, словно подчеркивая свое особое назначение. Бассейн до половины наполнен морской водой. Вода прозрачна, на дне видны мельчайшие обломки раковин и тонкие, усеянные множеством отверстий трубы. Малый бассейн, круглой формы, отделен от большого барьером из белой пластмассы, через который переброшен маленький трап с гнутыми поручнями. Перейти из воды в круглый резервуар с растворяющей жидкостью – дело одной секунды. Поблескивают похожие на удилища стержни подъемника, форсунки душевых колонок и то, что мы называем «колесами обозрения»: большие ободья с петлями и пружинами.
