Сергей Кусков - Золотая планета. Пасынок судьбы
Послав к демонам Священный Круг вместе со всеми его адептами, эти люди хотели простых человеческих радостей, вроде еды, воздуха и секса. И если первые два достать с их деньгами было не трудно даже здесь, то для дальнейшего развития колоний власти просто обязаны были обеспечить их третьим. И обеспечили.
Надо сказать, что первые поселенцы в основной массе были людьми неслабыми, тертыми жизнью: бывшие заключенные, выходцы из низов общества — разный сброд, желающий изменить социальный статус, но не имеющий такой возможности дома. Ну, кто еще захочет бросить благоустроенную Землю ради непонятного будущего на планете, с давлением у поверхности в девяносто атмосфер, и температурой, при которой течет свинец? Только те, кому в иных местах ловить больше нечего.
Потому и жрецы Священного Круга среди этой пестроты потенциальных грешников не прижились. Да и сами власти, наконец, продравшие глаза и осознавшие угрозу со стороны церкви, начали ставить балахонам палки в колеса везде, где только можно. И если на Земле их руки были связаны огромным авторитетом красных, их почти беспредельной властью над умами большинства, то здесь достаточно было под липовыми предлогами депортировать особо резвых назад, домой, а прилет новых под теми же предлогами притормозить. Мимо космодрома не проскочишь, а пассажирские терминалы очень легко берутся под полный стопроцентный контроль…
Почти никто в колониях против такого обращения со священниками не возражал, людей больше заботило иное. Церковь, повозмущавшись, но не получив поддержки, сдалась. Впереди ее ждали трудные времена, противостояние с государством, и на фоне этого было не до далеких, забытых высшими силами космических территорий.
…А затем, когда молодые колонии обеспечили себе относительную свободу совести, заработал маховик бизнеса. Со всех концов подчиненной тотальному моральному контролю Земли сюда начали приезжать люди, чтобы получить порцию удовольствия, и были готовы отдать за это огромные деньги. Девочки, становившиеся обеспеченными до конца жизни за два-три года работы, также валили сюда толпами — на заработки, а потом тут и оставались. Привыкнув к воле, тяжело возвращаться домой, где тебя могут сжечь на костре за твое прошлое.
Так основное население, мужчины-добытчики и строители, стали быстро разбавляться большим количеством не самых обремененных моралью женщин. Других женщин не было, и мужики женились, на тех, что есть. Это в свою очередь отложило отпечаток на менталитет: торговля телом медленно, но неумолимо, перестала рассматриваться, как нечто унизительное, как «падение». Работа, такая же, как и остальные! Подумаешь, тело? Что с того, что тело? Что ему, убудет?
Колонии ширились, росли, как грибы после дождя, с каждым днем становясь все многолюднее и многолюднее. Новые бордели, самой разной направленности, всё увеличивающийся поток туристов из обычных и экзотических частей Земли… Дело с каждым годом приносило все больший доход, иногда достигающий половины колониального бюджета! Это для планеты, напичканной шахтами, карьерами, космодромами, складами и обогатительными заводами! Экспортирующей минералы миллионами тонн!
Теперь власти, даже если бы и задумали этот бизнес прикрыть, не смогли бы этого сделать, ни сами, ни с помощью церкви. Но они, в общем, и не стремились. Губернаторы всячески бизнес поддерживали, поощряя закрепление в самосознании рождающихся здесь аборигенов истин, отличных от менталитета коренной Империи. Это было выгодно…
…А потом стало поздно.
Со времен основания первой колонии сменилось несколько поколений, и за эти годы устоялось пренебрежительное отношение к тем, кто здесь живет. Дескать, местные мужчины — быдло, рабочий скот, трудящийся на благо метрополии; рабы, не имеющие права поднять голову, обслуживающий персонал. Женщины — сплошь подстилки, призванные лишь удовлетворять потребности землян, которые те не могут получить дома. Это отношение проявлялось и на Земле: стоило венерианам туда приехать, они становились объектами насмешек и презрения. Естественно, аборигенам это не нравилось, но империя была слишком сильна, чтобы как-то ей противостоять.
С годами пренебрежение усиливалось, накаляя обстановку, а население колоний, как и их экономическая мощь, росли в геометрической прогрессии. И в один миг люди, уже привыкшие к такому положению вещей, отчетливо понимающие, что они — не равноправная часть общей Империи, возмутились. Возмутились сильно, громя имперские ведомства, склады, предприятия, нападая на полицейских и военных, избивая и убивая напыщенных распальцованных туристов из коренных земель, коим не посчастливилось в этот момент здесь окаазаться. И впервые силы подавления всемогущего государства, раскинувшегося на трех континентах и пяти планетах, не смогли ничего им противопоставить.
