Дэвид Вебер - На службе Мечу
Не то, чтобы снижение тона мешало его голосу звучать совершенно кисло.
— Ещё как должны! — Карл Айтшулер улыбнулся Абигайль и хлопнул её по плечу. В его поведении не было ни следа зависти, а Шобана улыбалась ещё шире Карла.
— Полагаю, что да, — согласилась она. — Семьдесят девять процентов от максимально возможного результата? Я точно не уверена, однако думаю, что по такой цели это вероятно должно быть рекордом!
— Несомненно это так, — признал Григовакис всё ещё полным оскомины тоном. — С другой стороны, какова вероятность того, что такой вариант прицеливания пригодится в реальности? — Он фыркнул. — Семьдесят девять процентов или семь — если бы это было на самом деле, и то и другое уничтожило бы цель подобных размеров.
— Правильно, но я, кажется, не припоминаю, чтобы Тридцать Шестой вообще выдал и семь процентов, — чуть резче произнёс Айтшулер.
— Ну, мы по крайней мере не использовали в своих интересах случайную возможность, которая никогда не представится с реальной целью, не так ли? — парировал Григовакис.
— Ты что, думаешь, что ракеты никогда не используют заранее запрограммированные маневры? — с лёгким презрением фыркнул Айтшулер.
— Кроме того, — произнесла Шобана, сверля взглядом Григовакиса, — одним из того, что, как считается, должен делать внимательный офицер-тактик, является поиск любого преимущества или благоприятного случая, которых он может добиться! Абигайль сделала именно это.
— Я и не говорил, что это не так, — несколько более обороняющимся тоном ответил Григовакис. — Я сказал только, что это не та ситуация, которая может повториться в реальности и что это заставляет меня усомниться, насколько это упражнение отразило наши реальные способности.
— Что ты на самом деле имеешь в виду, — спокойно произнёс Карл, — это то, что ты раздражён, потому что Абигайль и её расчёт надрали всем задницы — в том числе и тебе.
— Ну, да. — Григовакис хихикнул. Смешок должен был получиться страдальческим и раскаивающимся, но Григовакису это совершенно не удалось. — действительно, я не люблю быть вторым, — произнёс он с напускной искренностью. — А семнадцатым ещё меньше. Поэтому, наверное, воспринял это не слишком хорошо. — Он продемонстрировал Абигайль зубы в том, что можно было бы назвать снисходительной усмешкой. — Прошу за это прощения, Абигайль. Но не думай что я не собираюсь отыграться в следующий раз. И, может быть, тогда я буду в положении Чарли-На-Хвосте.
— И что это означает? — ехидно осведомилась Шобана.
— Только то, что, поскольку расчёт Абигайль стрелял последним, никто больше не имел возможности добиться того же результата, используя аналогичный метод, — невинно ответил Григовакис.
— Никто больше не имел такой возможности потому, что никому больше она не пришла в голову, — с отвращением сказал ему Карл.
— Ну, разумеется, они не додумались. Я не хотел сказать ничего другого. Хотя, — он выглядел задумчивым, — если говорить совершенно честно, и Абигайль тоже.
— Что? — Карл умудрился в последний момент приглушить голос так, что старшие офицеры не могли бы его услышать, однако пронзительный взгляд, который он бросил на Григовакиса, более чем компенсировал это.
— Я всего лишь имел в виду, что реальным анализом сама она не занималась, Карл, — произнёс Григовакис страдальческим голосом крайне обиженного и неправильно понятого человека. — Это сделал главстаршина Вассари.
Звучит вполне невинно, подумала Абигайль, однако невысказанный подтекст был вполне ясен. Григовакис подразумевал, не идя до конца и не заявляя этого открыто, что вся идея принадлежала Вассари и что Абигайль лишь воспользовалась ею. Что, как ясно подчёркивали голос и выражение лица Григовакиса, было не больше, чем он мог ожидать от неоварвара вроде неё.
Волна ярости от всего накипевшего из-за ничтожности мелочной провокации прокатилась через Абигайль. Карл и Шобана издали возгласы отвращения, но Григовакис продолжал стоять, улыбаясь Абигайль со всё тем же самодовольным чувством превосходства. Для него не имело значения, что ни Карл, ни Шобана и на мгновение не согласились с ним; он не нуждался в их согласии, когда имел своё собственное. Кроме того, что ещё можно было ожидать от людей с настолько убогим мышлением, что они встали на сторону человека вроде Абигайль против такого, как он?
Абигайль открыла было рот, но затем вместо этого плотно стиснула челюсти и взмолилась Заступнику дать ей силы. Церковь Освобождённого Человечества не славилась тем, что подставляла другую щёку, однако Церковь учила, что критиковать дурака за его глупость было тем же, что и критиковать ветер за то, что он дует. Ни то ни другое не могло помочь и любое из этих занятий являлось пустой тратой сил, которые можно было бы с большей пользой посвятить решению более значимых аспектов Испытания.
