Джин Кавелос - Тень, что внутри
— Извините, сэр. Я не заметил. Я просто… Я не знал.
Джон поднял руку.
— Все в порядке, Тиммонс. Это ваша обязанность — при объявлении боевой тревоги добраться до своего места так быстро, как вы можете. Я ценю ваш энтузиазм. Выполняйте.
Тиммонс широко улыбнулся. С одной стороны головы его волосы были примяты, вероятно, со сна.
— Спасибо, сэр!
Он поспешил к системе наведения.
Теперь Уотли осознала, что капитан находится в отсеке, и приступила к своим обязанностям с весьма озабоченным видом. Джон переместился к внутренней стороне дверного проема.
Когда секундомер показывал 1 минуту 10 секунд канониры начали вбегать в отсек.
В 1 минуту 40 секунд явился лейтенант Росс. Старший артиллерист вряд ли мог служить хорошим примером. Он не выглядел запыхавшимся или неопрятным. На секунду он заколебался, увидев Джона, но потом продолжил путь к диагностическим системам, дважды проверил показания приборов, принял рапорты своих подчиненных и отдал приказы канонирам. Тридцатипятилетний здоровенный — шести футов шести дюймов ростом, — дюжий мужик, ходивший вразвалку и изрыгавший приказы сильным, устрашающим голосом. Тем не менее, было что–то в его мускулистой фигуре, быстрых движениях головы при любом изменении ситуации, в случайных остановках руки посреди жеста, что–то, выражающее неловкость. Черты его лица были мелкими и тонкими, что странно контрастировало с его могучей фигурой. Росс подтвердил, что люки трубы закрыты, а потом Уотли подключила оптические системы и включила первичное зажигание.
В 2 минуты 22 секунды после включения секундомера явились последние два канонира, явно не торопясь.
А в 3 минуты и 3 секунды в отсек прогулочным шагом вошел Спано.
— Меня оторвали от чтения очень важного письма из дома. Я только дошел до середины. Не могли найти время получше,… — увидев Джона, Спано остановился и замер. — Капитан.
Это слово не прозвучало приветливей, чем „сэр”. Опаловые глаза Спано излучали презрение.
Джон поднял секундомер.
— Сожалею, что побеспокоил вас, лейтенант.
Спано прошел к своему посту у контрольной системы, рядом с Уотли, набрал несколько команд. Он и не пытался скрыть свого плохого настроения. Его тон был вызывающим, он не старался, действовал вовсе без энтузиазма. Росс связался с мостиком.
— Орудийный отсек к бою готов.
— Будьте готовы, — ответил Корчоран.
Джон остановил секундомер.
— Три минуты сорок одна секунда потребовалась вам, чтобы достигнуть состояния боевой готовности. Тиммонс, по инструкции, сколько времени нужно для того, чтобы после объявления боевой тревоги привести орудия в состояние боевой готовности?
— Две минуты, капитан.
— Две минуты. И, тем не менее, у вас это заняло три минуты сорок одну секунду. Три минуты сорок одну секунду, за которые вражеский корабль может уничтожить нас. Лейтенант Росс, в чем, по вашему мнению, причина задержки? Были ли непредвиденные затруднения, такие, как повреждения на борту вследствие внезапной атаки?
— Нет, сэр, — прогрохотал Росс.
— Лейтенант Спано, что надо сделать, чтобы вы добирались до своего поста быстрее, чем за три минуты три секунды? Буду рад сделать ваш путь настолько гладким, насколько это возможно.
Спано быстро взглянул на Росса, но ничего не сказал.
— Спано!
Ноздри Спано раздулись.
— Сэр, я не спешил, потому что знал, что эта тревога учебная, сэр. Мы все прошли через множество учебных тревог, сэр. Мы знаем, что на самом деле в этом нет никакого смысла, сэр. Сейчас все в галактике — наши друзья, верно? Нравится нам это или нет. Да рак не горе свистнет раньше, чем мы всерьез применим нашу технику. Сейчас мы просто послы доброй воли с Земли. Нам надо лишь улыбаться и держать пальцы подальше от спускового крючка.
— Я удивлен, что тот, кто был на войне, будет так стремиться воевать снова, — сказал Джон.
Спано хмыкнул.
— Вы — герой. Что вам нужно от новой войны?
Почему именно это всегда было таким важным для всех, с кем он сталкивался? Проклятая война закончилась восемь лет назад. Он сделал то, что надо было сделать, ничего больше.
— Чем бы вы не считали эту тревогу, учением или нет, — Джон шел от одного к другому, заглядывая каждому в глаза, — ваша обязанность — добраться до своего поста как можно быстрее и привести корабль в состояние боевой готовности. Если кто–то из вас не способен исполнять свои обязанности, то я могу освободить вас от них, — он остановился напротив Росса. — Я жду результатов. И я хочу получить их немедленно. Лейтенант Росс, вы способны сделать так, чтобы ваш отсек выполнял задание в соответствии с уставными стандартами?
