Филип Дик - Солнечная лотерея (сборник)
– Мисс Джеймс, – заговорил доктор Мид, – это мистер Тэд Бартон. У него возникла проблема. Возможно, вы сможете ему помочь…
Мисс Джеймс взглянула на Бартона поверх сильных очков и улыбнулась.
– Рада познакомиться, – сказала она приятным мягким голосом. – Вы здесь новичок?
Бартон присел на подлокотник софы.
– Я приехал из Нью–Йорка.
– Вы первый человек, заглянувший сюда за многие годы, – сказал доктор Мид, наблюдая за Бартоном. Он выпустил большое облако дыма, и оно медленно поплыло по веранде; слабый красный огонек сигары слегка разогнал царивший полумрак. – Дорога практически разрушена, никто по ней не ездит. Мы каждый день видим одни и те же лица. Но у нас есть свои дела: я, например, руковожу клиникой. Мне нравится узнавать новое, экспериментировать, вообще работать с моими пациентами. У меня около десятка пациентов, требующих постоянного наблюдения. Иногда нам помогают женщины из города. В общем, у нас довольно мило.
– Вам известно что–нибудь о так называемом… барьере? – неожиданно спросил Бартон у мисс Джеймс.
– О барьере? – удивленно переспросил доктор Мид. – Каком барьере?
– Вы никогда о нем не слышали?
Доктор Мид медленно покачал головой:
– Нет, ни о каком барьере я никогда не слышал.
– И я тоже, – поддержала его мисс Джеймс. – А что это за барьер?
Никто не обращал на них внимания. Миссис Триллинг, остальные жители пансионата, Питер, дочь доктора Мида и еще несколько обитателей пансионата дремали или перешептывались на другом конце веранды.
– Что вы знаете о сыне миссис Триллинг? – спросил Бартон.
Мид откашлялся.
– Он вполне здоров.
– Вы его осматривали?
– Разумеется, – ответил доктор Мид, слегка обеспокоенный вопросом. – Я осматривал всех в этом городе. У него высокий показатель интеллекта, и он довольно энергичен. Много времени проводит один. Честно говоря, мне не нравится, когда дети слишком рано взрослеют.
– Но он совсем не интересуется книгами, – запротестовала мисс Джеймс. – Никогда не приходит в библиотеку.
Бартон помолчал, потом спросил:
– А что бы вы сказали, услышав: «Этот, с той стороны, с разведенными руками». Это вам о чем–то говорит?
Мисс Джеймс и доктор Мид смущенно переглянулись.
– Это похоже на какую–то игру, – буркнул доктор Мид.
– Нет, – ответил Бартон, – это вовсе не игра. Ладно, забудем. Все это неважно.
Мисс Джеймс наклонилась в его сторону:
– Мистер Бартон, может, я ошибаюсь, но мне кажется, вы считаете, будто здесь что–то не так. Что–то важное, связанное с Миллгейтом. Я права?
Бартон скривился:
– Здесь происходит что–то, лежащее за пределами человеческого понимания.
– Здесь? В Миллгейте?
– Я должен выяснить это. – Слова с трудом срывались с его губ. – Кто–то в городе должен об этом знать. Не могут же все сидеть и делать вид, будто все в полном порядке! Есть в городе кто–то, знающий все.
– О чем? – удивленно спросил доктор Мид.
– Обо мне.
Слова Бартона потрясли доктора Мида и мисс Джеймс.
– Что вы хотите сказать? – выдавила мисс Джеймс. – Разве кто–то здесь знает вас?
– Кто–то здесь знает все. Знает почему и как , знает то, чего я никак не могу понять. Что–то зловещее и чужое. А вы сидите спокойно, как ни в чем не бывало. – Бартон вдруг встал. – Простите, я устал. Увидимся позднее.
– Куда вы идете? – бросил доктор Мид.
– В свою комнату. Прилягу.
– Подождите, мистер Бартон, я дам вам несколько таблеток фенобарбитала. Они успокоят ваши нервы. А если захотите, можете зайти в клинику, я вас обследую. Мне кажется, вы переживаете сильный стресс. В вашем возрасте это…
– Мистер Бартон, – вставила мисс Джеймс с мягкой улыбкой, но решительно, – уверяю вас, в Миллгейте не происходит ничего странного… и очень жаль. Это самый спокойный город на свете. Случись здесь что–то достойное внимания, я первой узнала бы об этом.
Бартон открыл рот, собираясь ей ответить, но не издал ни звука. Слова застряли у него в горле, а то, что он увидел, заставило вообще забыть обо всем.
В конце веранды появились две слабо светящиеся фигуры – мужчина и женщина шли рядом, держась за руки. Видно было, что они разговаривают между собой, но не было слышно ни звука. Совершенно бесшумно они шли через веранду к противоположной стене и прошли в полуметре от Бартона, так что он отчетливо разглядел их лица. Они были молоды, светлые волосы женщины были заплетены в толстые длинные косы, лицо ее было овальным, кожа гладкой и светлой, губы чувственными. Мужчина, ее спутник, был не менее красив.
Они не обратили внимания ни на Бартона, ни на прочих жителей пансионата, глаза их вообще были закрыты. Они прошли сквозь стулья, сквозь софу и отдыхающих на них людей, потом сквозь доктора Мида, мисс Джеймс и стену. И исчезли. Две слабо светящиеся фигуры исчезли так же быстро и беззвучно, как появились.
– Боже мой, – пробормотал Бартон. – Вы видели их? – Никто не шелохнулся, несколько человек прервали было свою беседу, но затем снова вернулись к ней. – Вы их видели? – удивленно переспросил он.
Мисс Джеймс непонимающе уставилась на него.
– Конечно, – ответила она. – Мы все их видели. Они каждый вечер здесь проходят. Симпатичная пара.
– Но… кто… что… – Бартон жадно хватал ртом воздух.
– Вы впервые видите странников? – спросил Мид. – Может, там, откуда вы приехали, их нет?
– Нет, – подтвердил Бартон, и все удивленно вытаращились на него. – Кто они? Они прошли сквозь стену, сквозь мебель, сквозь вас!
– Верно, – согласилась мисс Джеймс. – Потому мы и зовем их странниками. Они ходят, где им вздумается, и проходят сквозь все. А вы этого не знали?
– И давно это началось? – спросил Бартон.
Ответ его не удивил, чего нельзя сказать о том, как он прозвучал.
– На нашей памяти так было всегда, – ответила мисс Джеймс.
– Мне тоже кажется, что странники были всегда, – сказал доктор Мид, попыхивая сигарой. – Это совершенно естественно, и я не вижу в этом ничего странного.
Глава 5
Утро было тихим и солнечным, траву еще покрывала роса, а небо было мягкого голубоватого цвета, еще не разогревшись до ослепительного блеска, который возникает, когда солнце дойдет до зенита. Легкий ветерок шевелил ветки кедров, растущих на склоне холма за огромным каменным зданием. Кедры отбрасывали пятна тени, именно от них и возникло название Дом тени.
Из Дома тени город был виден как на ладони. К месту, где стояло здание, вела извилистая дорога, а весь окружающий его район был старательно ухожен: цветы и деревья, а также длинный деревянный забор, окружающий травянистый прямоугольник. Внутри прогуливались пациенты, другие сидели на скамейках и стульях, третьи лежали прямо на траве и отдыхали. Где–то в глубине здания работал доктор Мид – вероятно, в своем кабинете, забитом микроскопами, препаратами, рентгеновскими снимками и химическими реактивами.
Мэри сидела на корточках в небольшом углублении за кедрами – оттуда брали щебень для фундамента, когда строили Дом тени. Там, где она сидела, увидеть ее из Дома было нельзя – кедры и груды камней надежно скрывали девочку. Перед ней во все стороны простиралась долина, а вдали тянулась цепь голубовато–зеленых гор, подернутых туманной дымкой. Молчаливых, величественных.
– Говори, – сказала Мэри.
Придвинувшись ближе, она поудобнее устроилась на согнутых ногах и с интересом слушала, стараясь не пропустить ни слова.
– Это была чистая случайность. – Голос пчелы был едва слышен за порывами утреннего ветра. Она сидела на лепестке цветка возле самого уха Мэри. – Мы были на разведке и не знаем, как он там оказался. Он появился как–то вдруг, и мы сразу атаковали его. Жалко, что нас было мало – он редко выбирается так далеко. Он пересек границу.
Мэри глубоко задумалась. Ее длинные густые волосы поблескивали на солнце.
– Ты можешь сказать, что он там делал?
– Сомневаюсь. Он вызвал какую–то интерференцию вокруг дома, и мы не можем к нему приблизиться. Приходится полагаться на косвенные данные. Разумеется, не проверенные.
– Думаешь, он собирает силы? Или…
– Хуже. Похоже, он готовится к войне. Он наделал коробок разного размера. Во всем этом видна ирония судьбы: наши разведчики, которые туда полетели, погибли в зоне интерференции, а он собрал их тела и использует как корм. Это его веселит.
Мэри машинально вытянула ногу и раздавила ползущего к ней черного земляного паука.
– Знаю, – сказала она. – Когда я вчера прервала игру, он вылепил из моей глины големов. Это плохой знак. Он почувствовал, что добился превосходства, иначе не рискнул бы взять мою глину… ему известно, чем это грозит. Глина, использованная кем–то другим, ненадежна, я должна была оставить на ней какой–то след.