Поэтому Абигайль воздержалась от того, чтобы красочно высказать Григовакису всё то, что он достойно заслужил. Вместо этого она мило ему улыбнулась.
— Ты абсолютно прав, — произнесла она. — Я не занималась анализом. Главстаршина Вассари намного лучше меня знаком с возможностями сенсоров и программного обеспечения орудийной установки. Конечно, — она улыбнулась ещё милее, — иногда не нужно лично знать характеристики, чтобы ухватить свой шанс, не так ли? Надо всего лишь быть достаточно внимательным, чтобы увидеть возможность, когда она представится.
Карл и Шобана хихикнули, а Григовакис залился краской, так как ответный выпад попал точно в цель. Он открыл рот, но, прежде чем смог произнести что-либо ещё, позади него кашлянул лейтенант-коммандер Эббот.
Вся четвёрка гардемаринов повернулась к нему, а Григовакис покраснел ещё сильнее, явно задаваясь вопросом, что же успел услышать Эббот, однако офицер-наставник лишь секунду или две смотрел на них.
— Прошу прощения за то, что мы заставили вас так долго ждать, — мягко произнёс он, — я не ожидал что мы с тактиком и капитаном будем заняты так надолго. Мистер Айтшулер и миз Коррами, я бы желал, чтобы вы доложились коммандеру Аткинс. Я полагаю, что она завершила оценку астрогационной задачи, которую дала вам вчера. Миз Хернс, я бы хотел, чтобы вы прошли со мною в мой кабинет. Там к нам присоединится главстаршина Вассари . Коммандер Блюменталь попросил меня сделать критический анализ метода, который вы оба использовали, и ваш вклад будет несомненно полезен.
— Разумеется, сэр, — отозвалась Абигайль.
— Хорошо, — Эббот коротко улыбнулся, затем посмотрел на Григовакиса и махнул рукой в сторону той части зала для совещаний, где всё еще продолжали разговор коммандер Блюменталь и капитан Оверстейген. — Мистер Григовакис, я полагаю, что капитан хотел бы недолго переговорить с вами, пока мы этим занимаемся.
— М-м-м, разумеется, сэр, — после краткого замешательства отозвался Григовакис.
— Когда вы завершите разговор, подойдите, пожалуйста, ко мне в кабинет. Я думаю, миз Хернс, главстаршина Вассари и я всё ещё будем там и мне было бы интересно выслушать ещё и ваше мнение.
— Да, сэр, — невыразительно ответил Григовакис.
— Хорошо. — Эббот снова ему улыбнулся, а затем кивнул Абигайль на дверь.
* * *Беседа капитана Оверстейгена с тактиком длилась ещё четверть часа. Затем коммандер Блюменталь ушёл и Арпад Григовакис остался в зале для совещаний наедине с капитаном “Стального кулака”.
Оверстейген, как казалось, никуда не спешил. Он сидел за столом зала, пролистывая несколько страниц замечаний в своей личной электронной записной книжке, ещё пять или шесть минут до того, как погасил дисплей и посмотрел вокруг.
— А, мистер Григовакис! — произнёс он. — Прошу прощения, я забыл, что попросил вас задержаться. — Капитан улыбнулся и жестом предложил Григовакису занять место за столом.
Гардемарин настороженно занял предложенное кресло. За исключением официальных обедов в капитанском салоне, это был первый случай, когда Оверстейген предложил ему сесть в своём присутствии.
— Вы хотели поговорить со мной, сэр? — почти сразу же сказал он.
— Да, действительно хотел, — согласился с ним Оверстейген и откинулся в кресле. Он пристально вглядывался в гардемарина достаточно долго для того, чтобы Григовакис встревожился, затем склонил голову в сторону и поднял бровь.
— Мистер Григовакис, моё внимание привлекло то, что вы, как кажется, не имеете с миз Хернс того, что можно было бы охарактеризовать как чувство взаимопонимания, — сказал он. — Не затруднились бы вы прокомментировать причины этого?
— Я... — Григовакис сделал паузу и откашлялся, затем слегка улыбнулся беспокойной улыбкой. — Я на самом деле не знаю почему, сэр, — искренне произнёс он. — Несомненно это не потому, что что-то в ней меня задевает. Мы просто не ладим друг с другом. Разумеется, она единственный грейсонец, которого я знаю достаточно хорошо, чтобы думать, что знаком с ним. Может быть отчасти причина в этом, хотя я и знаю, что такого не должно быть. Честно говоря, я в некотором смущении. Я не должен задевать её так, как это делаю, и знаю это. Однако иногда это просто вырывается.
