Аластер Рейнольдс - Космический Апокалипсис
— Но Цербер учится.
— Верно, но масштабы технического превосходства достаточно стабильны, возможно, именно благодаря бессмысленности способа, которым используются наши секреты. Здесь интуитивные прыжки почти не применимы, поэтому амарантянская система развивается линейно. Это все равно как если бы кто-то попытался раскрыть компьютерный код с помощью древних счетов. А поэтому я могу довольно точно определить, сколько им потребуется времени на то, чтобы достигнуть нашего нынешнего уровня. Сейчас они тратят примерно десять дней на каждые 3–4 часа нашего корабельного времени. Это дает нам фору примерно около недели. Вот тогда-то и начнется самое интересное.
— А разве это не интересно? — Хоури покачала головой, чувствуя — и уже не впервые, — что есть многое, чего она в Вольевой не понимает. — Но какой ценой достигается эта эскалация? Твой «Плацдарм» имеет в своем распоряжении весь архив арсенала?
— Нет, это было бы слишком опасно.
— Верно. Все равно что послать солдата в тыл противнику, нагрузив его всеми секретами, которыми располагает командование. А как же с обучением «Плацдарма»? Передаешь ему требуемые данные, только когда они становятся ему необходимыми? Разве это не так же рискованно?
— Ты права, происходит что-то в этом роде, но с высокой степенью защиты, гораздо более высокой, чем ты думаешь. Передачи зашифрованы с использованием одноразового шифровального блокнота. Случайный набор знаков указывает на изменения, которые должны быть внесены в каждый бит информации, содержащейся в сигнале. Надо ли добавить ноль или единицу. После того как сигнал зашифрован с помощью блокнота, враг не имеет никакой возможности расшифровать сигнал, не имея собственной копии блокнота, а эта копия спрятана неимоверно глубоко — за стенами из алмаза толщиной в несколько десятков метров, с гиперзащищенными оптическими подводками к контрольной системе ассемблера. Только в том случае, если «Плацдарм» подвергнется массированной атаке, может возникнуть угроза захвата блокнота. Тогда я немедленно прекращу передачу.
Хоури доела яблоко, включая и лишенную семян сердцевину.
— Значит, такая возможность все же есть, — сказала она после недолгого обдумывания.
— Возможность чего?
— Да прикончить все это. Мы же все этого хотим, не так ли?
— А ты не допускаешь, что урон, которого мы боимся, уже нанесен?
— Наверняка мы этого знать не можем. Однако давай предположим, что это не так. В конце концов все, что мы видели пока, — лишь слой камуфляжа, ниже которого расположен слой защитных вооружений, задача которых этот самый камуфляж защищать. Все это, конечно, удивительно, и самый факт, что технология нам абсолютно чужда, означает, что тут нам есть чему поучиться, но мы все равно не знаем, что за всем этим скрывается, — Хоури крепко стукнула кулаком по подлокотнику, как бы подчеркивая значение своих слов, что заставило Вольеву вздрогнуть. — Там есть что-то, до чего мы еще не добрались. Даже глазом не заглянули, и не заглянем до тех пор, пока Силвест туда не пробрался.
— А мы не позволим ему туда сунуть свой нос! — Вольева погладила свой игольный пистолет и заткнула его за, пояс. — Теперь тут хозяева — мы.
— И рискнем, что он покончит с нами, нажав на кнопку той штучки, что спрятана у него в окулярах?
— Но ведь Паскаль сказала, что это был блеф?
— Ага, и я верю, что она действительно так думает, — Хоури не надо было продолжать. Она просто подчеркнула свою мысль медленным наклоном головы, и Вольева поняла ее. — Есть лучшая возможность. Пусть Силвест отправляется, если хочет, но мы постараемся сделать так, чтобы проникнуть внутрь ему оказалось бы чертовски трудно.
— А под этим ты подразумеваешь…
— Ладно, скажу уж сама, раз ты боишься. Придется дать «Плацдарму» умереть, Вольева. Пусть победит Цербер.
Глава двадцать девятая
— Все, что мы знаем, — произнес Силвест, — это то, что «Плацдарм» Вольевой проник глубже внешней оболочки планеты. Возможно, в уровень, занятый машинами, которые я видел во время первого полета разведчика.
С тех пор как «Плацдарм» встал на якорь, прошло уже пятнадцать часов, и за это время Вольева не сделала ровным счетом ничего, отказавшись даже послать в недра планеты своих беспилотных шпионов.
— Похоже, функция этих машин — поддерживать существование камуфляжной оболочки. Они чинят ее, когда в ней возникают дыры, они поддерживают иллюзию реальности ландшафта, они собирают материалы, в которых нуждаются. Кроме того, это первая линия обороны.
