Филип Дик - Солнечная лотерея (сборник)
– Пожалуй, у него и вправду есть небольшое преимущество, – заметила пчела. – И все же он ударился в панику, когда мы его атаковали. Его по–прежнему можно уязвить, и он это знает.
Мэри сорвала стебелек и принялась задумчиво жевать его.
– Оба его голема пытались удрать, и одному это почти удалось. Он бежал прямо ко мне – я сидела в фургоне, – но не успел.
– А что это за человек? – спросила пчела. – Тот тип, что явился снаружи? Он единственный смог пройти через барьер. Думаешь, он подделка? Какая–нибудь проекция извне? Пока не видно, чтобы он вызвал какие–то перемены.
Мэри подняла на нее свои темные глаза.
– Пока нет, – подтвердила она. – Но, думаю, еще вызовет.
– Правда?
– Я в этом уверена. Если бы…
– Если бы что? – с интересом спросила пчела.
Глубоко задумавшись, Мэри оставила вопрос без ответа.
– Он в сложной ситуации, – буркнула она. – Он уже понял, что его воспоминания не совпадают с тем, что он здесь застал.
– Не совпадают?
– Конечно нет. Он отметил принципиальные изменения. В сущности, он помнит другой город с совершенно другими жителями. – Она убила еще одного маленького паука, который осторожно подбирался к ней, с минуту разглядывала его мертвое тело, затем добавила: – Он из тех людей, которые не успокоятся, пока не поймут, в чем дело.
– Это усложняет ситуацию, – пожаловалась пчела.
– Для кого? Для меня? – Мэри медленно встала и стряхнула траву с джинсов.
– Скорее для Питера. У него были такие большие планы.
Пчела снялась с лепестка и села на воротник рубашки Мэри.
– Наверное, он попытается что–то узнать от этого человека, – сказала она.
Мэри засмеялась.
– Конечно, попытается, – согласилась она. – Но узнает он мало – этот человек слишком растерян.
– И все же Питер попробует. Он неутомим, об этом говорит его стремление узнать все. Почти как пчела.
– Да, он неутомим, – согласилась Мэри, поднимаясь по склону к кедрам, – и в то же время слишком самоуверен. Он может потерять осторожность и плохо кончить. Стараясь узнать побольше, он может довести до того, что этот человек многое узнает сам. Думаю, он достаточно хитер и, что самое главное, должен узнать о себе все. Думаю, победа будет за ним.
Бартон убедился, что вокруг никого нет, остановился возле старомодного телефона и встал так, чтобы видеть коридор, а также все двери и лестницу в дальнем конце, и бросил в аппарат десятицентовик.
– Назовите номер, – произнес в трубке тонкий голос.
Он попросил соединить его с отелем «Кэлхаун» в Мартинсвилле, расстался еще с тремя монетами и после серии щелчков и просьб подождать услышал гудок.
– Отель «Кэлхаун», – произнес далекий голос. Заспанный мужчина медленно цедил слова.
– Я хочу поговорить с миссис Бартон из двести четвертого номера.
Очередная пауза, еще несколько щелчков. А потом…
– Тэд! – услышал он встревоженный голос Пег. – Это ты?
– Да, похоже, это я.
– Где ты? Господи, неужели ты бросишь меня в этом гнусном отеле? – В голосе Пег послышались истерические нотки. – Тэд, с меня хватит! Ты забрал машину, и я ничего не могу, не могу никуда уехать. Ты ведешь себя как сумасшедший!
Прижав трубку к губам, Бартон произнес сдавленным голосом:
– Я уже пытался тебе объяснить. Все дело в городе: он не такой, каким я его помню. Боюсь, кто–то манипулирует моим сознанием. Меня убедило в этом то, что я прочел в газетах. Даже я сам не…
– Ради бога, – прервала его Пег, – у нас нет времени разбирать твои детские иллюзии! Долго ты собираешься там торчать?
– Не знаю, – беспомощно ответил Бартон. – Я еще очень многого не понимаю. Если бы я знал больше, сказал бы тебе.
Последовала пауза.
– Тэд, – решительно сказала Пег, – если ты не вернешься сюда в течение двадцати четырех часов и не заберешь меня, я тебя брошу. У меня хватит денег, чтобы вернуться в Вашингтон; ты знаешь, у меня там есть друзья. И больше ты меня никогда не увидишь, разве что в суде.
– Ты серьезно?
– Да.
Бартон облизал губы кончиком языка.
– Пег, я должен здесь остаться. Я уже узнал кое–что; маловато, но все–таки достаточно, чтобы понять – я на верном пути. Если остаться здесь подольше, можно все выяснить. Здесь действуют какие–то силы, которые не ограничиваются…
В телефоне коротко щелкнуло – Пег бросила трубку.
