Филип Дик - Игроки с Титана (сборник)
Полицейский, сидевший с ним рядом, вдруг сказал полицейскому за рулем:
— Эй, Сид, гляди–ка. Дорога блокирована.
Полицейская машина притормозила. Присмотревшись, Чик увидел прямые посредине шоссе огромный армейский бронетранспортер. Из башни его на построившиеся в несколько рядом машины и автобусы, остановленные баррикадой из тяжелых грузовиков, перегородившей все восемь полос, грозно глядело крупнокалиберное артиллерийской орудие.
Сидевший рядом с Чиком полицейский вытащил пистолет. То же сделал и водитель.
— Что происходит? — спросил Чик; сердце его забилось учащенно.
Ни один из полицейских не удостоил его вниманием, взоры их были прикованы к военным, столь эффективно заблокировавшим автомагистраль. Чику передалось их напряженное состояние. Именно оно определяло ту атмосферу, что воцарилась теперь внутри машины.
В то время, пока полицейская машина улиткой ползла вперед, едва не упираясь бампером в багажник идущей машины, в кабину ее через открытое окно проскользнула «рекламка» Теодоруса Нитца.
«Неужели у вас временами не создается впечатление, будто окружающие вас люди в состоянии проникать взглядом сквозь вашу одежду?» — пропищала похожая на крохотную летучую мышку «рекламка» и забилась в полость под передним сиденьем. «Ведь очень часто, когда вы находитесь в общественных местах, вам начинается казаться, что у вас расстегнута ширинка и вас так и подмывает бросить взгляд низ, чтобы…»
Она навеки замолчала, когда полицейский, сидевший за рулем, со злостью пристрелил ее из своего пистолета.
— Боже, как я ненавижу эти штуковины, — произнес он и с отвращением сплюнул.
Звук выстрела послужил причиной того, что полицейская машина была немедленно окружена солдатами, все они были вооружены, пальцы их лежали на спусковых крючках.
— Выбросьте свое оружие! — рявкнул командовавший ими сержант.
Оба полицейских неохотно отшвырнули в сторону через открытое окно свои пистолеты. Один из солдат рывков отворил дверцу. Оба полицейских осторожно вышли из машины и подняли вверх руки. За ними выбрались и их пленники.
— В кого это вы стреляли? — резко спросил сержант. — В нас?
— В «рекламку» Нитца, — с дрожью в голосе произнес один их полицейских. — Загляните в машину, под сиденьем; мы в вас не стреляли честное слово!
— Он говорит правду, — сказал один из солдат после того, как нырнул головой под переднее сиденье. — Вот она, мертвая «рекламка» Теодоруса Нитца.
Сержант задумался на мгновенье, затем принял решение.
— Можете ехать дальше. Только вот не вздумайте подбирать свое оружие.
Затем он добавил:
— И отпустите на свободу задержанных вами. С этого момента вы подчиняетесь только приказом генштаба, а не высшего полицейского начальства.
Оба полицейских тут же вскочили назад в свою машину. Дверцы за ними захлопнулись, они как можно быстрее старались влиться в цепочку машин, проезжавших через узкий проход в воздвигнутой военными баррикаде. Чик и Маури во все глаза наблюдали за их отъездом.
— Что происходит? — спросил Чик.
— Вы свободны, можете уходить, — сказал ему сержант. — Возвращайтесь к себе домой и не выходите на улицу. Не принимайте участия ни в чем, что бы ни происходило на улицах.
После этого последнего напутствия сержант солдаты ушли, оставив Чика и Маури одних.
— Это переворот, — потрясено констатировал Маури, — организованный военными.
— Или полицией, — сказал, почти не задумываясь, Чик. — Похоже на то, что назад, в город, придется добираться на попутных машинах.
Подобным образом он не путешествовал со времен теперь уже такого далекого детства; ему казалось, что как–то странно и даже неудобно прибегать к этому, в его возрасте. На шоссе было довольно свежо. Чик медленно побрел по обочине, подняв вверх большой палец. Сильный ветер дул ему прямо в лицо; он нес с собой запах земли, воды и больших городов. Чик сделал глубокий вход, набрал полные легкие прохладного воздуха.
— Подожди меня! — завопил Маури и поспешил за ним вдогонку.
В небе на севере вдруг образовалось огромное серое грибовидное облако. Раздался грохот, задрожала под ногами земля, колебания почвы затрясли все тело Чика, заставив его подпрыгнуть. Прикрывая глаза ладонями, он все же не удержался от того, чтобы бросить быстрый взгляд на происходившее. По всей вероятности, взрыв небольшой атомной бомбы. Теперь, когда ноздри его вдыхали неприятный запах гари, он окончательно понял, что произошло.
Какой–то солдат, проходя быстрым шагом мимо него, бросил через плечо:
— Местное отделение «Карп унд Зоннен Верке».
