Гари Рассел - Прекрасный хаос
Доктор выжидающе посмотрел на пустое сиденье справа от него, задаваясь вопросом, кто сядет сюда. Это было немного похоже, подумал он, на то, как сидишь в поезде, надеясь, что пустое сиденье рядом с тобой не будет занято сумасшедшим с портативным стерео проигрывателем или пинающимся ребенком или, хуже всего, каким-нибудь непривлекательным бизнесменом, который провел бы всю поездку, громко говоря по мобильному. И, каждый раз, когда он медлил и звонил кто-то еще, он оставлял бы раздражающий рингтон звонить всю дорогу перед тем, как ответить.
Доктор в последнее время часто интересовался, когда эти банальные маленькие вещи стали так его раздражать. Должно быть, достижение большой отметки в 900 лет.
Сиденье было занято женщиной, чья одежда могла быть описана в лучшем случае как эксцентричная, а в худшем, как безумная, ужасное столкновение цветов, стилей, и, ну, всего. Самым большим преступлением против моды была блузка, которую она носила, на ней, как оказалось, была вышита Карта неба Галилея. Вручную. Это была такая одежда, которую ты мог надеть с закрытыми глазами после того, как кто-то взял твой гардероб и устроил ему по-настоящему хорошую встряску.
Не то что бы владелице хотя бы отдаленно было это известно… уникальная мода от-кутюр. Что еще более тревожно, никто, казалось, и глазом не моргнул — отреагировали только Уилф и Донна, Уилф со скептицизмом, а Донна — подавив смех и внезапно обнаружив стакан воды перед собой самой увлекательной вещью на Земле.
— Ариадна Холт, — сказала она тоном, который сказал Доктору, что это было не просто представление, но, на самом деле, полное объяснение того, почему она выглядела так, как выглядела.
— Здравствуйте, — сказал он, предложив свою руку. Она выставила свою руку, как будто предлагая, чтобы он поцеловал ее или, как минимум, слегка поклонился. Он не сделал ни того, ни другого, сумев вместо этого превратить это в рукопожатие, которое он начал.
Она одарила его взглядом, который, казалось, говорил: «О, ладно, вы будете таким, не так ли?», и придвинула свой стул ближе к столу и совсем слегка подальше от него.
— Что ж, — сказала Ариадна, — какое у вас поле деятельности?
— Десять акров, — улыбнулся он.
Стальной взгляд.
— Шутка, — пробормотал он. — Плохая.
Снова стальной взгляд.
— Я Доктор, кстати.
— Я знаю, — сказала Ариадна Холт.
— Да?
— Кроссленд сказал мне. Предложил сесть. Здесь. Рядом с тобой. На ужине.
— Правда?
— Да.
— Хорошо. Ну, извините, я на самом деле не знаю мистера Кроссленда.
— Доктор.
— Да?
— Что?
— Что?
— Он доктор Кроссленд. Не «мистер».
— Понятно.
— Вы Смит. Джон Смит. Вы пишете книги. С картинками. О созвездиях, нет?
— А, нет. Это не я. Извините. Хотя, когда я был маленьким, я рисовал пальцами ночное небо. Я добавлял кусочки… ну, вы бы назвали это пастой, чтобы сделать все планеты в 3-D. И блеск. Много блеска. Я был очень… блестящим.
Снова стальной взгляд.
— Вам на самом деле неинтересны мои рисунки пальцами, да, Ариадна? Не могу сказать, что я вас виню. Они не очень хороши. Двойка с минусом. Четыре из десяти. Резкие, но, возможно, извинительные, как я всегда думал. Ну а вы что изучаете?
Ариадна Холт не обратила на него внимания и посмотрела мимо него на доктора Кроссленда.
— Не тот Смит, старый дурак, — сказала она. — Этот — не автор.
Кроссленд взглянул на Доктора.
— А кто он тогда?
— Я здесь, — сказал Доктор.
— Ха! — фыркнула Донна, вспомнив поездку в такси.
— Дурак, — ответила Ариадна Холт. — Бубнит и бубнит о рисунках пальцами и итальянской еде.
Донна показала Доктору два больших пальца и преувеличенно подмигнула.
Он одарил ее взглядом, который должен был превратить ее в лед.
Она широко улыбнулась.
Кроссленд посмотрел на Доктора, затем на Уилфа.
— Я думал, вы сказали, что этот парнишка — эксперт, мистер Мотт?
Теперь настала очередь Уилфа выглядеть как пойманный фарами кролик, потому что он был вне своей привычной среды. Самое лучшее, с чем он мог подойти, было «Он эксперт».
Кроссленд хмыкнул.
— На самом деле, — сказал Доктор, — я думаю, вы обнаружите, что «этот парнишка» немного эксперт, особенно по вашим так называемым хаотичным телам.
Это привлекло их внимание.
