Кирилл Мошков - Провал резидентуры
Люди на холме что-то нестройно поют. Холм уже близко, видны заросшие рыжими бородами худые лица мужчин, докрасна загорелые лица женщин. Рты исступленно разинуты, глаза обращены к небесам, игнорируя назойливые вертолеты, сотни голосов негромко, но истово тянут какую-то молитву. Пророка Оку отсюда уже не видно, деревья и шеренги людей закрыли его. Зато видно, как в одном месте, все ниже и ниже по склону, шеренги раздаются и вновь смыкаются - кто-то, расталкивая людей, спускается ниже и ниже.
Блеяние на поле перерастает в угрожающий грай. Над головами Венома и Таука проносятся какие-то красные, огненные полосы, отозвавшись на склоне пронзительными воплями. Вертолет, заходящий на посадку метрах в ста правее, выплевывает в сторону плотных рядов мятущихся, колеблющихся черных фигур длинную пулеметную очередь - ряды отзываются на это тучей взлетающего воронья. Дымные красные полосы протягиваются к вертолету - правда, ни одна не долетает, но жухлая трава на поле вспыхивает неестественно сиреневым, но очень жарким, практически бездымным пламенем. Пилот, видимо, испугавшись этого странного огня, вновь поднимает машину.
- Я же говорил, нельзя приближаться, - устало говорит Кауст.
- Лина, - говорит вдруг Веном.
Они уже чувствуют запах давно не мытых тел, волной исходящий от плотных шеренг белых рабов - те все тянут на своем языке: "Боги святые, боги крепкие"... Из раздавшейся передней шеренги к Веному и Тауку устремляются трое. Высокий, плечистый темнокожий - это, судя по всему, барон Рриоо. Лина Джаспер, наша пропавшая "ноль пятнадцать", она же виконтесса Лиина Шер Гахоо, одета почему-то в форму оанаинской береговой охраны с сержантскими погонами. Рядом с ней и бароном бежит перепуганный белый рыжеволосый мальчик лет двенадцати.
- Виконтесса Шер Гахоо! - гремит голос с неба. - Лечь на землю, руки в стороны! Вы и ваши спутники арестованы! В случае неповиновения открываю огонь!
Визг, мяв и блеянье со стороны кустов внезапно взмывают в какой-то стогласный вой, и десятки передовых бесов, визжа, бегом кидаются вперед.
- Бел нейр амис, бел овамис! - надрываясь, тянут, не отрывая глаз от стылого осеннего утреннего неба, белые шеренги на холме.
- Шаг! - кричит Лина, подбегая. - Шаг, прости!
- Я же говорил. - Голос Кауста в эфире падает до трагического шепота.
Я ничего не говорю - я оцепенел, мне нечего ни скомандовать, ни просто по-человечески сказать, с языка только так и рвется дурацкое "прощайте, ребята", но я молчу.
Краем сознания я вижу, как Айрапетян в рубке отводит веббер и прикрывает глаза рукой.
Таук!
Это делает Таук.
Вот когда я чувствую всю его психократическую мощь. Всю, без остатка. Я бросаю мысленный взгляд на индикацию. Триста шестьдесят вуалей в разряде! Не Шалеанский Ока, конечно, но...
Четыре быстрых, решительных взмаха руками. Со стороны тех, кто вопит сейчас там, на холме, это, наверное, ощущается так, будто всем им одновременно кто-то смазал холодной мокрой тряпкой по лицу. В несколько секунд пение и крик стихают. Я еще успеваю увидеть растерянные лица рабов на холме, а Таук уже поворачивается.
Разряд!
Более слабого психократа такое усилие погубило бы на месте - но Таук, я чувствую это, полностью уверен в том, что он делает. Вертолеты, качнувшись, одновременно отваливают на правый борт одновременно с резким набором высоты и стремительно уходят из поля зрения. Еще бы, пилотам одновременно показалось, что на высоте двадцати метров над землей их машины ожидает внезапный, ужасающей силы шквал, а перемена ветра на такой высоте - верная гибель для вертолета.
Гренадер поворачивается.
До них, передовых, уже всего метров двадцать, и уже пахнет серой и мокрой псиной, и видно, как у них пылают красным светом широко, по-собачьи расставленные глаза.
Левая рука мичмана Таука взлетает вверх - указательный и средний пальцы подняты, остальные прижаты к ладони.
Правой он делает широкий, размашистый четырехзвенный жест.
Только когда вся передовая свора вспыхивает синим, быстро гаснущим пламенем и в серной вони рассыпается в пыль, я понимаю, что это был за жест.
Таук напряженным, но веселым голосом говорит:
- Шаг, ну?
Веном повторяет его движения. Еще и еще. И Таук вновь и вновь совершает те же четыре движения. Чаще, чаще, десятки раз, пока последние вороны и крысы не исчезают в истаивающем синем огне, не поджигающем травы.
Рыжий мальчик судорожно чихает от серной вони. Легкий ветерок сносит быстро рассеивающиеся клубы дыма вдоль поля.
