Сергей Жарковский - Я, Хобо: Времена Смерти
Перехватываясь, добрался до запертого люка и вызвал Бай-но с подключённого к внешнему пакетнику модуля с разбитым и склеенным корпусом.
- Марк, здесь шкипер, открой мне. Стар я кнопки жать.
Я открыл ему. Люк подался, спарил. Не дожидаясь полного, Шкаб плечом вперёд проник в знакомую до шва на обивке камеру перепада. Наконец-то. Он дома. И сразу его отпустило. Он, Люка Ошевэ, знаменитый Шкаб, находился в эпицентре сложнейшей ситуации, находился будучи одним из самых ответственных лиц, но здесь, на родном борту, с потемневшими, каждой царапиной знакомыми фальшь-панелями на переборках предшлюза, с истёртым до блеска настилом, с мусомом в пазах и на стыках плоскостей, он как будто очутился в тёплом спальном мешке, пахнущем собой, и мог (пока, здесь, какое-то время) ни за что не отвечать, ничего не бояться, ни перед кем не храбриться. Шкаб закрыл люк. Затем спросил, прижавши пятачок коммуникатора на переборке:
- Марк, ты где?
- В р…ке… Рад… барах…т.
На слух неполадка показалась Ошевэ (мельком) незнакомой, странной. Однако его сразу же отвлекло другое: "газета" на мониторе контрольника сообщила ему данные по готовности: наддув 0,25 от нормы, освещение минимальное, и ещё без всякой "газеты" Ошевэ чувствовал нештатный холод. Странно, заметил шкипер (здесь он был шкипер, никак иначе). Он всплыл вертикально из предшлюза в осевой коридор, холодный и почти непродутый, и раздражился. Грузовоз безоговорочно в течение суток по финишу должен встать на дюзу, тёплый и готовый, безоговорочно. Чем младой здесь занимался с десяти вечера вчера, медяшку драил?
За минуту до явления Шкаба 15.03.03.01 МTC в рубке "Будапешта" я успел посадить на нос маску и бросить очередной взгляд на секундомер. Я не дышал ровнёхонько четыре часа две минуты пятьдесят секунд. Сердце у меня не билось, а как-то хлопало ритмично. С тех пор, как я к этому привык, а привыкнуть удалось, не было выбора, никакого дискомфорта я не находил в себе. Кроме, понятное дело, ужаса и недоумения, их было хоть кастрюлями отчёрпывай. Два часа назад я здорово повредил себе ножницами бедро, пытаясь проснуться при помощи болевого раздражителя. К моему удивлению, рана сильно болела и не думала волшебно-мистическим образом зарастать, наоборот, кожа на холоде разошлась, правда, не кровило, но пришлось полноценно себе помогать, обжигать рану из шприц-тюбика, клеить края, нуивот.
Я только собой и занимался, совершенно забыв про "Будапешт", копытцами лязгающий подо мной от нетерпения поскорей ожить. Я сидел, тупо не дышал, у меня не работало сердце. Я был, на хрен, в панике, вот что могу вам сообщить по данному поводу.
Так что Шкаба впервые в жизни я был очень не рад видеть. Особенно, если учесть, что всего несколько дней назад (по моему личному времени) мы с ним уже крайне попрощались, практически на вечность. Шкаб не входил в состав экспедиции, что-то изменилось, когда мы были уже убиты. Все заветы, какие мог дать исповедник послушнику, он мне дал. Он мне отдал свой корабль - не бог весть что, грузовоз, но тем не менее. Мы даже обнимались на прощание. Если кто-нибудь когда-нибудь не знал, как себя вести, то это был я и здесь.
end of file
ввести код
46577
код принят
file 1.3
created: 16.09.124 UTC
current music: Gugo "Bell Ringer" Stalbridge "Bagels": "The Whole My Jazz"
txt: он поставил подковки в настил и уставился на меня.
Шкаб - низкорослый, массивный мужчина, очень созвучный своему позывному. Обычно румяный, полнокровный. Любит есть свежие лимоны со шкуркой. Постоянно таскает на себе мундир со всеми знаками различия, хотя мало кто Шкаба не знает в лицо. Никогда не забывает нацепить подворотничок исповедника. Он сказал совсем не то, что я ожидал, но то, на что я надеялся.
- Марк, мне, наверное, придётся какое-то время покомандовать "Будапештом" обратно. Возможно недолго. Хотя и боюсь соврать. Но возможно, напрасно боюсь. Наверняка совру. Корабль мой, первый - я.
Я вдохнул.
- Старый экипаж, старые реябта, - сказал я.
- Не утешает?
- Чересчур нештата, Шкаб.
- Это наша работа. - Шкаб, зачем вы оправдываетесь? - спросил я. - Как есть - то есть. Ваш есть долгий спик, я вас не понимаю.
Он заплёлся руками вокруг туловища, поджал ноги и повис передо мной в своей любимой позе, капельку дрейфуя от меня, но продолжая глядеть мне в лицо.
- Чем ты был занят? - спросил он. - И как ты себя чувствуешь?
- Спасибо, Шкаб. Я себя чувствую. Я был занят… Поверите - я бездельничал.
- Мне бы твои годы, - сказал Шкаб с пониманием. - Но ты можешь себе это позволить?
