Дэн Симмонс - Восход Эндимиона
Что, если Энее было предначертано родить ребенка, дабы продолжить эту цепочку пророков… мессий? Конечно, я не слышал ни одного такого пророчества, но месяц за месяцем описывая жизнь Энеи, я установил однозначно: Рауль Эндимион – тупица и тугодум, до которого все доходит, как до жирафа. Быть может, о новой Той-Кто-Учит пророчеств было ничуть не меньше, чем о самой Энее. А может, ее ребенок несет человечеству совершенно иные дары и откровения.
Очевидно, не мне суждено быть отцом второго мессии. Союз второго кибрида Джона Китса, по собственному признанию Энеи, стал великим примирением между лучшими индивидуумами Техно-Центра и человечеством. Потребовались способности и восприятие и людей, и ИскИнов, чтобы создать гибридную способность заглядывать прямо в Связующую Бездну… чтобы человечество наконец-то научилось языку мертвых и языку живых. Эту способность еще называют эмпатией, и, пожалуй, Энею логичнее всего назвать «Дитя Эмпатии».
Кто же мог стать отцом ее ребенка?
Ответ ослепил меня как молния, оглушил как раскат грома. Его логичность настолько меня потрясла, что я на миг уверился: детектор, отщелкивающий время в энергетических стенах моей темницы, засек нужную частицу, и цианид уже впрыснут в систему регенерации воздуха. Какая горькая ирония – разгадать загадку и в ту же секунду погибнуть!
В космической шахматной партии, которую Энея и другие разыгрывали целых триста лет, был еще один игрок: почти мифический Наблюдатель иных разумных существ, несколько раз мимоходом упомянутый Энеей по различным поводам. Львы, медведи и тигры – настолько могущественные, что предпочли перенести Старую Землю в Малое Магелланово Облако только потому, что не желали быть пассивными свидетелями ее уничтожения – уже несколько столетий назад, по словам Энеи, отправили к нам одного или более Наблюдателей, принявших человеческий облик, как я заключил из ее слов, и постоянно пребывающих среди нас. В эпоху Священной Империи, когда практическое бессмертие благодаря крестоформу стало привычным повсюду, затеряться среди людей не так уж сложно. И кроме того, наверняка есть люди, которые, как Мартин Силен, прожили не один век благодаря медицине эпохи Великой Сети, поульсенизации и решительному нежеланию умирать.
Мартин Силен стар, это яснее ясного – пожалуй, он самый старый человек в Галактике, – но Наблюдателем он быть не может, это тоже ясно. Автор «Песней» чрезмерно самоуверен, чересчур активен, слишком привлекает к себе внимание, излишне скабрезен и вообще не в меру сварлив, чтобы быть хладнокровным Наблюдателем, представляющим столь могущественные разумные расы, которым ничего не стоит в мгновение ока обратить нас во прах. Во всяком случае, хотелось надеяться.
Но где-то – где я, может, и ни разу не бывал и даже вообразить не могу где – затаился Наблюдатель, принявший человеческий облик. Вполне логично предположить, что Энее пришлось – и из-за пророчества, и из необходимости дать толчок беспредельной эволюции человека, которую она сама же и проповедовала, – телепортироваться на ту далекую планету, где затаился Наблюдатель, встретиться с ним, зачать и родить ребенка. Так могло осуществиться примирение Центра, человечества и далеких Иных.
Это предположение казалось обескураживающе тревожным, но я был по-настоящему взволнован – впервые со дня смерти любимой.
Я знал Энею. Ее ребенок не может не быть ребенком человеческим – полным радости жизни, энергии и любви ко всему, от природы до старинных голографических мелодрам. Я никогда не понимал, как Энея нашла в себе силы покинуть ребенка, но теперь знаю: у нее просто не было выхода. Она видела, какая ужасная участь ждет ее в подвалах замка Святого Ангела. Она видела, что погибнет в огне среди врагов. Знала, еще до того как родилась.
И когда я это понял, меня охватил такой ужас, что ноги подкосились. Как могла моя единственная смеяться, с радостью встречать каждый новый день, столь беспредельно радоваться жизни, зная, что каждый прошедший день еще на шаг приближает ее к ужасной смерти? Поразительная сила духа. У меня такой нет – это я точно знаю. А вот у Энеи была.
Но, зная свой ужасный конец, она не могла взять ребенка с собой. Наверное, ребенка растит отец. Чужак в человеческом облике. Наблюдатель.
Я находил это даже более огорчительным, чем все предыдущие открытия. Но в то же время это укрепило мою уверенность: Энея хотела, чтобы я сыграл какую-то роль в жизни ее ребенка. Ее собственные заглядывания в возможные будущие, по-видимому, заканчивались для нее смертью. Может, она не знала, что меня не казнят сразу. Но, с другой стороны, она ведь просила развеять ее прах на Старой Земле… что предполагало то, что я выживу. Наверное, она считала, что просит слишком многого… Надо найти ее ребенка и помочь ему чем смогу – будь то мальчик или девочка, – когда подрастет – помочь и защитить в этом неласковом мире.