— Я приложу все усилия, сэр, — прогремел Росс. В суровой складке его губ Джон видел сопротивление.
— И эти ваши „все усилия” будут лучше, чем то, что я наблюдал здесь сегодня?
Сейчас Джон увидел, что Росс задумался над тем, как ответить на этот вопрос. Его губы еще сильнее сжались.
— Разрешите говорить открыто, сэр?
— Хорошо. Облегчите душу.
— Сэр, я думаю, что многие артиллеристы чувствуют, что вы давите на них, потому что ваши боевые заслуги превосходят их. Вы уничтожили „Черную звезду”, а мы служили под командованием капитана Беста, который проявил себя трусом в Битве на Рубеже.
— Это смешно, — сказал Джон, и тут же пожалел о сказанном. Такт. Анна всегда напоминала ему об этом.
— Верно, — сказал Спано. — Это смешно. Он — не герой. Расположить мины и потом послать ложный сигнал бедствия — не метод героя.
Спано вообще не имел представления о дисциплине. Он не должен ни минуты оставаться в армии. Видимо, капитан Бест позволял ему вести себя как угодно, возможно, даже поощрял такое поведение. Джон должен обвинить Спано в нарушении субординации и отдать его под трибунал. Возможно, ему надо применить подобную меру не только к Спано, но и к Россу, Уотли, нескольким канонирам и некоторым членам экипажа из других отсеков. Но он чувствовал, что сначала надо дать им шанс исправиться, или, возможно, как предлагал генерал, перевести их на другое место. Они не были новобранцами. Эти люди долгие годы служили в Космофлоте. Они вели себя так, как их приучили.
Космофлот должен был научить Спано тому, что значит быть офицером. Космофлот в лице капитана Беста распустил его. Политика и связи дали Бесту „Агамемнон” и позволили ему портить офицеров, попавших под его командование. Сейчас Космофлот в лице Джона Шеридана отвечает за это. Если Спано, Росс и другие смогут измениться, то он хотел бы предоставить им такую возможность. Им следует выучить, что это значит — носить форму Космофлота. А ему надо выучить, что действия капитана Беста вышли боком его команде.
— Я именно это и имел в виду, когда сказал, что мы все начнем здесь с чистого листа. Никаких обвинений против капитана Беста. И, уж точно, никто из вас не отвечает за все, что он мог или не мог сделать.
Джон резко махнул рукой, повысив голос:
— Я гоняю вас потому, что состояние вашего отсека неприемлемо. Хуже того, вас это совершенно не беспокоит. Но для меня эта форма имеет значение: служба в Космофлоте имеет значение. Это значит, что каждую минуту надо стараться изо всех сил, командовать этим кораблем, прилагая все способности, не сдаваться, как бы ни устал, как бы ни разочаровался, как бы мне все это ни надоело. Посвятить жизнь чему–то более важному, чем я сам, какой–то большой цели. И я намерен сделать так, чтобы каждый на борту этого корабля соответствовал этим требованиям.
Лицо Спано вспыхнуло.
— Вы считаете, что можете научить нас тому, как управляться с лазерным орудием, когда мы делали это на протяжении многих лет? Может быть, вам лучше научить нас ставить мины? С лазерным орудием мы уж как–нибудь сами справимся.
— Лейтенант Спано, — мрачно произнес Джон, — вы нарушаете субординацию. С этой минуты и до следующего уведомления вы находитесь под домашним арестом в своей каюте.
Спано, сверкая глазами и раздувая ноздри, отдал честь и вышел.
— Все свободны, кроме лейтенанта Росса, — Джон подождал, пока все канониры и остальные офицеры вышли.
Росс выпрямил свое могучее тело и приготовился к разносу.
Спано нужен урок дисциплины, быстрый и жесткий. Но Росс — другое дело. Что–то глодало его изнутри уже долгое время. Прослужив в армии так долго, Джон смог это уловить в его уставной позе, резких строгих чертах, в громком ревущем голосе.
Джон встал перед Россом так, чтобы видеть его глаза.
— Лейтенант, я понимаю, что жить в тени слухов о поведении капитана Беста в Битве на Рубеже не очень приятно для вас и вашей команды. Это как будто несмываемое клеймо на плече каждого из вас. Но я чувствую, что корни вашего сопротивления уходят намного глубже. Намного дальше, чем у тех офицеров, кто служил с капитаном Бестом на „Афине”. Когда я познакомился с членами экипажа и изучил их послужные списки, то обнаружил, что мое впечатление практически о каждом члене экипажа противоположно мнению капитана Беста. Каково ваше мнение о методах оценки команды капитана Беста?