Проходит, наверное, целая минута в полном молчании. Истоптанные, истерзанные кусты молчат. Примятая высокая трава еле слышно шуршит на ветру.
- Господин барон, - громко шепчет рыжий мальчик на языке оанаинх. - Это что, Два Пророка явились, да?
Веном смеется.
- Легин, а юноша ведь прав, - говорит он на линке. - По местным понятиям мы - Два Пророка, Пророк Черный и Пророк Белый, что являются против адского воинства и Тайным Знаком испепеляют. Так гласит Книга Ух.
- Понятно, - задумчиво отвечает смертельно бледный Таук и вдруг садится на землю, а потом и ложится. Эксхостинг, так называется это состояние после психократических действий, превышающих энергетический запас организма.
Тут уж я знаю, что делать.
- Внимание, лейтенант Веном! - быстро говорю я. - На месте! Держать оборону! На ваш пеленг высылаю спасательную группу!
И - левой рукой по знакомой, но никогда раньше мной не использовавшейся в боевых условиях клавише. Спасательная группа! Все, дальше от меня уже мало что зависит. Трое дежурных оперативников уже бегут по кольцевому коридору к капсуле. Это не посадочный модуль - это совершенно другое устройство. Таких у нас на Базе всего два, и стоят они жуткую уйму денег. Капсула - суперзащищенная машина, построенная по той же технологии, что и звездные проникатели - те сумасшедшие торпеды, на которых отчаянные астрофотологи прыгают сквозь фотосферы звезд. Десятки раз мы отрабатывали спасательный бросок - и вот наконец пришла пора применить его на практике! Устремляясь к поверхности Шилемауры, капсула использует почти что проникающий маневр, так что в отличие от обычного модуля оказывается на месте через восемнадцать, а в случае суборбитального броска - через двадцать две минуты. Главное - ребятам продержаться до этого времени.
Впрочем, они продержатся.
Им не надо, как Оке, наводить галлюцинацию на толпы окрестных рабов, защищаться их телами.
Их теперь будут защищать и любить. А еще больше полюбят, когда с небес явится раскаленный, будто бы жидкий, сверкающий серебром шар и заберет их с собой - в точности как написано в Книге Ух. Потому что только что на глазах у сотен людей Пророк Черный и Пророк Белый испепелили адское воинство, да не огнем. Испепелили, осеняя Тайным Знаком Света. Сверху вниз и слева направо.
Эпилог.РАЗВЕДЧИК
- Все-таки это удачно, очень удачно, - говорит командир. - Удачно, что их легенда о Двух Пророках так совпала с вашими обстоятельствами.
Мы сидим в кают-компании, где собралась вся свободная смена оперативного отдела. Дым стоит коромыслом, мы все "позволяем себе" - еще бы, даже сам командир "позволяет себе", и в стакане у него все еще качается, оставляя маслянистую волну на стенках, хороший выдержанный виски. Командир лупит его прямо сырьем, не разбавляя: у него это называется "по-монашески", а когда мы спрашиваем, почему, он загадочно отвечает: "Монах завещал пить чистый и без закуски" Видимо, командир Вальдес Рохас имеет в виду мелодию "Straight No Chaser" ("Чистый и без закуски"), написанную в ХХ веке пианистом по фамилии Монк, т.е. монах (прим. автора).. Я пью пиво - ничего крепче просто не пил никогда.
Я бросаю взгляд на барона Рриоо. Переодетый в мой комбинезон, с трансляторами на ушах, барон сидит и просто-таки сияет. Барон снова в космосе. Барон счастлив, и даже вид живых белых космонавтов не очень его занимает.
Лины в кают-компании уже нет, она быстро захмелела и пошла спать в нашу каюту.
Белый мальчик, раб барона - бывший раб, понятное дело - сидит рядом с Данно и Антоном, нашими юнгами из навигации - эти мальчишки едва ли на год его старше, и они оживленно болтают через трансляторы. Капитан разрешил налить им по четверть стакана пива, но они к нему только ритуально притронулись и теперь угощают Талу кока-колой, которая ему кажется одновременно слишком сладкой и слишком кислой. Талу все диковато и странно - и что столько белых сидят наравне с черными, и что есть люди с желтой кожей и раскосыми глазами, и что сам он - в космосе, куда раньше только его хозяин летал.
Командир встает.
- Ладно, Шаг, все хорошо, что хорошо кончается. Давай выпьем. Легин, иди сюда.
Легин подходит - перед этим он говорил с ребятами из смаргудского отдела: они-то не потеряли свою резидентуру и теперь выпытывают подробности защиты от местной нежити, уже классифицированной специалистами Кауста и получившей наименование "сущности красноглазые трехличные" (поскольку у них три личины - крысиная, воронья и их собственная). У Легина в стакане такой же виски, как у командира - правда, он его лишь пригубил, и то только потому, что врачи ему велели расширить сосуды. Он в парадной форме, ворот кителя по-неуставному расстегнут, берета на Легине нет, и светлые волосы падают ему на лоб.
