Роберт Хайнлайн - Гражданин Галактики
– Я был бы рад.
– Хорошо. Культура Джаббала достаточно изучена, но, наверно, ни один исследователь не имел возможности увидеть его твоими глазами. Я так обрадовалась, когда узнала, что ты профессиональный деклассированный элемент…
– Простите?
– Ну, нищий. Как правило, исследователи, которым разрешали жить на Джаббале, были гостями высших классов. Поэтому они видели… ну, образ жизни рабов с другой точки зрения, со стороны, а не изнутри. Понятно?
– Вроде бы. Если вы интересуетесь рабами, то и я им был, добавил Торби.
– Неужели?
– Я вольноотпущенник. Я должен был вас предупредить, — добавил он неловко, испугавшись, что его только что обретенный друг будет его презирать, узнав, к какому классу он принадлежит.
– Вовсе не обязательно, но я рада, что ты об этом сказал. Торби, ты просто клад! Ладно, милый, мне надо бежать, я уже опаздываю. Но можно мне будет вернуться?
– Что вы, Маргарет, конечно. — И добавил искренне: — Мне все равно больше нечего делать.
Эту ночь Торби спал на своей удивительной кровати. Утро он провел в одиночестве, но не скучал, потому что у него появилось теперь много новых игрушек. Он выдвигал предметы из стен и убирал их восторгаясь, как здорово все складывалось, занимая минимум места. Он решил, что это такое колдовство. Бэзлим говорил ему, что колдовство и магия чепуха, но Торби все-таки сомневался: конечно, папа знал уйму всего, но нельзя ведь просто так отмахиваться от действительности? На Джаббале было множество колдунов, и если они не занимались магией, то что же они тогда делали?
Он только что в шестой раз разложил свою кровать, как раздался такой жуткий вой, что Торби чуть не выронил башмаки, которые собирался примерить. Это была корабельная тревога, призывающая всех работающих к главному отсеку, правда, только учебная, но Торби этого не знал. Сердце у него ушло в пятки, он отворил дверь и выглянул. По коридору стремительно бежали люди.
Очень скоро коридоры опустели. Торби вернулся в каюту, ждал и пытался понять, что происходит. Ему следовало прибыть во внутреннее помещение вместе с детьми и другими пассажирами, но он этого не знал.
Поэтому он ждал.
Снова прозвучал сигнал тревоги, сопровождаемый позывными горна, и снова по коридорам побежали люди. Тревога повторилась еще и еще раз. Сигналы означали: все в отсек главного управления, повреждена обшивка, прекратилась подача энергии, возникла опасность разгерметизации, радиационная опасность и так далее, обычная тренировка на исправном корабле. Один раз погасли огни, а в другой раз Торби испытал странное ощущение невесомости, когда отключили поле искусственной гравитации.
Наконец, после всей этой неожиданной фантасмагории, он услышал успокоительный сигнал отбоя, и вентиляционная система, шипя, вернулась к нормальной работе. Никто не позаботился о том, чтобы поискать Торби, старуха, отвечавшая за иждивенцев, не заметила отсутствия фраки, хотя не поленилась пересчитать всех корабельных животных.
Сразу после тревоги Торби повели наверх к Первому помощнику. Какой-то человек открыл дверь, схватил его за плечо и выволок в коридор. Торби сначала покорился, но ненадолго, от такого обращения его уже тошнило.
Жестокая школа драк и борьбы, которую он прошел на Джаббале ради выживания, не была ограничена правилами. К несчастью, оказалось, что и мужчина прошел ту же школу, но был более искусен. Торби удалось нанести удар, но тот пригвоздил его к переборке и начал выкручивать левую руку.
– А ну, прекрати!
– Перестаньте толкаться!
– Я сказал: прекрати! Тебя к Первому помощнику ведут. Не сопротивляйся, фраки, а то я тебе башку расшибу!
– Я хочу видеть капитана Краузу. Мужчина ослабил хватку и сообщил:
– Ты его увидишь. Но Первый помощник приказал доставить тебя, а его нельзя заставлять ждать. Пойдешь добром или отнести тебя к нему по кусочкам?
Торби пошел спокойно. Боль от вывернутого запястья и какого-то защемленного нерва в ладони убеждала сильнее любых слов. Поднявшись на несколько этажей, мужчина втолкнул Торби в открытую дверь:
– Вот фраки, командир.
– Спасибо, Третий боцман. Можете идти.
Торби понял только слово «фраки». Он выпрямился и увидел, что находится в комнате во много раз больше его каюты. В комнате стояла огромная кровать, но взгляд притягивала маленькая фигурка, лежащая на ней. Потом Торби заметил, что с одной стороны кровати молча стоит капитан Крауза, а с другой женщина одних лет с капитаном.