Он радостно ухмыльнулся Чику и поспешил дальше.
— Их взорвали, — тихо произнес Маури. — Военные взорвали Карпа.
— Мне тоже так кажется, — все еще оглушенный, сказал Чик.
Он снова, как–то совершенно непроизвольно, поднял большой палец, ища взглядом, на чем бы подъехать.
Над головой у них небосвод перечеркнули две армейские ракеты, преследуя полицейский вертолет. Чик следил за ними взглядом, пока они не исчезли из вида.
Это крупномасштабная война, ужаснувшись, отметил он про себя.
— Хотелось бы мне знать, уж не взбрело ли им в голову взорвать и нас тоже, — произнес Маури. — Я имею в виду завод «Фрауэнциммер и компаньоны».
— Мы слишком мелкая сошка, — заметил Чик.
— М–да. Ты, пожалуй, прав, — с надеждой в голосе произнес Маури.
Хорошо все–таки быть маленьким, подумалось Чику, в такие времена, как эти. И чем меньше, тем лучше. Быть настолько микроскопически малыми, чтобы вообще не попадать в поле чьего бы то ни было зрения.
Около них остановилась машина. Они поторопились к ней.
Теперь, на этот раз на востоке, образовалась еще одно грибовидное облако, заполнив добрую четверть небосвода, и снова у них под ногами затряслась земля. Это, должно быть, «АГ Хемие», решил Чик, забираясь в кабину поджидавшего их автомобиля.
— Куда это вы, ребята, путь держите? — спросил водитель, плотный рыжеволосый мужчина.
— Куда глаза глядят, — ответил Маури. — Лишь бы от греха подальше.
— Согласен с вами, — сказал водитель и отпустил педаль сцепления. О, как я с вами согласен.
Это был древний старомодный автомобиль, но в неплохом состоянии. Чик Страйкрок поудобнее откинулся на спинку сиденья.
Рядом с ним то же самое сделал с явным облегчением Маури Фрауэнциммер.
— Сдается мне, что они–таки в конце концов добрались до этих крупных картелей, — высказал предположение рыжеволосый мужчина, медленно ведя машину через узкий проезд в баррикаде вслед за впереди ползущей машиной, после чего вырулил на самую крайнюю полосу.
— Это точке, — согласился с ним Маури.
— Как раз самое время, — произнес рыжеволосый.
— Что верно, то верно, — сказал Чик Страйкрок. — Я с вами полностью согласен.
Машина быстро набрала скорость.
***
В большом старом деревянном здании, полном эха и пыли, чап–чапычи степенно прохаживались из одного угла в другой, беседовали друг с другом, пили «кока–колу», а некоторые из них вроде бы даже танцевали. Как раз танцы их больше всего заинтересовали Ната Флайджера, и он направился со своим портативным «Ампеком Ф–A2» в ту часть «зала», где это происходило.
— Танцы — нет, — сказал ему Джим Планк. — Пение — да. Будем ждать, когда они начнут петь снова. Если только можно назвать пением то, чем они занимаются.
— Звуки, которые они издают танцуя, характеризуются определенным ритмом, — заметил Нат. — Как я полагая, нам следовало бы попытаться записать их тоже.
— Ты, конечно, технический глава предприятия, заметил Джим. — Но я сделал такое огромное количество самых различных записей в свое время, что вправе спорить с тобой. Поверь мне, это совершенно бессмысленно. Звуки будут на ленте, в этом сомневаться не приходится, вернее, в молекулах этих твоих червей. Но это не музыка.
Он посмотрел на Ната взглядом, полым сожаления.
Я все равно обязан попытаться, твердо решил Нат.
— Они такие сутулые, такие колченогие, — сказала подошедшая к ним Молли. — Все без исключения… и такие невысокие. Большинство их ростом даже ниже меня.
— Они обречены, — коротко заключил Джим. — Даже по их внешнему виду можно понять, что им не удастся просуществовать достаточно долгое время.
Они выглядят… очень озабоченными.
Это действительно так, мысленно согласился с ним Нат. Чап–чапычи неандертальцы — выглядел так, будто они крайне угнетены тяжестью бремени той жизни, которая выпала на их долю, они, наверное, даже и не помышляют о том, как выжить в процессе эволюции. Тут Джим совершенно прав — они просто не приспособлены для решения этой задачи. Кроткие нравом, небольшие по размерам, сгорбленные под тяжестью насущных проблем, которые им ежеминутно и ежесекундно с таким трудом приходится решать, смирившиеся со своим бедственным положением, неуклюже шаркающие ногами, что–то невразумительно бормочущие, они нетвердой походкой пройдут свой жалкий жизненный путь, с каждым мгновением приближаясь к неминуемой и такой очевидной развязке.
