Ольга Чигиринская - Мятежный дом
— Простите, — прошептал Дик. — Простите…
— Сэнтио-сама, это вы? — Остин и Бат, придя, были безмерно удивлены, увидев Дика в месте встречи. — Вы же говорили, что будете на работе…
— Меня выгнали.
— Неизмененных людей иногда выгоняют с работы, — пояснил Остин. — И свободных гемов тоже.
Несколько секунд гемы переваривали эту информацию.
— А когда Бог освободит нас, сэнтио-сама, нас тоже можно будет выгнать? — спросила Миракл.
— Ну-у, — протянул Дик. — Это будет не так просто. Если ты состоишь в цехе, цех не даст тебя вытурить. Но, с другой стороны, может, оно и на Картаго так. Просто я здесь чужой и живу вне закона. Я не хотел воровать, и мне помогли найти работу у человека, который сам вроде бы вне цеха… Ну, а сегодня он меня выгнал.
Последние слова Дик произнес с некоторой неуверенностью. В конце концов, Даллан не выгонял его, а только унизил нестерпимо. Пора было заканчивать этот разговор.
— Идем, — Дик вскинул рюкзак на плечо. До Салима не меньше трех часов ходу, по пути намечалась остановка и небольшой ужин у лемуров.
— Остин, а что, гемов не приняли в цех на Джебел? — спросил он.
— Нет, — покачал головой тэка. — Я не помню, чтобы там говорили о цехах.
— А что такое цех, тэнконин-сама? — спросил Бат.
— Это когда люди, зарабатывающие себе одним ремеслом, собираются вместе и договариваются, как сделать, чтобы для всех хватило работы и хлеба, никто не сбивал цен и никого нельзя было так просто взять и выкинуть. Это… такая клятва, в которую вступают люди Империи.
— А почему кого-то могут взять и выкинуть? — удивилась Миракл.
— Бывает, что труд человека становится не нужен. Изобретают нового бота, который может выполнять ту же самую работу. Или… что-то еще…
— Покупают гемов, — подсказал Дориан.
— Да, — согласился Дик. — На Старой земле, когда цехов не было, бывало, что людей вот так выбрасывали с работы. Потом они стали объединяться в цеха.
— А что делает цех, если труд человека становится не нужен? Запрещает изобретать бот?
— Когда как. Бывало что да, запрещали. Но чаще помогают такому человеку овладеть новой работой, и платят ему деньги, пока он переучивается.
— Платят деньги за то, чтобы он больше не работал?
— Нет, почему… — Дик запнулся. — Платит как бы… отступное за то, что человек потерял работу, — они погружались в такие подробности экономики, в которых Дик уже терял ориентацию. — Послушайте, я не знаю, как это в других цехах, но в пилотском цехе это так. Каждый платил немного денег из своей ежегодной доли. Если бы со мной что-нибудь случилось… например, меня бы покалечило и я не смог больше летать… мне бы платили столько денег, чтобы я мог жить и переучиваться. И если бы «Паломник» разорился, мне бы тоже платили, пока меня не возьмут на другой корабль. Это… справедливое правило.
Дик сообразил, что никогда прежде не задумывался над этим — а как нужно будет все устроить в том безумном случае, если они все-таки победят? Он находил устройство доминиона Мак-Интайров справедливым, но оказывается, он вовсе не знал этого устройства! Да и с самим Салимом было что-то не так. Дик не мог понять, что именно он делает неправильно. Ему там было хорошо, и всем там было хорошо, но внутри нарастал какой-то тревожный зуд, недоумение вперемежку с опасением, как тогда, на борту «Паломника», когда он потерял ориентацию и опасался, что сходит с ума. «Ладно», — подумал он. — «Для этого наступит свой черед… если наступит» — и продолжал путь, насвистывая «Кири-но цую», песню повстанцев Сунагиси.
По рабочим уровням были протянуты основные коммуникации, они же предназначались для передвижения рабов. По транспортной траншее время от времени прокатывались вагонетки с рабочими бригадами, другие гемы шли группами навстречу или в ту же сторону. Со стороны миссионеры выглядели как человек-начальник и рабочая ячейка. Гораздо больше шансов было у гема попасться в одиночку — поэтому они покидали Салим, как минимум, парой. Гемы пещер Диса, не являющиеся частной собственностью, всегда ходили парами, ячейками или бригадами. А частных гемов можно было отличить по неформенной одежде или клановой ливрее.
Команда спустилась еще на один уровень. Хорошо освещенные рабочие коридоры сменились плохо освещенными мусорными, затхлая вонь ударила в нос. Вдоль стен стояли контейнеры, полные разнообразными отбросами, рассортированными еще на стадии вышвыривания: органика, металл, стекло, бумага, тряпки, пластик. Все было достаточно аккуратно — лемуры не терпят грязи — но неистребимый запах разложения пронизывал воздух.
Каждые десять часов лемуры опустошали все контейнеры, после чего сорта мусора шли по назначению — в переработку, на бустерные поля, или, если уже некуда — в аннигиляцию. Во время этой пересменки спокойно продвигаться по мусорным коридорам было никак невозможно, поэтому Дик поторопил друзей, чтобы проскочить эти катакомбы за оставшийся час. Сюда выбирались за пищей самые опустившиеся из обитателей «Муравейника» — воры, которых не желали терпеть даже другие воры, омерзительные, ничем не брезгующие нищие, полугемы и мутанты. Здесь же «паслись» ребятишки вроде Куна, выискивая среди поломанной машинерии годные в дело детали — правда, основные их угодья лежали чуть в стороне. Дик находился сейчас на чужой «охотничьей территории», и к нему могли прицепиться просто так, без повода. Здесь он шел, спустив флорд в ладонь из петли подмышкой.
Наконец, через лемурский люк они спустились в темную, влажную утробу города. Здесь на километры тянулись бустерные поля; огромные полости в скале были заняты под водоочистители. Здесь постоянно хлюпало и капало, и сквозняки доносили смрад гниющей органики. Здесь во многих местах единственным источником света были метки, нанесенные лемурами на стенах, поэтому Дик и замыкающий, Остин, надели налобные фонарики.
Они прошли совсем недолго, как услышали из сумрака:
— Тэнконин-сама!
И еще несколько голосочков подхватили приветствие. Кто-то совсем маленький подбежал к Дику и прыгнул ему на шею. Дик не помнил, какое имя дал этому лемурчику — они и сами эти имена забывали.
Он осторожно приласкал, а потом спустил на пол маленькое тельце, пытаясь все-таки сообразить, кто это: Михаэль? Карл? Илай? Не успел найти ни одной характерной приметы — малыш затерялся среди окруживших группу лемуров. Они обменялись приветствиями (Дик уже приучил себя не дергаться в ответ на ласковые почесывания, хотя это было очень трудно) а потом попрощались. Покинуть работу в свою смену для лемуров что-то вроде святотатства. Дик оставил им пакетик с леденцами. До гнезда оставалось еще пятнадцать минут ходу. До Салима — еще час.
Те, кто находился на отдыхе, обрадовались гостям. Гости тоже обрадовались привалу, но главным образом Дика обрадовало то, что у лемуров сидел Рэй.
— Я вышел ребят встретить, — сказал он. — А тут вы. Я-то думал, вы на работе, сэнтио-сама!
— Меня выперли, — снова объяснил Дик.
— Вот так раз, — изумился Рэй. — Что же, вы все время теперь с нами жить будете?
— Может быть, — вздохнул Дик. — Только не сразу. У меня еще дела есть в Муравейнике. А что твоя разведка? Ты добрался до Лабиринта?
— Добрался, но… — Рэй махнул рукой. — Не надо об этом сейчас. Давайте подождем до Салима и там поговорим.
Правила «когда я ем, я глух и нем», для лемуров не существовало — их рты закрывались только на время сна. Миракл слегка уставала от их бесконечного верескливого тарахтения, остальные уже привыкли. На десерт были леденцы.
— Сэнтио-сама! — окликнул его бывший Мару. — Говорить можно?
— Да, конечно, — Дик подвинулся — Садись.
Старый лемур присел рядом, почесываясь.
— Вода шумит — тэнконин слышит? — спросил он. — Снаружи дожди начались. Осень потому что.
— Да, — кивнул Дик. В распахнутые ворота глайдер-порта он видел, как молнии кроят небо. Жара в Муравейнике теперь была влажной, но хотя бы не скрипел на зубах всепроникающий песок. У Даллана половина бизнеса стояла на этом песке — он забивался в малейшие щели и портил механизмы. Но сейчас, пропитанный и спрессованный тяжелой влагой, он уже не был так легок на подъем, как прежде.
— Скоро долгие дожди будут. Пойдет вода, — Павел-Мару показал, где именно.
— Салим затопит? — испугался Дик.
— Нет, нет, не затопит Салим! — успокоил его Мару. — Другие места затопит — он со страхом понизил голос. — Ничьи — они глупые совсем. Не знают, где пойдет вода. Она идет — они бегут…
— Та-ак… — пробормотал Дик. — Они нападут на нас?
— Нападут, да. Если найдут. Но если нет — придут морлоки. Морлоки охотятся на ничьих, когда дожди. И когда зима. Сэнтио-сама, Салим ничьи не найдут — морлоки найдут. Морлоки не найдут — ничьи найдут. Что делать — Мару не знает.
