Яна Ясинская - Выбор шатеры (СИ)
О, да! Не было бы ни привязанности, ни дружбы, ни любви. В моей душе был бы полный эмоциональный штиль, который устаивал бы всех, кроме меня. К сожалению, я слишком хорошо знаком с этим штилем. Он царит в душе моего отца, который посчитал приемлемым отправить собственного ребёнка на враждебную планету в качестве залога перемирия. Конечно, долг перед государством куда важнее долга перед семьёй. О любви я уж и вообще молчу. И плевать, что в случае конца перемирия твоего младшего сына прилюдно убьют. Спасибо, но я лучше воздержусь от такой антиэмпатической вакцины. Может, я проживу и не долго. Но по крайней мере проЖИВУ!
- Эмоции мешают в принятии важных решений. Они делают вас морально уязвимыми, - отец часто повторял эту фразу, обосновывая нам с братьями необходимость принятия вакцины.
А ещё живыми – об этом отец почему-то забыл нам сказать.
Парадокс: но именно здесь в этом отнюдь недобром Катаре, отказавшись от вакцины, от императорских регалий, позволив себе быть простым подростком, я впервые в полной мере почувствовал себя живым и свободным.
Отец, на удивление, не возражал.
Впрочем, думаю, эту мою прихоть он приравнял к последнему желанию человека, ожидающего смертную казнь. Ни для кого из нас двоих не было секретом: живым я с Дария не выберусь. Я не дурак, прекрасно понимаю: перемирие нужно обеим сторонам лишь для передышки, чтобы накопить военный потенциал и начать новую, куда более крупномасштабную военную компанию за делёжку территорий.
Но я благодарен этому перемирию, потому что именно оно привело меня сюда – на Дарий в Катар. К моей Аде, сумевший одним своим фиалковым взглядом пробудить во мне то чувство, о существовании которого я даже раньше и не подозревал – любовь.
Никогда не забуду тот самый день, когда отец Марк привёл к нам домой двух десятилетних соседских детей, которые должны были стать моими компаньонами. Священник очень переживал, что я всё время нахожусь в одиночестве. Конечно, Ада и Анигай были младше меня почти на три года и вряд ли могли составить мне полноценную компанию, но других дарийских детей, которым бы родители позволили играть с альтаирским ребёнком в Катаре просто не было. Двойняшки были в этом плане исключением. Их фактически вырастил по-соседски сам отец Марк, поэтому к землянам и альтаирцам они относились со здоровой долей симпатии, не видя в них врагов. Насколько я сразу понял, мать никогда не заботилась о двойняшках. Скорее уж они о матери. За «дружбу» со мной отец Марк платил им дарами и едой. Это не было секретом. Поэтому я никогда не испытывал никаких иллюзий насчёт привязанности Ады и Анигая ко мне. Но со временем всё изменилось.
Впрочем, для меня всё переменилось в тот самый момент, когда я впервые взглянул в сиреневые глаза маленькой дарийки. Взглянул и… пропал. Навсегда. Нет, это не была юношеская влюблённость или детская симпатия. Это было нечто другое. Ошеломляющее. Необъяснимое. Я стоял как дурак, напротив незнакомой мне дарийской девчонки, не в силах вымолвить и слова, смотрел ей в глаза и отчётливо понимал, что передо мной – моя половинка. Родственная душа. Судьба. Можно назвать, как угодно. Но с того самого момента я не могу дышать без неё. Мне надо, чтобы Ада постоянно была рядом со мной. Была только моей. Знаю: я эгоист, но ничего с этим не могу поделать. И я не собираюсь отказываться от неё. Ни за что!
Сейчас, как никогда, я отчётливо понимаю, почему у меня на родной планете люди добровольно с помощью антиэмпатической вакцины стараются держать свои чувства и эмоции под контролем. Эмоциональные, буйные, искренние, не умеющие вполовину любить и ненавидеть – вот истинная сущность альтаирцев, о которой мало кто подозревает. Наверное, поэтому любовь и находится у нас на Альтаире под строжайшим запретом.
Ирония судьбы: лишь оказавшись здесь на этой мрачной, вечной холодной, обуреваемой страстями планете, по собственной воле отказавшись от антиэмпатической вакцины я впервые в жизни почувствовал себя по-настоящему свободным. Узнал, что такое любовь. Именно она и согревала меня все эти годы здесь в промёрзлом Катаре.
Отвожу взгляд от священника. Интересно, как давно он знает о моих чувствах к Аде? Я думал, мне удавалось их скрыть. Хотя, чему удивляться. Отец всегда был проницательным.
- Я не откажусь от Ады. Я хочу спасти её.
- От чего? – священник устало вздыхает. – От её собственной судьбы?
Пусть будет так.
- Да.