Бартон повесил трубку, чувствуя пустоту в голове. Отойдя от телефона, он бессознательно пошел по коридору, держа руки в карманах. Что ж, именно этого он и боялся. Она сделает так, как сказала, и если он не поедет в Мартинсвилль сейчас, то потом ее уже там не найдет.
Небольшая фигурка появилась из–за папоротника.
– Хэлло, – спокойно произнес Питер.
Он играл какими–то черными шариками, они ползали по его рукам.
– Что это? – с отвращением спросил Бартон.
– Это? Пауки. – Питер собрал их и сунул в карман. – Вы куда–то едете? Можно мне с вами?
Этот парень был тут все время, прятался за папоротником. Странно, что Бартон его не заметил: он же проходил мимо папоротников по пути к телефону.
– Зачем?
Мальчик забеспокоился.
– Я решил показать вам свое убежище.
– Да? – Бартон старался не показать удивления, хотя сердце его забилось сильнее. Может, удастся узнать что–то еще. – Почему бы и нет? Это далеко?
– Нет, – ответил Питер и направился к двери. – Я покажу вам дорогу.
Бартон не спеша пошел за ним. На веранде никого не было, там стояли только грязно–коричневые и очень старые стулья и софа. Вспомнив, как прошлой ночью здесь прошли два странника, Бартон вздрогнул и на пробу коснулся стены веранды. Твердая. И все же двое молодых людей прошли сквозь нее, сквозь стулья и отдыхающих жителей пансионата.
А могли бы они пройти сквозь него!
– Быстрее! – крикнул Питер, стоя у желтого «паккарда» и нетерпеливо дергая за ручку.
Бартон сел за руль, мальчик – рядом с ним. Заводя машину, Бартон заметил, что мальчик старательно проверяет все уголки, приподнимает с сидений чехлы и заглядывает под них.
– Что ты ищешь? – удивленно спросил он.
– Пчел, – сопя ответил Питер. – Можно закрыть окна? Они могут залететь во время езды.
Бартон отпустил тормоз, и машина медленно выехала на главную улицу.
– А что такое с этими пчелами? Ты их боишься? Не боишься пауков, но боишься пчел?
Вместо ответа Питер коснулся своей опухшей шеи.
– Поверните направо, – сказал он, поудобнее развалился в кресле, вытянул ноги и сунул руки в карманы. – А теперь обогните улицу Джефферсона и заедьте сзади.
Из убежища Питера как на ладони были видны вся долина и окружающие ее холмы. Бартон сел прямо на каменистую землю и вынул пачку сигарет. Укрытие частично затеняли растущие рядом кусты, в нем было прохладно и тихо. Солнце пробивалось сквозь толстый слой голубоватой дымки, окутывающей далекие вершины. Поля, фермы, дороги, дома – все было неподвижно.
Питер сел на корточки рядом с Бартоном:
– Хорошо здесь, верно?
– Угу.
– О чем вы говорили вчера вечером с доктором Мидом? Я не слышал.
– А зачем тебе это?
Мальчик покраснел.
– Не люблю я его с этими вонючими сигарами и серебряной зубочисткой!
Он вынул из кармана несколько пауков и пустил на свои руки. Бартон немного отодвинулся, старательно делая вид, что не обращает на это внимания.
– Не угостите сигаретой? – спросил Питер.
– Нет.
Лицо мальчика вытянулось.
– Ну и ладно, – сказал он, помолчав. – Как вам странники вчера вечером? Здорово, правда?
– Может быть, – ответил Бартон. – Я часто их вижу.
– Хотел бы я знать, как они это делают! – энергично сказал Питер.
Впрочем, он тут же пожалел, что выдал свои чаяния, сгреб пауков и сбросил на землю. Они расползлись в стороны, а он делал вид, что наблюдает за ними.
У Бартона мелькнула мысль.
– А здесь ты не боишься пчел? Если они сюда прилетят, спрятаться будет негде.
Питер рассмеялся.
– Пчелы сюда не залетают, – ответил он. – Слишком далеко.
– Далеко?
– Да, – самоуверенно подтвердил Питер. – Пожалуй, здесь самое безопасное место в мире.
Бартон ничего не понял из слов мальчика и после паузы заметил:
– Какая сегодня густая дымка.
– Что густое?
– Дымка. – Бартон указал на голубоватые вершины. – Это от жары.
Лицо Питера приняло презрительное выражение.
– Это вовсе не дымка, – сказал мальчик. – Это ОН!
– Что? – удивленно переспросил Бартон. Кажется, он наконец на что–то наткнулся… Только бы не вспугнуть. – Что ты имеешь в виду?
– Вы его не видите? – сказал Питер, показывая рукой. – Он очень большой, и отсюда его видно лучше всего. И он старый, старше всего на свете, вместе взятого. Старше всего этого мира.