— Но что лежит внизу? — спросила Паскаль. — Мы ничего не успели толком рассмотреть, когда раскрылась кора. Не думаю, однако, что машины стоят прямо на коренных породах. Не могу поверить, что за этим механизированным фасадом лежит самое обыкновенное планетное тело.
— Об этом мы скоро узнаем, — сказала Вольева и крепко сжала свои узкие губы.
Ее механические шпионы были просто смехотворны по своей примитивности. Они были даже проще роботов, которых Кэлвин и Силвест использовали в начальной стадии работы над Капитаном. Эта примитивность была частью главной идеи Вольевой — не дать Церберу ознакомиться с технологией более изощренной, чем это необходимо для решения первоочередных задач. Беспилотные устройства могли производиться «Плацдармом» в огромных количествах, и именно их многочисленность должна была восполнить нехватку у них собственного интеллекта. Каждое было размером с кулак и снабжено достаточным числом конечностей, необходимых для передвижения, а также глаз, что в первую очередь и оправдывало их существование. Мозги начисто отсутствовали — не было даже простейшей сети с несколькими тысячами нейронов. Не было даже таких мозгов, которые дают возможность среднему насекомому казаться весьма башковитым созданием. Зато у них было небольшое прядильное устройство, как у паука, которое производило оптическую нить, одетую изоляционным материалом. Управлялись они «Плацдармом». Все команды и вся информация передавались в обоих направлениях через оптический кабель, что гарантировало сохранение секретности.
— Кажется, мы обнаружили еще один слой автоматов, — заметил Силвест. — Возможно, это еще один уровень защиты. Но ведь должно же где-то быть и то, что надлежит вот так защищать?
— Да есть ли оно? — спросила Хоури, которая все еще продолжала держать свою зловещую плазменную винтовку нацеленной на Силвеста с той самой минуты, когда началось их совещание. — А не пали ли вы сами жертвой скороспелых соображений? Болтаете, будто там внутри есть драгоценное Нечто, до которого наши грязные пальчики недостойны даже дотронуться, поскольку существует вся эта камуфляжная оболочка. Чтобы обезьяны сюда не лезли, одним словом. А что, ежели там сидит просто какая-то большая бяка?
— Она, возможно, права, — поддержала Паскаль.
Силвест поглядел на винтовку.
— Не следует доводить себя до такого состояния, когда вам начинает казаться, будто в мире существует хоть одна возможность, которую я бы еще не рассмотрел, — сказал он холодно, не заботясь о том, кому он отвечает — Хоури или жене. Пусть понимают, как хотят.
— Бог с вами, такое мне и в страшном сне не приснится, — тут же парировала Хоури.
Через девяносто минут после того, как первый разведчик размотал свой кабель и исчез сквозь дыру в полом пространстве под корой планеты, Силвест увидел то, что его там ждало. Он не сразу смог разобраться в том, что открылось его взгляду. Гигантские, похожие на невиданных змей, формы — истерзанные и, насколько ему казалось, мертвые, высились над разведчиком точно трупы павших богов — переплетенные и сраженные. Невозможно было даже предположить, какие неведомые функции выполняли эти машины, хотя, вероятно, главной из них было обеспечение благополучия лежавшей над ними коры. Очевидно, именно в них проснулись к жизни молекулярные орудия, брошенные навстречу пришельцам. Сама кора фактически тоже являлась машиной, функция которой заключалась в поддержании сходства Цербера с обыкновенной планетой. У «змей» такой строгой специализации, видимо, не было.
Здесь было не так темно, как ожидал Силвест. Свет сквозь «рану» уже не просачивался, так как она теперь была прочно заткнута пробкой «Плацдарма». Зато «змеи» сами испускали слабое серебристое сияние, подобно кишкам некоторых глубоководных океанских существ, населенным биолюминесцентными бактериями. Функции этого свечения определить было невозможно, да, впрочем, их могло и не быть. Вероятно, это был случайный, побочный продукт амарантянской нанотехники. Как бы там ни было, благодаря свечению можно было видеть на десятки километров туда, где потолок или кора планеты сходился с горизонтом пола, на котором лежали кольца «змей». Еще какие-то громадные штуковины, похожие на корявые древесные стволы, поддерживали — без видимого порядка — крышу. Впечатление было такое, будто находишься в залитом лунным светом доисторическом лесу. Неба не видно, земля под ногами почти неразличима из-за густого подлеска. Корни деревьев сплетаются друг с другом, образуя сложную решетку. Все окрашено графитно-серым цветом. Таков пол этой полости.
