Майкл Фридман - Наследие
И, конечно, ни М’Бенга, ни Маккой не возражали – по той же причине, – потому что она так хорошо знала пациента. Если они знали о ее чувствах к Споку, это не вошло в уравнение.
Ну, может быть, чуть-чуть. Люди – все люди – стараются лучше заботиться о тех, кого любят. Это просто в природе человека.
А если тот, кого вы любите, не человек? И не может испытывать ответные чувства? Это не означает, что вы будете любить его меньше, правда?
Кроме того, по крайней мере один очень видный вулканец взял в жены земную женщину. Значит, был по крайней мере один шанс, что преданность Чэпэл будет вознаграждена.
Но в любом случае, она будет возле Спока, пока нужна ему, – так, как она была возле него сейчас. Она будет рядом, пусть даже только для того, чтобы поправлять его термоодеяло.
Бешенство. Дисгармония. Беспорядок.
Спок инстинктивно отпрянул от хаоса, отступив так далеко, как только мог, пока не нашел такой уголок разума, где буря не была так сильна.
Он никогда раньше не испытывал такого замешательства, такого дикого смятения. Было ли это похоже на безумие?
Но он не сошел с ума – в этом он был уверен. Как он мог быть безумным и по-прежнему так же ясно оценивать ситуацию? Если безумие руководило им, как он мог рассматривать это как бы с расстояния?
Нет. Этот кошмар бессмыслицы был привнесен извне. Вторжение в тщательно упорядоченный интеллект, результат многих усилий.
Сконцентрировавшись, мучительно преодолевая это состояние, он попытался вспомнить; связать воедино события, которые загнали его в этот угол.
Перед ним замелькали картинки: провал, наполненный темнотой; внезапно развернувшееся оттуда призрачно-белое щупальце; чувство, что его поднимают в воздух, агония впивающихся во внутренние органы ребер, когда его тело было сильнейшим образом сжато – в то время как прочие… прочие? Да, – Кирк, Маккой и еще три члена экипажа, – метались внизу, разряжая свои фазеры в штуку, которая схватило его; возрастание боли до предела, когда он начал терять сознание, смутное сознание присутствия жизненной формы – чего-то огромного и белого, как рыба с живота, оно поднялось из джунглей внизу, – и сопутствующее осознание того, что щупальце было его частью; ощущение, что его волокут к этому существу… колющее прикосновение еще одного, меньшего, щупальца, и затем…
Бедлам. Анархия рассудка. И понимание того, что его тело, которое теперь казалось далеким и нереальным, тоже было захвачено анархией.
Но тело его больше не было жертвой смятения – да? Он дотянулся до физической реальности и обнаружил его расслабленным, отграниченным от ужаса, который терзал его разум.
Тут он понял, в чем дело. Ему ввели лекарство. Седативное.
И только теперь его действие начало ослабевать, по крайней мере, настолько, чтобы он смог вновь обрести свои способности, самосознание. И вместе с ним эту неистовую бурю иррациональности, которая захлестнула его.
Задача его была совершенно ясна: он должен установить контроль над этим хаосом, упорядочить его. Тогда и только тогда он решится снять воздействие седативных.
Совершенно необходимо, чтобы его самообладание было совершенным, непогрешимым. Потому что если в любое время смятение возьмет верх, он может стать угрозой для благополучия окружающих.
Зная это, будучи полностью осведомлен о трудностях на этом пути, Спок сделал по нему первый шаг.
И тут же обнаружил, что споткнулся, – споткнулся об одно-единственное слово – Дрин. Упомянутое Скоттом, Маккоем? Или обоими, когда они переговаривались громким шепотом, думая, что никого нет поблизости, чтобы их услышать?
Слово что-то включило в его мозгу…
Образ: улыбаясь в решительно заговорщицкой манере, владетель Хэймсаад Дрин кладет свою руку на руку Спока; вулканец терпит насилие над его физическим пространством. Глаза Дрина – жесткие, черные и блестят, как эбонит. «Там, – говорит он, – наш главный грузовой отсек». У него гортанный голос; каждое слово звучит как ругательство.
Они проходят через скудно освещенную металлическую галерею к широкой двери, которая открывается, когда владетель дотрагивается до панели рядом с ней. Внутри Спок может видеть многие ряды желтых контейнеров; отсек больше, чем он ожидал.
Дрин указывает на один из контейнеров. «Тэний», – поясняет он. Он указывет на другой: «Маланий», И третий: «Кендрицит». Он указывает на пустое пространство грузовой палубы в углу. «А здесь мы поместим дилитий с «Энтерпрайза», когда его доставят из транспортационного отсека.