Подхожу к окну. Вглядываюсь в ночную тьму. Вдали всё ещё виднеется пламя затухающего пожара. Думаю, мы с Анигаем неплохо постарались. Облили керосином всё, что только смогли. Дом должен сгореть дотла.
- Я так устал, что от меня ничего не зависит. Мне надоело смиряться с судьбой.
Священник подходит ко мне. Какое-то время мы молча наблюдаем за догорающим вдали домом.
- Вы не правы. От Вас зависит. И многое! Как минимум судьба двух империй.
Хочется быть вежливым, но не получается. Нет сил.
- Нет… Они зависят не от меня. Не от Эвана. Они зависят от Иоанна Дрогварда Второго - младшего сына императора Альтаира, – невесело усмехаюсь. – Кто я? Третий «запасной» сын? Нужный как раз на случай вот такого межгалактического ЧП, когда кого-то надо отправить на планету врага в качестве залога перемирия. Пустить в расход! Только в этом и есть моя ценность! Сиди тихо и не высовывайся, Иоанн Дрогвард Второй! И тогда всё будет хорошо, да?
Меня разбирает такая досада и отчаяние, что хочется кричать.
- Да, - тихо отвечает отец Марк.
- Спасибо за честность.
В этом опекун походит на моего отца. Разница лишь в том, что для отца превыше всего интересы Альтаирской империи, а для священника – мир во вселенной.
Но я-то ещё живой! Я не статуэтка, которую можно поставить на полку и забыть. Хорошо… Пусть моя жизнь заведомо обречена. В конце концов, я сам согласился стать залогом перемирия. Но Ада… Она должна жить.
- Я должен ей помочь, - внутри меня поднимается бунт.
- Вы уже достаточно помогли этой девочке…
- Я могу сделать больше! – понимая, что мой юношеский максимализм лишь раздражает опекуна, я пытаюсь воззвать к его логике, к здравому смыслу. - Давайте смотреть правде в глаза, отец Марк. Перемирие вот-вот рухнет. Как только это произойдёт, меня убьют. Но перед этим я хочу успеть сделать хотя бы одно доброе дело. Не потому что я сын императора Альтаира, а потому что я – это я. Эван. Не уверен, что Вы меня поймёте…
За окном с новой силой завьюжила метель. Пламя горящего дома уже не видно в ночной мгле. Надеюсь, хижина выгорела дотла вместе с останками кузнеца. Но даже это не даёт никаких гарантий, что пьяная Акраба не попытается повторно продать дочь другому клиенту.
- Отец Марк, помогите… Я не могу бросить Аду здесь, - уже откровенно умоляю я. Сил спорить со священником не осталось. – Подскажите… Вы же хорошо знаете дарийские законы. Что надо сделать, чтобы вывезти её из Катара? Чтобы купол пропустил Аду. Её можно было бы направить в Адейру. К нашим людям. Они бы позаботились о ней. Она была бы в безопасности. И тогда я сделаю всё, что вы хотите! Отец Марк, обещаю, я больше не доставлю Вам никаких хлопот. Только помогите мне вывезти Аду из Катара.
- Это невозможно, Эван, - священник, сам того не замечая, вновь начинает звать меня по имени. – Пройти сквозь силовой купол может только свободный человек, а Ада… Ты сам знаешь, чья она дочь. Я сам уже не раз думал о том, чтобы вывезти из этого забытого Богом места двойняшек. Не забывай, эти двое выросли у меня на руках. Это я выкармливал их, когда Акраба уходила в запой. Это я был рядом, когда они болели. Поэтому… Не думай, что мне всё равно. Будь моя воля, я бы вывез из Катара сразу обоих, но они дети каторжницы. Ада и Анигай не свободны. По закону Отара, Ада принадлежит матери и должна будет пойти по её стопам…
- Она никому ничего не должна, - сухо обрываю священника.
- Не я написал этот закон, Эван, - по-доброму напоминает опекун.
Похоже, отец Марк слишком долго живёт на Дарии. Он стал забывать, что закон дарийского божества Отара не есть истинна в последней инстанции. Но должен же быть… Должен же быть хоть какой-то выход!
- Что надо сделать, чтобы Ада стала свободной? Неужели, рождённая несвободной никогда не сможет поменять свой статус?
Священник пожимает плечами.
- Если подходить к вопросу чисто формально, то может. Если выйдет замуж за свободного человека. Тогда в Книге судеб изменится её имя, а вместе с ним и судьба. Только для Ады это нереально. Никто из свободных дарийцев не захочет связываться с дочкой блудницы, каторжницы. Дарийцы верят, что судьба матери отголоском ударит по будущим детям Ады. Поверь, ни один свободный не согласится взять в жены, дочку беспутной. Даже за деньги.
Как же я сам не подумал об этом раньше! Слова священника вселяют в меня надежду.