Тело той, которая лежала на кровати, иссохло от старости, но лицо ее так и излучало властность. Одета она была богато один лишь шарф, покрывавший ее редкие волосы, стоил целое состояние, но Торби видел только ее пронзительные, глубоко посаженные глаза. Она смотрела на него.
– Так! Старший Сын, я не могу этому поверить! а говорила по-фински.
— Матушка, это письмо невозможно подделать. — Старуха фыркнула. Капитан Крауза продолжал почтительно, но настойчиво:
– Послушайте сами, Матушка. Он повернулся к Торби и приказал на интерлингве: — Повтори послание твоего отца.
Послушно, ничего не понимая, но чувствуя поддержку капитана Краузы, Торби повторил текст письма. Старуха выслушала его, потом повернулась к капитану:
Что такое? Он говорит на нашем языке? Какой-то фраки!
– Нет, Матушка, он ни слова не понимает. Это Голос Бэзлима.
Она повернула голову к Торби и обрушила на него поток слов на финском языке. Торби вопросительно посмотрел на капитана Краузу. Старуха приказала:
– Пусть повторит еще раз.
Капитан перевел. Торби смутился, но охотно повторил. Когда он закончил, старуха лежала молча, а остальные ждали. Ее лицо исказилось от гнева. Наконец она выпалила:
– Долги надо платить!
– И я так думаю, Матушка!
– Но почему мы должны платить по чекам? — спросила она недовольно.
Капитан ничего не ответил. Она спокойно продолжала:
– Послание подлинное. Но естественно было думать, что оно может оказаться поддельным. Знала бы я, что ты собираешься делать, я бы это запретила. Но, Старший Сын, как бы ни был ты глуп, однако ты прав. И долги нужно платить.
Капитан продолжал молчать, и она сердито добавила: — Ну? Говори! Какой монетой будешь расплачиваться?
– Я думал, Матушка, — не спеша произнес Крауза,— что Бэзлим просит нас позаботиться о мальчике только какое-то время… пока мы не сможем передать его на военное судно Гегемонии. Сколько надо ждать? Год, два. Но все равно возникнут сложности. У нас, однако, есть прецедент эта женщина-фраки. Семья ее приняла поворчали немного, но постепенно привыкли, она даже всех развлекает. Если бы моя Матушка так же вступилась за этого парня…
– Чушь!
– Но, Матушка, мы обязаны. Долги нужно…
– Молчать!
Крауза умолк. Старуха спокойно продолжала:
– Ты что, не слыхал слов, обращенных к тебе Бэзлимом: «Помогай ему и наставляй его, как если бы ты был на моем месте?» Кем был Бэзлим для этого парня?
– Ну, он говорил о нем, как о своем приемном сыне. Я думал…
– Нет, ты не подумал. Что бы на месте Бэзлима сделал ты? Или, по-твоему, все сказано недостаточно ясно?
Крауза выглядел встревоженным. Старуха продолжала:
– «Сизу» платит долги полностью. Никаких полумер все полностью. Ты должен усыновить этого фраки.
Крауза внезапно побледнел. Вторая женщина, которая неслышно что-то делала в комнате, уронила поднос. Капитан сказал:
– Но, Матушка, а как же Семья…
– Семья это я! — внезапно она повернулась к другой женщине: — Жена Старшего Сына, разве мои старшие дочери меня не поддерживают?
– Да, Матушка Моего Мужа. — Женщина присела в поклоне и вышла.
Первый помощник мрачно посмотрела ей вслед, потом слегка улыбнулась:
– Это не так уж плохо, Старший Сын. Как ты думаешь, что произойдет на следующем Слете?
– Ну, нас поблагодарят.
– Благодарностью сыт не будешь, она провела языком по тонким губам. Народ будет в долгу перед «Сизу»… Будут менять статус кораблей. Мы не останемся внакладе. Капитан расплылся в улыбке:
– Вы всегда были догадливы, Матушка.
– И это хорошо для «Сизу». Уведи мальчика-фраки и подготовь его. Мы это быстро сделаем.
8
У Торби был выбор: подчиниться усыновлению спокойно или сопротивляться и все-таки быть усыновленным. Он выбрал первое, и это было разумно, ибо он понял, что сопротивление воле Первого помощника влечет за собой неприятности, а главное, бесполезно. Кроме того, хотя он чувствовал себя неловко и неприятно, приобретая новую семью так скоро после папиной смерти, все-таки он понимал, что такая перемена для него благоприятна. Еще никогда он не имел такого низкого статуса, как «фраки». Ведь даже а раба есть равные. Но главное папа велел ему делать все так, как скажет капитан Крауза.