Тут я понял, что плачу… даже не плачу, а рыдаю навзрыд. Я впервые так плакал после смерти Энеи, и – что довольно странно – не столько от боли утраты, сколько от горечи, что мне отказано во втором шансе взять за руку ребенка, как некогда двенадцатилетнюю Энею, защищать дитя моей любимой, как я пытался защитить мою любимую.
И не сумел. Mоя вина.
Да, я не сумел защитить Энею, но она знала, что я не сумею, что в попытке свергнуть Священную Империю ее ждет поражение. Она любила меня и любила жизнь, хотя знала, что мы проиграем.
И вовсе нет оснований полагать, будто меня непременно ждет неудача с этим другим ребенком. Быть может, Наблюдатель с радостью примет мою помощь, мой человеческий опыт в воспитании ребенка, почти наверняка обладающего сверхчеловеческими способностями. Я вправе сказать, что никто не знал Энею лучше меня. Это крайне важно для воспитания ребенка – нового мессии. Я возьму с собой эту повесть, сейчас без всякой пользы записанную в скрайбере, и мало-помалу открою ее мальчику (или девочке), а в один прекрасный день вручу скрайбер ему.
Подхватив скрайбер и стило, я заметался по Шредингеровой клетке без углов. Итак, дело за немногим – как быть с моей неотвратимой казнью. Никто не пришел спасти меня. Вся беда во взрывоопасной скорлупе яйца, и будь способ обойти эту проблему, кто-нибудь непременно был бы уже здесь. Просто поразительно, что я жив до сих пор вопреки всякой вероятности, когда дерьмовый детектор каждые пару часов готов выпустить яд. Подобное везение не может длиться вечно.
И тут я застыл на полушаге.
В учении Энеи о новых отношениях людей со Связующей Бездной четыре ступени. Еще до своего заточения я вполне преуспел – если и не достиг совершенства – в изучении языка мертвых и языка живых. Своим повествованием я показал, что могу получить доступ к Бездне, по крайней мере – к давним воспоминаниям тех, кто ныне жив, несмотря на то что оболочка камеры каким-то образом создает помехи моей способности почувствовать, что же случилось сейчас с моими друзьями – отцом де Соей, Рахилью, Лхомо, Мартином Силеном.
Полно, да существует ли эта помеха вообще? Может, я сам подсознательно отказывался от попыток связаться с миром живых – во всяком случае, в том, что не связано с моим повествованием об Энее, – заранее отнеся себя к числу обитателей мира мертвых.
Хватит. Я хочу вырваться отсюда.
Есть еще две ступени, Энея говорила о них, но никогда полностью не объясняла – услышать музыку сфер и сделать первый шаг.
Теперь я все понял. Если б я не видел, как Энея телепортируется, не разделил с ней ее ужасную смерть, обрушившуюся на меня величайшей волной постижения сути, я бы ничего не понял. Но понимание пришло.
Раньше я воображал себе музыку сфер чем-то вроде парапсихического фокуса – что можно просто расслышать шипение, потрескивание и свист звезд, как делают это радиотелескопы уже свыше одиннадцати веков. Нет, Энея имела в виду совсем другое. Она слушала не звезды, а резонанс живых существ – и людей, и других. Перед тем как телепортироваться, она использовала Бездну как направляющий радиомаяк.
Ее странствия нередко казались мне лишенными какого-либо смысла. Центр грубо разрывал ткань Бездны, ткань пространства-времени, и удерживал края разрыва порталами, подобно тому, как в эпоху скальпельной хирургии фиксировали зажимами края раны. Способ телепортации, избранный Энеей, был неизмеримо более изящен.
В те безумные дни, когда мы с Энеей телепортировались на планеты, когда она переносила «Иггдрасиль» из системы в систему, я всякий раз удивлялся, как мы до сих пор не материализовались внутри скалы или в пятидесяти метрах над землей или не угодили вместе с кораблем внутрь звезды. Мне казалось, что телепортация вслепую – это как незапланированный прыжок с двигателем Хоукинга: дело опасное и непредсказуемое. Но мы всегда появлялись именно там, где следовало. И теперь я понял почему.
Энея слышала музыку сфер. Она входила в резонанс со Связующей Бездной, в свою очередь резонирующей с разумной жизнью и мыслью, а затем использовала почти неисчерпаемую энергию Бездны, чтобы… чтобы сделать первый шаг. Пройти сквозь Бездну туда, где ждут эти голоса. Как-то раз Энея сказала, что Бездна черпает энергию квазаров, взрывающихся ядер галактик, черных дыр и темной материи – достаточно, наверное, чтобы перенести комок органической материи сквозь пространство-время и положить в нужном месте.