- Подождите, Шкаб. Дьяк жив?
- Дьяков жив. Кома. Неопасно. Несколько дней, не месяцев. Но ответь мне, младой, не разочаровывай меня.
- Никто не может себе позволить бездельничать, - сказал я. - Не то что здесь, а и вообще. Сам не знаю, как так вышло. Сел посидеть. Опомнился - давно бездельничаю. Прямо диву дался, но было поздно.
- Так вот хотел и об этом я тебя спросить, - поддержал меня Шкаб. - Но теперь ты мне всё объяснил. Сняли. Слушай меня здесь, младой. Твоя группа мертвецов (меня едва не передёрнуло) справилась с миссией… слов нет, как справилась. Вдобавок, без потерь. Круглые косточки, Марк, такое повезло-приехало на Трассе не всем, а далеко, давно и не бывает. Браво, Вселенная - ну и все имена бога браво. Ну а Дьяков как был торопыгой, так газку и хлебнул. Но справились вы отменно. Дистанция целиком ваша, без яких. У меня нет выбора, кроме как вас всех за серьёзов почесть. Кроме пострадавшего. Но, Марк. Что дальше получается. Я, штурман-раз Первой вахты, прошусь в гальюн, до совета чуть час, нет, думаю, не выдержу, посмотрю, как браво мой второй пилот решает поставленные ему первопростатной… первостепенной важности задачи. На благо ситуации. А борт пустой. А борт холодный. А ты сидишь… - Он запнулся и посмотрел на мой нос. - У тебя их что - запас, что ли? - спросил он удивлённо.
- Кого? - изумился я.
- Масок кислородных! Чем ты дышишь, уродец? - спросил он. - Ты тут почти пять часов с малым прибором! Через двадцать минут на заправку плаваешь? Спасибо, хоть робу натянул! Нас сейчас на весь видимый Космос, считай, два пилота! Паяндин в блэкауте! - Он чуть не сплюнул в маску, а я уже сидел весь по стойке смирно, даже нога перестала болеть, а в груди потеплело. Я даже притворяться дышать перестал, задышал всамделе. О, вот был тот Шкаб, которого стоило кинографировать в назидание потомкам. - Привести себя в порядок, второй! - тяня слоги, сказал он. - Обеспечить борт в предстарт. Быстро! В четыре среднего явить себя целиком в клуб, разыскать меня, доложить положительный результат лично, браво! Пол, младой?!
- Понял, шкип, - сказал я. - Выполняется, шкип.
Шкаба отнесло уже к соператорской консоли. Не глядя - каждый кубический сантиметр рубки знали мы на ощупь, - он пихнулся ногой назад, придался, поймал леер на потолке, дёрнулся и уплыл вон.
Безусловно, визит Шкаба придал мне достаточный заряд жизненных сил, чтобы я приступил к работе. Поганая мысль о Дьяке (Дьяк повреждён и недоступен для общения, таким образом, я если сейчас и мёртв, то - инкогнито) ушла на второй, потом на третий план, а потом, когда, при загрузке, базовый банк памяти БВС-ВТОРОЙ вышел на осевой экран текстом, а не комнатой, я и вовсе позабыл про себя, про Дьяка, про то, что могу забыть дышать и мне ничего не будет, про живой яд Щ-11, исполняющий меня целиком до единой клеточки, кормящий меня странными продуктами и двигающий моё мёртвое сердце непонятно мне зачем… Старичина Шкаб потянул на меня слоги!
Сводный экран нарисовал готовность ровно в четыре часа. Я оставил всё как есть и побежал в клуб.
Я очень любил и люблю Шкаба. Больше, чем все остальные, и меня он любит больше, чем их. Я помню это всегда. Всегда буду помнить и далее.
ГЛАВА 4. ВСЕРЬЁЗ ПОГОВОРИЛИ
Под клуб ещё в Касабланке договорились отдать резервную диспетчерскую - ту, что на два поста. Убрали аппаратуру, размонтировали подиумы, построили стол с креслами, подвесили к потолку проектор, обрубили магистрали связи. Кухонный автомат, шкаф с посудой. Музыкальный процессор. Картина "Вне Земли" Соколова - талисман Трассы, однажды потерянный (с тех пор на "Форварды" её не дают). Губернатор Кафу выделил из спецфонда (от сердца оторвал) достат. кол. Шпон под дерево, шпонами оклеили фальшь-панели и потолок, и вышло уютно. Совет начался не в ноль четыре среднего, но в сорок пять третьего: все собрались, и чего было тянуть. Шкаб пришёл крайним из приглашённых. Он спешил в рубку за новостями, но, заглянув по пути в клуб, подчинился приказу председателя и закрыл за собой дверь с этой стороны. Пролетая над пустым столом к своему месту, он вызвал по телефону Мучася и спросил шёпотом, как дела. Новости были, были поразительные, поступали прямо сейчас, и Шкаб узнавал их в реальном времени, вися над своим креслом и привлекая к себе всё внимание совета. Мьюком его окликнул, Шкаб погрозил ему, не мешай, мол, и всем пришлось ждать, пока Шкаб обрёл всеоружие и, выключив телефон, рапортовал с бодростью:
