Роберт Вардеман - Гамбит клингонов
– Зачем? Да затем, что это, по-моему, самое важное. Я хочу чувствовать, что мой пациент выздоравливает, потому что это я его вылечил, а не какая-то чертова машина. Что мне известно об устройстве анаболического протоплазера? Это приспособление, которое суют мне в руки… Меня обучили пользоваться им… Но что оно в действительности делает? Разве может его работа сравниться с тем чувством удовлетворения, которое испытывает хирург, красиво заштопавший руку и знающий, что он потрудился на совесть.
– Поэтому ты и сломал протоплазер, – вздохнул Кирк. – Я слышал об этом, Боунз. Тот капрал очень обижался на тебя за то, что ты зашил ему руку обычной нитью.
– Шов, кстати, получился у меня превосходный. Я поработал на совесть, и ему грех жаловаться. А что до протоплазера, то я не ломал его. Он отказал в самый критический момент у меня в руках. Пусть с ним возится Скотти. Может быть, ему он на что ни будь пригодится, а я уже привык надеяться на это, – Маккой поднял обе свои руки и посмотрел на них. – В старину искусство хирурга зависело от того, насколько твердыми и уверенными были его руки. В этом был весь секрет его успеха. Сейчас можно запрограммировать какую-нибудь машину, черт бы ее побрал, и она проведет всю операцию от начала до конца… А мне остается стоять рядом и только наблюдать! Как же я могу после этого называть себя хирургом? Так не должно быть!
– Автохирург с компьютерным программированием не делает ошибок, – возразил Кирк.
– Но и звезд с неба не хватает. А человеку это доступно. Вот где собака зарыта, Кирк. Именно поэтому и происходит брожение в экипаже, падает дисциплина. Они хотят хотя бы немножко ощутить себя хозяевами своей судьбы. Поменьше машин и побольше человечности. Если этого не учесть, то дело может зайти слишком далеко, попомни мое слово.
– Я не могу целиком принять твою версию, Боунз. Почему это случилось именно сейчас? Напряжение? В это верится с трудом. Они бывали в куда худших переделках, от которых с ума можно было сойти, но с ними не происходило ничего подобного. Похоже, что они отдались на волю своих чувств и инстинктов, далеко не самых лучших, и плывут, несомые бурным потоком эмоций, нисколько не заботясь о том, куда их вынесет. Они больше не могут управлять собой.
Маккой усмехнулся и, допив остатки самогонки, сначала опять наполнил свой стакан, а затем заговорил.
– Взять, к примеру, лейтенанта Авитс и медсестру Чэпел. Они дерутся, как кошки, и из-за кого? Из-за Спока, которому наплевать на них обеих. Неразделенная любовь… Однако ведут они себя так, словно это самая главная вещь во всей Вселенной.
– Так ли уж и неразделенная, Боунз? Ты заметил, как странно ведет себя Спок в последнее время? Он похож на флюгер, поворачивающийся туда-сюда. То его ничем не прошибешь, то он чуть ли не в истерику впадает.
– Спок? В истерику?! Ты многое преувеличиваешь, Джим, но меня самого не покидает странное ощущение, что в старпоме таится куда больше эмоций, чем это видно по его поведению и выражению лица. Истерика… – повторил Маккой, и в уголках его губ заиграла улыбка. – Хотел бы я посмотреть на это собственными глазами.
– В этом нет ничего забавного, – отозвался капитан. – Это все равно, что наблюдать за тем, как старый друг неотвратимо идет навстречу своей гибели. Это чувство раздирает его на части, как и других. Внутри у него бушует пламя неудовлетворенных желаний – потушить его он уже не в силах.
– Кораблю угрожает опасность?
– Более, чем когда-либо. Не уверен, что клингоны представляют собой худшее из зол. Они не улетают, и их присутствие угнетает. Но, все-таки, больше всего меня беспокоит внутренний разлад.
– Пей до дна. Доктор прописывает тебе еще одну порцию этого эликсира мощностью в сорок мегаватт. Постарайся не принимать все происходящее близко к сердцу, Джим. Когда вся команда по очереди перебывает на планете, худшее будет позади, а моральное состояние людей резко улучшится. Помяни мое слово.
– Я приказал лейтенанту Авитс спуститься на планету и возглавить небольшое подразделение, которое будет оказывать помощь Треллвон-да. Что бы там ни воздействовало на мой экипаж, планета здесь ни при чем. Я снял психологические профили с ученого, когда он был у нас на борту, и сравнил их с теми, что имеются в памяти нашего центрального компьютера. Они почти полностью совпадают. Участники экспедиции не имеют никаких отклонений от показаний пятилетней давности, когда эти профили впервые были заложены в память, и которые можно считать нормой.
– Норма, – медленно произнес Маккой. – А что такое норма? Жить в окружении машин? Это неестественно. Просто противно всем законам природы. В старину жили лучше. Давай займемся фермерством на этой планете, Джим. Ведь здесь, судя по всему, плодородная земля, и будут тучные нивы. На первый раз достаточно будет вспахать и засеять несколько гектаров, а затем мы сможем расширить обрабатываемые площади, если возникнет нужда.
– Ты – доктор, а я – капитан звездолета, – резко возразил Кирк. – И я сильно сомневаюсь, что тебе понравится копаться в грязи и пыли, выбиваясь из сил, чтобы кое-как прокормить себя.
– Наверное, ты прав, – согласился Маккой. – Но ведь многие находят в этом счастье и призвание.
– Твое счастье, как и всех других, – в космосе, – сказал Кирк, поглядывая на доктора поверх своего бокала. Он сделал еще глоток, а затем поставил бокал на стол, решив больше не пить ни капли. Ему нужно было сохранить способность трезво размышлять.
– Все мы теперь другие. Не те, что раньше, – заявил Маккой. – Но в этом и заключается неотвратимость прогресса. Интересно, испытывают ли клингоны, подобные проблемы на борту «Террора»?
Кирк нахмурился и медленно произнес:
– Я сам хотел бы знать это…
Глава 5
Звездная дата 4732.9:
Клингоны продолжают «войну нервов». Моральное состояние экипажа «Энтерпрайза» продолжает ухудшаться. Члены команды заботятся теперь только об удовлетворении своих интересов. На карту поставлено существование самого «Энтерпрайза». Я опасаюсь, что кто-нибудь, находясь на дежурстве, проявит невыдержанность и горячность. Это легко может привести к инциденту, который на руку клингонам. Ждать становится слишком утомительно. Мы должны что-то предпринять…
Ухура, находившаяся на своем посту в коммуникационной консоли боевой рубки, устроилась поудобнее в кресле и отдалась мечтам, унесясь в мыслях на несколько световых лет вперед. Как чудесно было бы, если бы доктор М'Бенга обратил, наконец, на нее внимание. Она обреченно вздохнула. Этот мужчина так красив, а все свое время уделяет только медицинским исследованиям. Как скучно! Постоянные анализы крови всех членов экипажа навряд ли могли обогатить его знания чем-то новым. А вот Ухура могла бы научить его куда более приятным вещам!… Стоит только ему попристальнее посмотреть на нее…
В своих мечтах женщина продвинулась уже так далеко, что видела себя и доктора М'Бенга погруженными в более продуктивные и полезные занятия. Но, как назло, именно в этот момент на пульте замигал сигнал. Ухура встрепенулась и вернулась в тревожную реальность. Мгновенно проанализировав ситуацию и придя к правильным заключениям, она нажала последовательно несколько кнопок. Из компьютера раздалось тихое довольное урчание. Поток информации направлялся теперь прямо в его ненасытное чрево.
– Капитан Кирк! – громко позвала она. – Передача с корабля клингонов.
– Нам?
– Нет, сэр. Они работают микроимпульсами на поднесущей узконаправленного субкосмического луча. Я веду перехват через один из наших спутников связи.
– Значит, не зря мы успели вывести их на орбиту, – сказал Кирк. – Постарайтесь поскорее расшифровать депешу, лейтенант. Меня чрезвычайно интересует ее содержание.
Кирк развалился в кресле и вернулся к созерцанию экрана монитора, где медленно, по мере вращения «Энтерпрайза» на орбите, проплывал пейзаж поверхности Алната-2. Этот взгляд с высоты наполнял его сердце тоскливой усталостью. Капитан страстно желал быть там, внизу, подставить лицо упругому буйному ветру, ощутить, как естественная воздушная стихия прикасается к нему и треплет его волосы. Усилием воли он прогнал эти буколические мысли. Да, это следствие того, что он слишком долго слушал рассуждения доктора Маккоя, которому давным-давно следовало вернуться с небес на землю. Джеймс Т. Кирк был командиром звездолета. Место человека – в космосе, и сам он – живое доказательство справедливости этого тезиса. Вся его жизнь была посвящена полетам в космос, открытию новых планет, установлению контактов с новыми цивилизациями, формы которых иногда просто не укладывались в «прокрустово ложе» традиционных понятий человечества. Что может быть более увлекательным? Его душа стремилась к звездам и должна была находиться среди них, а не на дне гравитационного колодца, которым являлась поверхность любой планеты.