Доктор глубоко вдохнул.
— Это не звезда, знаете ли.
— Мы знаем, что не звезда, — сказала Ариадна.
— Просто не знаем, что это на самом деле, — сказал Кроссленд.
— Я знаю.
Все повернулись, чтобы посмотреть на него.
— Прекрасная Ариадна дала мне последний кусочек мозаики этой… уникальной блузой, которую она носит.
— Продолжайте, — сказала она.
Но Доктор на мгновение остановился, потому что он смотрел на Генриетту Гудхарт.
Нетти не принимала участия в беседе, хотя никто этого не заметил. Вместо этого она уставилась прямо перед собой, словно отключилась на время.
Донна поймала пристальный взгляд Доктора и слегка кивнула, а Доктор одарил ее грустной улыбкой. Потом он снова привлек внимание к себе, давая Донне время поднять Нетти, положив ненадолго руку на плечо Уилфа, чтобы остановить его от того, чтобы последовать. Когда они начали удаляться, Доктор поймал взгляд Донны и сказал одними губами «спасибо». Затем он продолжил свое объяснение.
— Это не звезда, хотя это перегретый шар псионической энергии, который действует как сдерживающее защитное поле вокруг злобного интеллекта. Интеллекта, который хочет господствовать, развиваться и выживать. Что-то, что оно абсолютно имеет право делать в своем уголке космоса, где он обычно не может никому навредить. Но когда он выползает из своего маленького измерения и входит в наше, когда он прошел половину вселенной до этой планеты, в это время, тогда я заинтересован. Заинтересован и заинтригован. Ну, я говорю, заинтригован, а имею в виду — зол. И немного напуган. Видите ли, эта звездная карта Галилея напомнила мне, когда я впервые с ним встретился, в пятнадцатом веке, и сдуру принес осколок его сюда, на Землю. В Италию, на самом деле. Рядом с Флоренцией. Ну, в этот район. В любом случае, несколько осколков теперь снова нашли дорогу сюда с тех пор, потому что они очарованы Землей и этой солнечной системой.
— Вы. Сумасшедший, — тихо сказала Ариадна.
— Это был тот кусочек про пятнадцатый век, не так ли?
Кроссленд кивнул.
— Это. И остальное.
Уилф похлопал Кроссленда по руке.
— Вам следует его послушать, мистер доктор Кроссленд, кавалер ордена Британской империи, потому что Доктор обычно прав.
— Ооо, спасибо, Уилф, — улыбнулся Доктор.
— Не за что, Доктор, — ответил он.
— Что ж, Доктор, — сказал Кроссленд, — как же вы называете этот причудливый шар энергии?
— О, это просто, — сказал Доктор. — Одним словом. Мандрагора.
Когда Доктор сказал «Мандрагора», Хаотичное тело начало пульсировать в космосе. Другие огни рядом пульсировали в ритмичном ответе. И приблизились. На задание.
Когда Доктор сказал «Мандрагора», семеро людей сели, вытянувшись в струнку во внедорожнике, припарковавшемся на автостоянке в аэропорту Хитроу, как будто их только что включили: молодожены ДиКотты, три студента, их профессор и его помощник, только прибывшие из Рима, и греческий фермер, только что из Афин.
Греческий фермер был в водительском сиденье. Он повернул ключ в зажигании, включил фары, и внедорожник стал двигаться вперед. На задание.
Когда Доктор произнес слово «Мандрагора», Донна Ноубл сидела в наружном баре в Королевском Планетарном Обществе с Нетти, держа ее за руку, как вдруг она увидела, что Джанни, глава Гостеприимства, перестал наливать напиток. Он открыл рот, как будто собирался заговорить. Слова формировались, но не было ни звука, до тех пор, пока он наконец не поймал воздух и не заговорил. Но он говорил так тихо, что Донна не была даже уверена, что он что-либо сказал.
Когда Доктор сказал слово «Мандрагора», мистер Мураками сидел в первом классе самолета Японских авиалиний, направляющемся в аэропорт «Нарита», с напитком в руке, с закрытыми глазами, слушая сборник мелодий Хибары Мисоры 1960-ых, который он загрузил на свой прототип М-ТЕКа.
К тому времени, когда он понял, что под музыкой были подсознательные сообщения от МорганТека, было слишком поздно. Что-то в его голове кричало, вопило, внезапно осознав, какой удивительный элемент был в М-ТЕКе, но он также знал, что он никогда не сможет освободиться и предупредить мир.
— Желаете выпить, Мураками-сан? — стюардесса предложила на выбор вино или спиртные напитки.
Он с улыбкой выбрал бокал красного вина. Постучал по своим наушникам.
— Чудесный певец, рано умер. Я всегда говорил, что это трагедия, когда столько людей должны умереть с таким неосуществленным потенциалом.