Тогда магнаты, владельцы горного бизнеса, тяготящиеся давящей рукой императора, а также властью земной аристократии, выбивающей для себя льготы в ущерб местной, решили воспользоваться моментом и вложили в это недовольство деньги. Деньги и оружие.
Рвануло сильно. Война гремела долго, несколько лет, унесла много жизней, и имела катастрофические последствия для экономики. Проклятые имперцы, уходя, уничтожали ВСЁ!!! Всё, что могло приносить прибыль, за счет чего эти территории могли выжить в нечеловеческих адских условиях. Почти нетронутыми оставались лишь подземные коммуникации под бывшими городами, бомбоубежища, в которых прятались от войны люди. Вся инфраструктура, заводы, шахты и космодромы были разрушены. И в этот момент именно проституция, индустрия, не связанная с горной добычей и производством, помогла Венере, теперь уже независимому королевству, встать на ноги, восстановив из руин всю остальную промышленность. Встать быстро, и без кабальных внешних займов.
Поэтому здесь, в имперских секторах, слово «puta» не является сильным оскорблением. Да, неприятно, но не трагично.
Но я не из имперского сектора. Я — русский.
Наш сектор развивался по своим законам, более медленно, чем офонаревшие от грехопадения латиносы. Но зато надежно, на века, сохраняя обычаи и традиции предков метрополии. У нас в крови остались такие понятия, как «не правильно», «плохо», «нельзя», «некрасиво» или «стыдно». И мы гордимся этим. У нас своя культура, пятьдесят лет оккупации не уничтожили ее, как это произошло в других секторах. За это «имперцы» нас ненавидят. Но терпят. И издеваются, если это возможно. Как Толстый с дружками.
К тому же, срок был за НЕЗАКОННУЮ проституцию, а это нечто иное, нежели просто торговля телом. По «имперской» логике подразумевается, что это стыдно, ведь в контракте все прописывается четко, а без контракта клиент может делать все, что захочет. Вот эта вседозволенность и считается позорной, хотя то же извращение, но прописанное на бумаге, уже норма.
Бред!
Но я живу в этом бреде восемнадцать лет. В этой бредовой стране с её бредовыми законами. И нам некуда уехать: для бывшей метрополии мы — презренные «венериане». Там мы тоже станем отщепенцами, но если здесь нас терпят, мы родились на общей земле, в одном государстве, то там будем причислены к врагам и шпионам, чужакам, а это гораздо хуже.
— Слышь, чувак! Ты где летаешь? — Хуан Карлос помахал рукой мне перед лицом. Я очнулся. — Препод идет!
— Аааа… Ага! — потянул я, вновь раскрывая терминал, подсознательно ожидая новой каверзы. Нет, чисто.
— Ну, так что, ты идешь? — продолжал в прежнем ритме болтать Хуан Карлос.
— Куда? — не въехал я. И понял, что сегодняшняя лекция была посвящена не только линкорам.
— На «летучку», куда же еще! — обиделся он. — Я ему минут пять про нее пропихивал, а он даже не слушал!
— Извини… — я пожал плечами. — Немного мысли не те были.
— Да ладно! — друг «смилостивился» и махнул рукой. — Вторая попытка. Короче, завтра «летучка». Организуют какие-то скользкие типы из сената.
— Оппозиция? — уточнил я, хотя мог этого и не делать.
— А кто ж еще! — он довольно хмыкнул и задрал вверх нос. Я не разделял его любовь к противникам власти, но поскольку и любви к оной не испытывал, то относился ко всему спокойно. У всех свои причуды.
— Что делать будем?
В аудиторию зашел преподаватель, и мы перешли на шепот.
— «Будем»? Это типа ты выражаешь согласие? — усмехнулся Хуан Карлос, стараясь не шуметь.
— Не томи! Знаешь же, что пойду! — шикнул я.
— Демократию хоронить! — загадочно прошептал он и подмигнул, после чего бросил опасливый взгляд на математика.
Ничего себе, заявочка! Пожалуй, на такое стоит посмотреть.
— Во сколько?
— В десять. Я зайду. Пиво брать с собой, там его могут не продавать…
Ну, это как обычно. Рядом с акциями протеста студентов и учащихся никогда не продают спиртного. Во избежание. Хотя, это никогда не помогает.