В другой части склада контейнеры шире и приземистей. Владетель говорит ему, что они наполнены семенами, украденными с Гнессиса, населенного слабоцивилизованной расой, где-то на полпути между Клингонской Империей и Федерацией.
«Это семена священных деревьев Гнессиса. Но поменявшиеся климатические условия привели к тому, что большинство деревьев дают бесплодные семена. Только некоторые из них прорастают, и они стоят очень дорого. Мы похитили эти – почти весь их запас, потому что планетарное правительства заплатит любую цену, чтобы вернуть их.
«Впечатляюще», – комментирует Спок.
«Однако, – говорит Дрин, – ваш капитан сказал мне, что может обеспечить доступ к материальным благам, рядом с которыми эти померкнут, к богатству, о котором я и не мечтал». Пауза. «Я не ожидал найти такую жадность в иноземце. Это восхитительно. Все ли земляне обладают таким качеством?»
«Некоторые».
«Понимаю. И ваш капитан один из этих некоторых?»
«Капитан – необычный человек».
Дрин усмехается. «Скажите, как давно вы служите с Пайком?»
«Полтора года».
«И когда он впервые выразил свое неудовлетворение ролью капитана вашего звездолета?»
«Совсем недавно, – правдиво отвечает Спок. – Возможно, несколько недель назад».
Это объяснение, по-видимому, удовлетворяет владетеля. Пробормотавши что-то, он меняет тему. «Вы не человек. Вы вулканец, кажется, так вы сказали».
«Да».
Владетель, похоже, обдумывает факт. «Как получилось, что вы служите на корабле землян?»
«Федерация состоит из многих рас. Земляне только одна из них».
«Интересно. А жадность так же редка среди вулканцев, как среди землян?»
«Да, – говорит ему Спок, – практически не встречается».
«Значит, как и ваш капитан, вы являетесь исключением из правила?»
Внутренне Спок слегка вздрагивает. «Я во многом отличаюсь от других вулканцев, – отвечает он. – Сам факт, что я служу на борту звездолета, только подтверждает это».
«Понятно». В глазах Дрина что-то загорается; похоже, он собирается задать еще один вопрос, возможно, более проницательный.
Но он так и не задает его. Их прерывают – владетеля вызывает через интерком его помощник.
Похоже, что-то не в порядке в инженерном отсеке…
Спок вздрагивает. Эпизод, наконец, отпустил его.
Через силу, он снова находит дорогу. Цепляется за нее, собирается с мыслями.
И возобновляет свой долгий, трудный путь к сознанию.
На Талосе Четыре, Пайк медленно проснулся. Через некоторое время он почувствовал на веках солнце, светлый и расплавленный красный, и отвернулся от него.
Еще не проснувшийся, он потянулся к Вайнэ. И, как всегда, она была здесь. Открыв глаза, он увидел ее спящей крепким сном, длинные локоны слегка раздувались бризом. Ни заботы в мире, подумал он.
Потом он краем глаза увидел что-то движущееся за домом. Чайки? Не очень любопытствуя, он все же повернул голову – и припал на колено, инстинктивно прикрывая собой Вайнэ.
Кто- то приближался к ним –высокий и широкоплечий, с серой кожей и длинными, черными волосами. Некто, кого не должно быть на Талосе – и, уж конечно, в памяти Вайнэ.
– Крис? – она дернулась к нему, проснувшаяся, встревоженная. – Крис, что случилось?
– Это… – начал он. И замолчал.
Нет, это не был тот, о ком он было подумал. Черты лица новоприбывшего были правильные и спокойные. Его кожа, Пайк теперь видел, вовсе не была серой.
И эта вещь в его руке, – которую Пайк сперва принял за оружие – была всего лишь кувшином несколько экзотического вида.
Он глубоко вдохнул, затем выдохнул.
– Черт, – сказал он, чувствуя, как его сердце по-прежнему колотится. И снова:
– Черт.
Вайнэ теперь стояла перед ним.
– Крис, в чем дело?
Он указал на их посетителя движением головы.
– Он… Я принял его за другого, с кем наши пути пересеклись… несколько лет назад.
Вайнэ повернулась и посмотрела на новоприбывшего, который помахал ей свободной рукой. Она помахала ему в ответ. И снова повернулась к Пайку.
– Видишь? Это же только Дэррет. Он был слугой в доме моей тети.
Должна признать, я тоже не ожидала увидеть его здесь. Но он вполне безобиден.
Он пробормотал себе под нос. Довольно часто, что-то или кто-то неожиданный пробирался в фантазию, которую талосианцы создали для них. Это происходило, потому что детали для этой иллюзорности были взяты из бессознательных разумов, где их память зачастую была более полной.
